Приговор

К груди Хоакина несколько раз прикладывали электроды, и после этого сердце снова забилось. И в ту же секунду врачи и сестры исчезли, словно были привидениями. Дик повидал на своем веку много реанимационных бригад, но никакие мог привыкнуть к этому зрелищу. Однако теперь был особый случай: на больничной кровати лежал его друг и его встряхивали электротоком, будто тряпичную куклу.

Когда прибежала Пат, Дик и Мария стояли у кровати Хоакина и читали «Радуйся, благодатная!». Пат запыхалась и ждала возле них, пока они не кончили.

— Что случилось?

— У него остановилось сердце, — ответил Дик.

— А сейчас в порядке?

— Надо надеяться. Сестра сказала, что жизненные показатели стабилизировались.

Пат понимала, что почти нереально оторвать Марию от любимого, но решила попробовать.

— Мария, у нас пятнадцать минут, чтобы добраться до дворца правосудия. Если ты не дашь показаний, все, что сделали Хоакин, Дик, ты и Джек, пойдет прахом. — Она исключила себя из этого списка, хотя сделала не меньше других.

— Не могу его оставить, — в отчаянии проговорила Мария.

— Надо. Хоакин сказал бы тебе то же самое. — Пат не хотела использовать раненого для своих аргументов, но у нее не оставалось выбора.

Мария посмотрела на Дика.

— Поезжай, — сказал тот. — Пат права: Хоакин сказал бы то же самое. Он протянул Пат ключи.

— Некогда возиться с машиной. Бежим. Будем надеяться, что успеем.

Судебный пристав убирал телевизор, когда женщины, запыхавшись, вбежали в зал. Пат заметила на лице Джека облегчение.

— Вызывайте следующего свидетеля, — предложил судья.

— Штат приглашает Марию Лопес, — объявил Джек.

Мария вышла вперед и принесла присягу.

— Назовите для протокола вашу фамилию, — попросил Джек. Она стояла с отрешенным лицом и ничего не говорила.

— Мэм, — повернулся в ее сторону судья, — вы должны ответить на вопрос.

— Мария Лопес. — Ее глаза по-прежнему невидяще блуждали.

— Где вы в настоящее время работаете?

— В канцелярии прокурора штата — секретарем. Джек решил ее немного направить.

— То есть моим секретарем?

— Да.

— А до того, как пришли работать ко мне, служили в полицейском управлении Бэсс-Крика? Так?

— Так.

— Вы работали лично на обвиняемого Уэсли Брюма?

— Да.

— В качестве секретаря?

— Да. — Наводящие вопросы кончились, теперь ей предстояло собраться.

— Мисс Лопес, как долго вы работали в полицейском управлении? — Ответа не последовало. Джек повторил вопрос: — Мария, сколько времени вы работали в полицейском управлении?

— Протестую! — Джимми Дикарло вскочил со стула. — Обвинитель обращается со свидетелем запанибрата.

Мария посмотрела на адвоката, перевела взгляд на Клея Эванса, затем на сидящего подле него Уэсли Брюма — негодяя, который, как ей было известно, стрелял в Хоакина.

— Пятнадцать лет, — твердо ответила она, прежде чем судья успел решить, принимать или отклонить протест.

— Обвинитель, воздерживайтесь оттого, чтобы называть свидетеля по имени, — предупредил Джека Стэнтон. — А вы мэм, должны повременить с ответом, если заявлен протест. Вы меня поняли.

Мария повернулась к судье:

— Да, сэр.

Джек решил, что в этот момент она вернулась к действительности.

— Мисс Лопес, расскажите присяжным, какую должность вы занимали в полицейском управлении Бэсс-Крика.

— Первые семь лет была секретарем приемной, затем секретарем мистера Брюма.

— Мисс Лопес, я хочу вернуть вас в день 24 января 1986 года. Какую должность вы занимали в то время?

— Секретаря приемной.

— Каковы были ваши служебные обязанности?

— Отвечала на телефонные звонки, вскрывала и разбирала корреспонденцию, печатала. И прочее в том же роде.

— Вы помните, что произошло в тот день?

— Да.

— Почему он вам запомнился?

— В тот год, кажется, в марте, я давала показания на слушаниях об обжаловании. Недавно вы мне продемонстрировали расшифровку стенограммы моих слов.

— Что произошло в тот день?

— Мистер Брюм привез на допрос Руди Келли, а затем в участок явилась его мать Элена и потребовала, чтобы ей разрешили увидеться с сыном.

— Вы помните, когда она пришла в полицейский участок?

— Да. В пятнадцать часов шестнадцать минут.

— Почему вы так точно запомнили время?

— Элена настояла, чтобы я занесла его в регистрационный журнал. Мою запись присовокупили к делу. Кроме того, недавно я читала расшифровку своих показаний.

— Вы тогда позволили Элене увидеться с сыном?

— Нет.

— Почему?

— Детектив Уэсли Брюм приказал мне ее не пускать. Через некоторое время к ней вышел другой детектив, Дел Шортер. Но самой Элене не позволили пройти в участок и поговорить с сыном. Детектив Брюм увел его в специальную комнату для допросов.

С этого момента Джек прибавил темп. У него имелось письмо, обозначенное как улика номер шесть. Он подал его Марии. Это была сделанная Хоакином копия того самого письма от 2 мая 1986 года, которое Трейси Джеймс направила Клею Эвансу. Хоакин как-то упомянул о нем при Марии, и она вспомнила, что видела письмо погибшего адвоката в кабинете Уэсли Брюма. Они рассказали об этом Джеку. До разговора с ними Джек не представлял, каким образом использует в качестве доказательства письмо. Трейси уже нет. Клей скорее всего не станет давать показаний. Хоакин имел копию, но никоим образом не мог подтвердить, что Трейси Джеймс отослала письмо Эвансу и тот его получил. То, что Мария видела его в кабинете Брюма, меняло дело. Но Джек понимал, что с допустимостью доказательства дело обстояло не просто.

— Вы видели раньше то, что мы именуем уликой номер шесть?

— Да, видела.

— Что это такое?

— Письмо от 2 мая 1986 года от Трейси Джеймс Клею Эвансу.

— Кто такая Трейси Джеймс?

— Частный адвокат, представлявшая Руди Келли до того, как дело передали государственному защитнику.

— Когда вы видели это письмо?

— Примерно в то самое время, когда оно было написано, может быть, несколько дней спустя. Прокурор Клей Эванс пришел в полицейское управление встретиться с Уэсли Брюмом, чего никогда раньше не делал. Они разговаривали в его кабинете. Я вошла, поскольку мистер Брюм должен был срочно подписать какую-то бумагу. Письмо лежало на столе. Пока детектив Брюм читал переданный ему на подпись документ, я стояла за его левым плечом и читала письмо. Выходя из кабинета, я слышала, как мистер Брюм заметил: «Она что, шутит?» Клей Эванс не ответил, а если ответил, я не слышала.

Джек обратился к судье:

— Я хотел бы приобщить вещественное доказательство номер шесть к делу.

— У меня несколько возражений, — вмешался Джимми.

— Подойдите, — распорядился судья.

Когда представители сторон приблизились к кафедре, адвокат завел долгую речь, почему письмо не следует приобщать к вещественным доказательствам.

— Я его до этого ни разу не видел.

— Я его вам посылал в ответ на ваше требование предъявления доказательств, — возразил Джек. — Письмо значится в моем предварительном списке улик.

— Другие причины? — покосился на Джимми судья.

— Это показание с чужих слов. Единственный способ приобщить письмо к доказательствам — выслушать Трейси Джеймс или Клея Эванса. Но Трейси Джеймс мертва, а мой клиент не собирается давать показаний.

Судья повернулся к Джеку:

— Ваш ответ.

— Ваша честь, Трейси Джеймс нет в живых, и мы имеем возможность воспользоваться исключением из правила показания с чужих слов, которое вступает в силу, если человек умер. В любом случае это письмо нельзя считать показанием с чужих слов, поскольку мы представляем его не ради его содержания, а чтобы продемонстрировать, что оно было отправлено и получено.

Судья посмотрел на Джимми, который понятия не имел, что сказать. Если бы он задал правильные вопросы, то обнаружил бы, что в тот день Клей Эванс покинул полицейское управление с письмом в руке, а то, что Джек показывал Марии, лишь копия Хоакина. Но Джимми был сбит с толку, и его мысль работала слишком медленно.