Страница 147 из 153
— Привет, Булпит! Откуда это вы возникли? Вроде бы говорили, что в плавучий дом ушли. Подустали от жизни на природе? Не так уж много в вас от цыгана, а? Ха-ха-ха! Рад, рад, что вы передумали, решили воспользоваться моим скромным гостеприимством. Не припомню, правда, чтоб приглашал, но будьте как дома!
Мозги Булпита крутились сейчас в одном направлении.
— Послушайте, Бак! У меня куда-то запропастились все вещи.
— И правда! — жизнерадостно подхватил сэр Бакстон. — Запропастились, а? Нечего надеть, а?
— Этот дворецкий сказал, вы не велели давать мне другой.
— Опять правда. Дорогой мой, к чему вам одежда? Вы уже спать легли. Оставайтесь в постели, хорошенечко выспитесь!
— Так это вы забрали мою одежду?
— Алиса. Ее идея. Она у нас барышня с головой, дорогой мой Булпит. Гордиться должны такой сестрицей! Зачем? А вот зачем: если у вас не будет одежды, не сможете слоняться по дому и совать бумаги молодому Ванрингэму.
— У меня нет бумаг.
— Нет?
— Забыл в гостинице.
— Ах, вот как!
Тон хозяина был настолько скептичным, что Булпит взорвался:
— Вы что, сомневаетесь в моем слове?
— Конечно!
Булпит понял, что таким способом мало чего добьется, и взялся за другой аспект ситуации, сильно занимавший его мысли:
— Сколько же мне еще торчать в этой треклятой комнате?
— Пока я не продам усадьбу.
Челюсть у Булпита отвалилась. За последние дни он насмотрелся на Уолсингфорд Холл, и четкая картина, во всем ее безобразии, отпечаталась на сетчатке его глаз.
— Да на это годы уйдут! Не станете же вы держать меня в заточении несколько лет?
— Хуже, чем Железной Маске, вам не придется, дорогой мой. Однако, по правде говоря, — сэр Бакстон смягчился, — .не думаю, чтоб это тянулось так долго. Сделку я надеюсь заключить после обеда.
— А кто покупает?
— Княгиня Дворничек. Фон цу Дворничек, точнее. Мачеха молодого Ванрингэма. Приехала сегодня. Вот почему Алиса считает — а я согласен с ней, — что вам пока лучше побыть — ха-ха! — в дальней кладовке. Ни одной женщине не понравится смотреть, как ее пасынку вручают повестку за нарушение брачных обещаний. Раздосадуется, отвлечется от покупки…
— Нет у меня никаких бумаг! Я же говорил!
— Помню, помню. И впрямь говорили… Булпит обреченно вздохнул.
— А когда я буду обедать?
— Вам пришлют поднос.
— Вон как? Небось, сырой ростбиф и чуть теплую капустку? Сэр Бакстон был задет.
— Ничего подобного! Сегодня у нас тушеная курица, — гордо объявил он. — Очень вкусная. Я слышал, как дочка наставляла повара. Наше меню составляет она. Вас ведь Джин сюда привезла?
— Да. Ничего девчушка.
— Мне тоже нравится, — искренне признал сэр Бакстон. Булпит находился в плачевном состоянии, он был из тех, кто забывает о себе, когда подворачивается случай замолвить словечко в защиту девы в беде. Выпростав голую руку, он обвиняюще ткнул пальцем в хозяина.
— Вы, лорд Эббот, обращаетесь с ней очень дурно! Сэр Бакстон удивился.
— Кто? Я? Ни разу в жизни дурно с ней не обошелся. Зеница моего ока, вот она кто. С чего это вы?
— Препятствуете двум юным сердцам! И когда? В весеннюю пору.
— Нашли весну! Середина августа!
— Неважно, — твердо возразил Булпит. — Гоняетесь за парнем, которого она любит.
В прошлом сэра Бакстона имелся лишь один парень, за которым он гонялся.
— Вы хотите сказать, — недоверчиво спросил он, — что Джин взяла и влюбилась в этого мерзавца Пика?
— Любит без памяти. И вы это знаете!
— Понятия не имел. Нет, не верю! Разумная девушка вроде Джин… Не может она любить Пика! Пика не может любить никто!
— А она любит. И позвольте сказать вам одно, лорд Эббот! Можете кичиться, жить в мраморном дворце, но…
— Ну что вы несете? Какой мрамор! Красный кирпич, да еще глазурованный!
— Да-с, сэр! Любовь побеждает все! Я не дам ее обидеть! Вбейте себе в голову, я на ее стороне. В день, когда она выйдет замуж, я намерен…
На этом месте его перебил гулкий звон гонга. Сэр Бакстон, вздрогнув, перестал слушать. Любой англичанин бросает все дискуссии, едва заслышав обеденный гонг.
— Ха! — вскричал он, напоминая того коня, который реагирует так на пение труб,[94] и затрусил к дверям, будто был не баронетом, а самым обычным смертным.
— Эй, погодите!
— Некогда.
— Я должен вам кое-что сообщить!
— Потом, потом. Сейчас — никак. Обед.
Сэр Бакстон исчез, Булпит снова остался наедине со своими мыслями.
Для человека хитроумного оставаться наедине с мыслями, не строя планов и интриг, невозможно. Острым как бритва умом он вмиг сообразил, что если собственную его одежду умыкнули, надо раздобыть другую, но лишь сейчас додумался, как. В этом доме он, может, и не всеобщий любимец, однако один друг у него есть, пусть даже они ни разу не встречались. Это — мисс Пруденс Виттекер. Собственно, ради ее блага он и оказался в нынешнем тупике. Первый ход, решил он, связаться с нею.
Придя к такому выводу, он стал прикидывать, как бы получше войти в желанный контакт. Дверь распахнулась, и в спальню проникли, в нижепоименованном порядке, восхитительный аромат, большущий поднос и крошечная горничная, прицепленная к нему сзади. Процессия остановилась у изголовья.
— Ваш обед, сэр, — сообщила малышка без всякой на то надобности; его проницательная мысль уже пришла к такому заключению.
— Спасибо, детка, спасибо! — поблагодарил Булпит и, на пределе обаяния, пуская в ход подходы, сделавшие его любимцем американских забегаловок, да и племянницы Аттуотера в «Гусаке и Гусыне», спросил: — А вот, интересно, как тебя зовут?
— Миллисент, сэр. Мистер Поллен говорит, он думает, вам захочется пива.
— Передай Поллену, Миллисент, что он — умный человек. Именно пива мне и хочется. Побольше пива и мисс Виттекер.
— Простите, сэр?
— Как бы мне увидеться с мисс Виттекер?
— Она вышла, сэр, — сообщила малютка, плененная его сердечностью.
— Что? В обед?
— По средам она ходит в гости к священнику. Там — ли-те-ра-тур-ный салон, — с трудом выговорила горничная. — Мисс Виттекер ходит туда по средам.
— А вернется когда?
— Не раньше девяти. Вы хотели навестить ее, сэр?
— В том-то и дело, что не могу. Будь добра, сунь ей записочку…
— Конечно, сэр.
— Умничка. Приготовлю, когда вернешься за подносом. Писать он стал не сразу; он никогда не допускал, чтобы что-то вставало между ним и пищей. Однако, покончив с курицей и хлебнув пива, времени решил не терять, и, выпрыгнув из кровати, уселся за письменный стол. Когда вернулась Миллисент, записка ждала ее.
Стоила она нелегких трудов. Автор, в стремлении к изяществу стиля, совершил ошибку, начав писать от третьего лица. Но уже во втором предложении затесалось «я» и «меня». Переключившись на форму более прямую, он получил недурные результаты, и послание, находившееся сейчас у горничной, по его мнению, должно было принести удачу.
По стилю записка скакала от формального к фамильярному, начинаясь обращением «Дорогая мадам!», а заканчиваясь «Видишь, киса, как я влип!». Но факты были изложены точно. У смышленой девушки, прочитавшей ее, не останется сомнений: Булпит лишился одежды из-за махинаций сэра Бакстона и его приспешников и надеется, что она придет обсудить с ним вопрос через дверь спальни.
Взгляд на часы на каминной полке показал ему, что уже без четверти девять, когда раздался стук в дверь и за ней приглушенно произнесли его имя.
— Мистер Булпот?
Сэм мигом скакнул с кровати и приник к двери губами. Потекла беседа Приама и Тисбы.[95]
— Кто там?
— Это вы, мистер Булпот?
— …пит, — поправил Приам. — Мисс Виттекер?
— Пра-а-льно. Получила вашу записку.
— Вещи мне достать сможете? — осведомился практичный Булпит.
— Принесу неме-эдленно. Ваш размер?
94
…коня, который реагирует так на пение труб— см. Иов 39:25 (в синодальном переводе — «Гу! Гу!»).
95
Приам и Тисба (Фисба) — по греческому мифу — влюбленные, которые беседовали через щель в стене.