Страница 5 из 15
Так и произошло, что он ходил, ходил и увидел объявление на воротах дяди Тумбы, такое зеленое-презеленое объявление о том, что здесь продают то, что кому требуется. Малышу требовался зуб, и он зашел, и прямо от ворот увидел престранное зрелище: посреди двора стоял сам дядя Тумба и пускал мыльные пузыри. Пускал, судя по всему, для собственного удовольствия, а еще для удовольствия двух сухоньких старушек, этаких божьих одуванчиков, которые зашли что-то купить, но что именно по дороге забыли, а пока вспоминали, дядя Тумба учтиво ждал, а потом спросил, а не пришли ли милые подружки купить у него устройство для пускания мыльных пузырей…
— Вы ведь помните, — произнес он с легкой улыбкой, — что совсем недавно, всего лет семьдесят — восемьдесят тому назад, вы ужасно любили пускать мыльные пузыри и были такие хохотушки… А пускали вы с крылечка дома или из окна, а иногда прямо с крыши, уж как вы забирались туда, ума не приложу. Но однажды мне пришлось вас с этой крыши снимать по просьбе ваших родителей! А все мыльные пузыри!
— Пузыри? — спросила старушка в белом чепце. — Вообще, пузырь у меня вовсе неплох, хотя иногда покалывает вот тут, — она указала, — в боку.
— Мыльные? — Подхватила ее подружка, была она одета в черный чепец. — Но зачем нам мыло, мы на днях приобрели дивный стиральный порошок «Ариэль», и нам не нужно никакого мыла.
— Да, да, это правда, — перебила ее компаньонка. — Мы запускаем его в стиральную машину, но она так грохочет, так грохочет, особенно когда она выжимает белье!
— Но выжимает она прекрасно!
— Нет. Нет. Нет. Нет. — Произнес дядя Тумба, и сморщился будто его пробило грохотом от той стиральной машины. Он даже уши заткнул, чтобы показать, как ему неприятно слышать о каких-то машинах. — Не говорите о них, — попросил он жалобно. — Для мыльных пузырей не нужно никаких, вы слышите, ни-ка-ких машин, которые гудят, а лишь маленькое блюдечко с мыльной пеной да еще трубочка, в которую надо дуть. Но, может, вы хотели приобрести бумажного змея? — учтиво спросил он.
— Ох, — сказала одна, — я до смерти боюсь змеев. Они к тому же мокрые.
— Нет, сырые, — добавила другая.
Пока подруги спорили, дядя Тумба извлек из кармана блюдечко с мыльной водой, окунул в него трубочку, дунул — и возник маленький пузырь, который все увеличивался в размерах и постепенно наливался красками, разными, и еще сверкал серебром, покачиваясь и меняя форму, пока вдруг не оторвался от трубочки и не полетел, сверкающее на солнце чудо, отразившее как в зеркале и дворик с розами, и дядю Тумбу, и самих старушек, восхищенно задравших голову, так что у одной белый чепец съехал на затылок, и она даже не заметила!
Красота — это всегда чудо, и всегда лишь на миг, дети об этом знают. Да и каждый ребенок тоже чудо, и тоже на миг, пока не вырос, как и роза во дворе, и блестящий солнечный день, и сами старушки, теперь они об этом вспомнили. Они вдруг оживились и захихикали, и затрепетали от давних и напрочь забытых ими чувств, вот что с ними наделал один-единственный запущенный в небо пузырь.
И тут они и сами не заметили, как это произошло, они получили по трубочке, точно такой, какая была у дяди Тумбы, да еще блюдечко с мыльной пеной, одно на двоих, и стали каждая выдувать свой собственный пузырь и выдули, и их пузыри тоже полетели. Но еще парил над двором первый, очень большой и очень красивый пузырь, он пролетел над флюгером, над вьющимся по стене виноградом, странным зигзагом прошел мимо кустов розы, норовя присесть на скамеечку, но не присел, а почему-то притянулся к бороде дяди Тумбы, и тут вдруг исчез, рассыпавшись на миллион цветных брызг и повиснув на бороде мутными капельками.
Даже наш герой, малыш по имени Сандрик, и тот засмотрелся, забыв про свой несчастный потерянный зуб, но вскоре опомнился, нащупал языком злополучную дыру, с которой, хоть умри, он не станет появляться в детском саду, где может встретиться красивая девочка по имени Настя, зазноба с золотой косой, которую она сама заплетает. Ну, как он появится перед Настей без зуба! Вот у старушек, даже у них — Сандрик успел заглянуть в приоткрытые от изумления рты, — и там (везет же людям!) были все зубы.
То ли от отчаяния, то ли от жалости к самому себе, но вовсе не от хулиганства, в котором его потом упрекали, Сандрик подлез под жаркую, как шерстяное одеяло, бороду дяди Тумбы и попал прямиком к нему в карман. Туда нельзя было не попасть, такой он огромный, с отверстием, похожим на пещеру, и, подобно пещере, темный и глубокий, как пропасть.
Но Сандрик о пропасти подумал после, а когда полез, он ничего не знал и просто провалился, как проваливаются в яму, и тут же ухнулся на мягкую под-стилку и даже не ушибся. Можно было подумать, что подстилку приготовил кто-то специально для всяких там любителей чужих карманов, когда они туда лазают, рискуя свернуть шею в темноте и неизвестности. Подстилка же была из прошлогодних листьев, а вокруг росли деревья да кустарники, это был, как выяснилось, огромный парк. Судя по всему, очень старый и ухоженный парк, деревья были огромные, вековые, с высокой куполообразной кроной, похожей на громадные зонтики. Трава в парке была очень зеленой, низко постриженной, но совсем не колкой, там и сям, в разных местах между низкими зарослями алели кусты диких роз и цвел жасмин.
Но всю эту красоту Сандрик разглядел не сразу, первой он увидел девочку, совсем рыженькую с задранным носиком в веснушках и двумя косичками торчком. Девочка гуляла по парку, но гуляла странно, она обходила каждое дерево вокруг, раз и другой, а иногда третий, и лишь после этого шла к другому дереву, а так как деревьев было много, то она почти не приближалась к Сандрику, и ему пришлось сделать ей навстречу несколько шагов.
— Здравствуй, — сказал он и рукой прикрыл рот. — Ты откуда?
Получилось, кажется, не лучше, чем прежде, но девочка его поняла. Она даже не напрягалась, чтобы его понять. И она не удивилась появлению самого Сандрика, будто они встречались тут каждый день.
— Что значит — откуда? — спросила она на ходу, делая полукружие вокруг огромного коряжистого ствола. — Разве не видно, я тут гуляю.
— Зачем? — поинтересовался он.
— Мне нравится, — был ответ. Девочка при этом вовсе на него не смотрела, а разговаривала будто с деревом, которое она обходила. Она проделала два полных круга и направилась дальше, а Сандрик медленно побрел за ней.
— Но зачем ты так гуляешь? Ты думаешь это интересно?
— Мне интересно, — проговорила девочка, глядя себе под ноги. — А тебе нет?
— Вот еще! — сказал он и проделал вслед за девочкой еще один круг, потом высчитал ее траекторию и встал так, чтобы оказаться на ее пути, а не торчать, как хвост, за ее спиной.
— Ладно, — произнес нахмурясь. — Если тебе охота, крутись, сколько влезет. А как надоест, я что-то тебя спрошу.
— Ты рассуждаешь, прям, как моя мама! — сказала, удивившись, девочка и вдруг остановилась. — Мама никуда меня не пускает.
— Как это — никуда?
— Никуда — значит никуда. Она считает, что я должна быть около ее ноги! Мама в магазин — и я с ней, мама в парикмахерскую — и я… Как песик, представляешь, только ошейника нет.
— А, ты сбежала? — догадался Сандрик.
— Зачем же, — отвечала девочка, приглядываясь к соседнему дереву и даже делая шаг в его сторону. — Я пришла к дяде Тумбе и попросилась погулять… В кармане. Этот парк вообще для тех, кто хочет сам по себе гулять. Разве ты не понял?
Сандрик кивнул. Было видно, что девочка так и гуляла, как ей хотелось, а хотелось ей гулять очень чудно. Но разве зуб, который он ищет, это не чудно?
Он вспомнил про зуб, и стало тошно. Поколебавшись, решил спросить:
— А ты не знаешь, — поинтересовался небрежно, как о чем-то таком, что его не очень-то интересует. — Зубы тут какие-нибудь имеются?
Он думал, что девочка удивится и спросит, а зачем ему надо знать про зубы или что-нибудь еще глупей, но рыженькая, возникнув из-за ближайшего дуба, просто ответила:
— Конечно, имеются.