Страница 148 из 153
На минутку это сбило Булпита. При данных обстоятельствах пригласить ее он вряд ли мог. Потом на него снизошло озарение.
— Значит, смотрите… то есть, я хотел сказать — слушайте. Сложения я приблизительно как лорд Эббот.
— Сэр Бакстон Эббот.
— Вам виднее. Главное, пойдите, стащите его брюки.
— Сэра Бакстона Эббота?
— Именно. Его. Тащите поскорее, оставьте там на коврике и стукните. Доехало?
— Впа-алне.
— Отлично. — И Булпит снова залез в кровать.
Хотя голос был хорошо слышен через деревянную дверь, гамма выражений лица оставалась для Булпита невидимой. Если б он мог наблюдать, то, пожалуй, заметил бы, что просьба похитить брюки сэра Бакстона воспринята неодобрительно — брови вскинулись, губки поджались. Профессиональная секретарша не обшаривает шкафы своего хозяина, не грабит его. Предложение откровенно ее шокировало.
Именно по этой причине, отойдя от двери Синей комнаты, она не отправилась в комнату баронета, а поспешила к скромным апартаментам, отведенным Табби Ванрингэму.
Конечно, она бы предпочла зайти к кому-то еще. Хотя она и полагала, что Табби за обеденным столом и вряд ли прервет ее поиски, ей не хотелось иметь с ним никаких отношений, даже таких окольных, как кража одежды. Но выбора не оставалось. Булпит особо оговорил: сложением он напоминает сэра Бакстона. Табби же был единственным жильцом примерно таких же габаритов. Полковник Тэннер — долговязый и жилистый, как и Bo-Боннер, и Проффит. Даже мистер Биллинг, и тот похож на них. Только набег на Табби мог принести одеяние нужного размера.
Пруденс прокралась в его спальню, зажгла свет и подошла к шкафу. Сердце у нее частило, когда она снимала брюки, словно спелый плод с дерева, но с тем, как оно припустилось вскачь секунду спустя, это нельзя и сравнить. Она обернулась на внезапное восклицание и увидела в дверях их владельца.
Одет Табби был более чем легко — полотенце да узенький британский флаг. Но он и настолько бы не приблизился к стандарту элегантности, не обладай он волей, превосходящей волю Пика: когда дошло до дележки немногочисленных тряпок, оставшихся на «Миньонетте» после визита леди Эббот, он победил. Адриану пришлось довольствоваться куском мешковины.
Долгую минуту Пруденс таращилась на него; ужас боролся со скромностью. Затем, тоненько вскрикнув, как изысканный зверь, попавший в ловушку, она попятилась к стенке.
Распространяться детально о чувствах Табби и Адриана, когда, вернувшись после плавания, они обнаружили, что произошло на «Миньонетте», летописцу ни к чему — он уже рассказывал, как реагирует человек на подобные открытия. Достаточно заметить, что расстроились оба не на шутку. Чувство утраты у них было даже острее, чем у Булпита, — у того имелась хотя бы удобная кровать, где он мог скрыться, вынашивая планы. Только после того как поиски в салоне принесли неоткупоренную бутылку, Табби сумел, наконец, взвесить ситуацию с хладнокровием и рассудительностью.
Виски было паршивеиькое, так как Дж. Б. Аттуотер, снабдивший им Булпита, специализировался на пиве в розлив, остальной погреб его мало заботил, но все-таки оно стимулировало мыслительные процессы. Очень скоро Табби вспомнил, что в его спальне имеется большой и разнообразный гардероб, и понял, что надо терпеливо выждать психологически подходящего момента, а там — отважиться на пешую прогулку через деревню. Идти придется босяком, но иначе не добраться до сокровищ.
Момент наступит, решил он, между восемью и девятью часами, когда обитатели Холла соберутся за обеденным столом, никто не будет слоняться на лестницах и не заметит двух молодых людей, одного — в мешковине, другого — в полотенце и флаге. С этой минуты сквозь тучи проглянуло солнышко.
Адриану не досталось справедливой доли из бутылки, и его коробило при мысли, что придется идти в Уолсингфорд Холл, хоть в таком костюме. Поэтому солнце для него воссияло тусклее. Лишь страх застрять здесь на неопределенный срок, спасаясь от холода мешковиной, придал ему смелости. Он все-таки отправился с Табби и теперь скрывался в стенном шкафу при кабинете сэра Бакстона, ожидая минуты, когда вернется лидер, нагруженный одеждой. В чернильных потемках, устроившись на подшивке «Иллюстрированной Газеты Деревенского Джентльмена», он уповал на лучшее.
После короткого восклицания Табби и резкого вскрика Пруденс пала тишина. Табби тревожило, крепко ли держится флаг, он нервно хватался за него, поэтому беседу пришлось начать его бывшей невесте. В борьбе между паникой и оскорбленной скромностью победила скромность. Опустив брюки, которые она щитом выставляла перед собой, прекрасная секретарша обрела хладнокровие.
— Как вы смеете, — вскричала она, — являться сюда в таком виде?
В ситуации, требовавшей тактичных, примирительных слов, она едва ли могла выбрать вопрос менее удачный. Несправедливость его резанула Табби ножом. Глаза у него выкатились, лицо густо покраснело, он вскинул руки к небесам, но тут же опомнился, вцепившись в свой флаг.
— Нет, чтоб я треснул! Как я смею? Это мне нравится! Да тут моя комната! Как ты смеешь являться сюда, вот что я хотел бы узнать? Что ты делаешь в моей спальне?
— Не ваше де-эло!
Реплика эта ранила Табби не меньше предыдущей. Рук он не воздел, наученный горьким опытом, но они невольно дернулись, зато глаза, ничем не занятые, выкатились свободно.
— Вот как? После всего, что случилось, я прихожу к себе и кого нахожу? Тебя! Шатаешься по моей спальне, как по собственной, а когда я вежливо спрашиваю, что ты тут делаешь, весь твой ответ… Что это ты держишь? — перебил он себя, настороженно оглядывая брюки. — Штаны! Зачем ты взяла мои штаны?
Даже в столь критический момент Пруденс не могла пропустить это мимо ушей.
— Брю-у-ки!
— Штаны!
— Тише! Не поднимай шума!
— Ого! Еще как подниму! Скандал устрою! Подумаешь, тайны какие! Что ты делаешь с моими штанами?
Пруденс стало не по себе. Носик ее задергался, как у кролика.
— Я… мне… они нужны…
— Ясно, — с едким сарказмом промолвил Табби и неприятно фыркнул. — Для маскарада? Тебе потребовались мои штаны для маскарадного костюма, и ты решила, раз уж мы с тобой такие расприятели, я не стану возражать? Запросто так зашла и стянула! Он не станет возражать! Конечно, куда ему!
— Мне они нужны для одного человека.
— Вот как! Для кого ж ты их свистнула?
— Позаимствовала.
— Свистнула! Для кого?
— Тш-ш! Тш-ш!
— Никаких тш-ш! Для кого?!
— Для Булпита.
— Чего-о?!
— Он свои потерял…
И снова Пруденс допустила оплошность. Распалиться сильнее Табби уже не мог, но на прежнем уровне удержался. На слове «Чего?» он содрогнулся, точно его прошил гарпун, и дрожь уже не отпускала его, пока он говорил:
— Булпиту! Нет, Булпиту!!! Ну, это уж знаете! Это уж — дальше некуда! Впустила в мою жизнь ищейку в человеческом образе, натравливала на меня, я просто стал Элизой на льду[96] — и что же? Преспокойненько свистнула для него штаны! Такой сувенирчик с приветом от Т.П. Ванрингэма? А? Мелкое подношеньице от одного из пылких поклонников? Пустячок от старого приятеля в коллекцию сувениров? Из всех…
Ему пришлось остановиться, чтоб овладеть чувствами, и тут в мозгу у него полыхнула мысль, настолько причудливая и фантастическая, что он ошалело поперхнулся. Оцепенев, Табби растерянно складывал два и два. Потом в парализованную оболочку вернулась жизнь, на дрожащие губы — речь:
— Доехало! Так это Булпит!
— Не понимаю!
— Ты с ним… Ты любишь этого толстого… этого пошлого…
— Что за неле-эпость!
— Ну, нет! Так ты не отделаешься! «Что за неле-эпость!» Он тот самый тип. Он нас поссорил. Он послал тебе драгоценности. Да? Ну, давай, признавайся! Вот теперь-то мы и раскрутим эти ювелирные делишки! Он? Он? Он?
— Я отказываюсь обсуждать эту пробле-эму!
— Отказываешься? Вот как?
96
Элиза на льду — эпизод из романа Харриет Бичер Стоу «Хижина дяди Тома».