Страница 111 из 157
— Вот так так!
Я от души расхохотался, как всегда в таких случаях, но он хриплым голосом, напоминающим рык шакала в Скалистых горах, спросил, какого черта я раскудахтался, и я тут же прекратил, как отрезал, дальнейшее веселье. Я всегда находил, что Сыр, если его раздразнить, довольно страшен. Когда-то в Оксфорде я в минуту слабости, сбитый с толку дурными советчиками, вздумал было заняться греблей, а тренером при нас был как раз Чеддер по прозвищу Сыр. Мне до сих пор вспоминаются некоторые его высказывания насчет моего брюха, которое я, по его мнению, справедливому или нет, — другой вопрос, выпячивал. Можно подумать, что волжским бурлакам и сплавщикам леса выпячивать живот строго запрещается.
— Я всегда смеюсь, когда слышу о чьем-нибудь обручении, — пояснил я мирно.
Это, похоже, его не размягчило — если я правильно употребляю это слово. Он продолжал пламенеть.
— У тебя есть возражения против моей помолвки?
— Нет, нет!
— Разве я не имею права обручиться?
— Ну, разумеется.
— Что значит: «Ну, разумеется»?
Я и сам толком не знал, что значит: «Ну, разумеется», может быть, просто «Ну, разумеется» и больше ничего? Все это я попытался ему втолковать, позаботившись о том, чтобы в моих речах звучала утешительная нота. Он вроде бы немного подобрел.
— От души надеюсь, что ты будешь очень, очень счастлив, — произнес я.
Он поблагодарил, правда, сдержанно.
— И девушка хорошая?
— Да.
Ответ без лирики, но мы, Вустеры, умеем читать между строк. Глаза его стали закатываться, лицо цветом и выражением уподобилось благоговейному помидору. Сразу видно, что человек влюблен, как сорок тысяч братьев.[108]
Тут мне пришла в голову одна мысль.
— Это не Нобби? — уточнил я.
— Нет, Нобби помолвлена с Боко Фитлуортом.
— Неужели?
— Да.
— А я и не знал. Кажется, он мог бы мне сказать. Значит, Нобби и Боко охомутались?
— Да.
— Ну и ну. Я вижу, смеющийся Бог любви хорошо потрудился в Стипл-Бампли и окрестностях.
— Да.
— Ни минуты простоя. Работа в две смены. А твоя нареченная тоже из тех мест?
— Да. Ее фамилия Крэй. Флоренс Крэй.
— Что-о?!
Это слово сорвалось у меня с языка с некотором подвыванием, и в ответ он вздернул одну бровь. Наверное, каждый Ромео испытывает легкий шок, когда приятели начинают подвывать, услышав имя его возлюбленной.
— А в чем дело? — спросил он с некоторым напрягом.
Этот возглас с подвыванием вырвался у меня, естественно, от счастья и облегчения. Представляете, ведь если Флоренс связана узами с ним, тогда опасность, перед которой я трепетал, считай, больше надо мной не висит. Спиноза там или не Спиноза, но факт тот, что Бертрам выходит на свободу. Только разве ему это объяснишь?
— Да так, ни в чем, — отвечаю.
— Ты с ней знаком, что ли?
— Да, случалось встречаться.
— Она никогда о тебе не говорила.
— Неужели?
— Ни единого раза. Давно ты ее знаешь?
— Порядочно.
— Вы хорошо знакомы?
— Неплохо.
— Что именно ты подразумеваешь под словом «неплохо»?
— Ну, довольно хорошо. Достаточно хорошо.
— Как вы познакомились?
Меня начала разбирать тревога. Еще вопрос-другой, и он дознается, что его нареченная была некогда знакома с Бертрамом очень даже близко, гораздо ближе, как я уже упоминал, чем ему бы этого хотелось; а ни одного новоявленного жениха не обрадует известие, что в списке у своей избранницы он, оказывается, стоит не под первым номером. Ему бы хотелось услышать, что дама его сердца безвылазно сидела в башне у окна и проглядела все глаза в ожидании, когда он прискачет к ней на белом коне.
Ну, и я стал лавировать, как мог. Кажется, слово «лавировать» здесь подходит, но надо будет удостовериться у Дживса.
— Ее зверский папаша женился на моей ужасной тетке.
— То есть, леди Уорплесдон — твоя тетка?
— А то!
— А раньше ты ее не знал?
— Знал вообще-то. Но слегка.
— Понятно.
Он продолжал всматриваться в меня, словно какой-нибудь следователь из ФБР, беседующий с подозреваемым, и признаюсь без стыда, что ручкой зонта смахнул со лба каплю холодного пота. Тревога по-прежнему терзала меня, не покладая рук, и даже не по-прежнему, а еще энергичнее.
Я осознал теперь то, что поначалу ускользнуло от моего взгляда: отнеся его к разряду Ромео, я ошибся в диагнозе. Правильнее было бы поставить его в один ряд с другим шекспировским героем — Отелло. Очевидно, наш старый приятель Сыр принадлежит к тем нервным женихам, которые рыщут по окрестностям, готовые в бешенстве выпустить, кишки из любого жителя округи, которого, по их мнению, можно заподозрить в прошлом или настоящем знакомстве с предметом их обожания. И узнай он даже в самых общих чертах о том, что было между мной и Флоренс, как в нем сразу же проснется и ощерится свирепый пещерный человек.
— Я сказал «слегка» в том смысле, что мы были всего лишь знакомы.
— А-а, всего лишь знакомы?
— Всего лишь.
— Просто встречались раз или два?
— Вот именно. Ты это совершенно точно выразил.
— Понятно. Я спрашиваю, потому что мне показалось, будто тебе стало как-то не по себе, когда ты услышал о нашей помолвке.
— Мне всегда как-то не по себе, когда близится время обеда.
— Ты весь передернулся…
— Это у меня тик.
— И словно бы охнул. Как если бы это известие было тебе неприятно.
— Ну, что ты!
— Ты уверен?
— Совершенно.
— Вы же были не более чем знакомы?
— Именно что не более.
— И все-таки странно, что она ни разу о тебе не упомянула.
— Ну, ладно, я пошел, — переменил я тему и ушел.
ГЛАВА 4
Домой Бертрам Вустер возвращался грустный и озабоченный. К тому же еще ощущалась некоторая дрожь в коленках. Вышеописанная сцена потребовала от меня большой затраты нервной энергии, если я правильно выражаюсь, а на это уходит слишком много сил.
Поначалу от сообщения Сыра у меня действительно гора с плеч свалилась. Я и теперь, закатывая глаза к небу, продолжал возносить безмолвную хвалу Господу. Но мы, Вустеры, как правило, думаем не только о себе, и мысль о том, какая беда грозит этому человеку, наполнила меня под самую завязку ужасом и состраданием. Я понял, что настал момент срочно организовать движение «Спасем Чеддера по прозвищу Сыр». Хотя он мне и не совсем уж такой закадычный друг, как, скажем, Боко Фитлуорт, но все-таки надо же иметь жалость. Я помнил, каково мне было, когда надо мной нависла реальная опасность, что Флоренс Крэй поведет меня к алтарю.
Как он до этого докатился, мне не надо было объяснять. Первопричина состояла в его идиотском стремлении усовершенствовать свою душу, именно оно привело его к мученическому концу. Таких флегматичных здоровяков, как он, обычно притягивают высоты духа.
В деле усовершенствования души все зависит от того, что Дживс называет психологией индивидуума, одни к этому склонны, другие — наоборот. Взять, например, меня. Я бы не сказал, что у меня такая уж великолепная душа, но какая есть, она меня вполне устраивает, я вовсе не хочу, чтобы кто-нибудь совался ее усовершенствовать. «Не прикасайтесь, — говорю я. — Оставьте мою душу в покое. Она мне как раз впору».
Другое дело Сыр. Остановите его на улице и предложите впрыснуть ему в душу духовного витамина — вы найдете в нем восприимчивую аудиторию и последователя, готового испробовать на себе любое средство. Флоренс, должно быть, показалась ему самым подходящим для этого средством, и, наверное, он с удовольствием листал «Типы этической теории», находя, что им как раз место в солдатском ранце на марше.
Но возникает вопрос — и от этой мысли борозды ложатся на чело — надолго ли его хватит? Я хочу сказать, допустим, теперешнее положение ему нравится, но представьте себе, в один прекрасный день он присмотрится к своей душе, увидит, насколько она усовершенствовалась, и скажет: «Чудно. Хорошего понемножку. На этом поставим точку». И тут-то обнаружится, что он навеки связан по рукам и по ногам с особой, у которой никакой точки даже в мыслях нет. От этой несчастной доли, иногда именуемой «горьким пробуждением», мне и захотелось его спасти.
108
Искаж. слова Гамлета над могилой Офелии. В. Шекспир. «Гамлет», акт 5, сц. 1.