Страница 61 из 64
Теперь Камерон не сводил глаз со своего хозяина. Нужно отдать ему должное: он прекрасно владел собой, а последний намек на то, что если его обвинят, пострадает репутация Хантингдона, наверняка должен был помочь ему без помех покинуть эту комнату.
Похоже, Камерон прочитал подтверждение этому в глазах Хантингдона, потому что с вежливым полупоклоном спросил:
– Что-то еще, милорд?
Но он недооценил Хантингдона. Сжав пресс-папье, он пригвоздил Камерона тяжелым взглядом.
– Да, милейший. Вы позабыли объяснить, каким образом списки домов и вещей, похищенных из этих домов, списки, составленные в вашем неповторимом стиле, оказались в руках грабителя, признавшегося в краже этих предметов. И хотя вы утверждаете, будто ничего не знаете об этих списках, я лично могу подтвердить, что вы часто бывали в этих домах и достаточно знакомы с библиотеками и кабинетами каждого, чтобы видеть, где находились украденные вещи. Очень немногие джентльмены могут похвастаться подобными знаниями, и почти никто не бывал в этих помещениях. Кроме того, вы один из тех, кто облечен властью и имеет доступ в полицейское управление. Только эти несколько человек могли подделать ордер на обыск приюта мисс Эшфорд. И хотя по отдельности эти улики не назовешь вескими, вместе они приобретают грозную силу. Однако если вы продолжаете настаивать на своей невиновности, значит, не станете возражать против того, чтобы взломщик посмотрел на вас и определил, действительно ли вы тот человек, указания которого он выполнял.
К этому Камерон был готов. И поэтому спокойно повернулся лицом к Смайту, вышедшему из-за ширмы. Тот долго смотрел на Камерона, прежде чем прорычать.
– Это он! Тот, кто называл себя Алертом!
Камерон удивленно вскинул брови.
– Милорд! Неужели вы можете верить слову отпетого мерзавца? Он готов признать все, что угодно, если ему предложат достойное вознаграждение.
Он многозначительно глянул на Стоукса.
– Ни один суд не примет подобного доказательства.
Хантингдон мрачно кивнул:
– Возможно, так и есть. Однако у нас имеются другие свидетели. Мисс Эшфорд?!
Из-за другой ширмы показалась Пенелопа.
– Ваша светлость, – объявила она, – мальчики сразу же узнали голос Камерона. Нет никаких сомнений в том, что именно этот голос они слышали, когда Камерон давал Смайту указания, какие дома грабить и что именно брать из каждого.
Камерон уставился на нее.
– Невинные мальчики, которым не грозит наказание и у которых, следовательно, нет причин лгать. Что скажете теперь, Камерон? – осведомился его милость.
Камерон отвел глаза от непримиримого лица Пенелопы и уставился на графа.
Всякий налет хороших манер и учтивости растаял, как снег под солнцем.
Барнаби громко выругался и попытался выйти из-за стола.
Реакция Камерона была отнюдь не джентльменской: он бросился на Пенелопу.
Та не успела опомниться, как он подскочил сзади, обхватил ее за плечи и приставил нож к горлу.
Ледяной озноб пополз по ее спине. Камерон, должно быть, обезумел. И нож у него острый.
– Назад! – прохрипел Камерон, пятясь к стене и вертя головой в разные стороны. Пенелопа всем существом ощущала исходившие от него волны паники. – Назад, я сказал! Или распишу ей личико!
Теперь нож блестел у самой ее щеки. И Пенелопа испугалась по-настоящему. Он слишком силен для нее. Она не сможет вырваться. Он успеет ударить ее ножом. И к тому же он так сжимает ее, что она даже лягнуть его не сумеет.
Она вынудила себя отвести взгляд от ножа и оглядеть собравшихся. Все лица слились в белое пятно. Но тут ее зрение внезапно прояснилось, и из тумана выплыло лицо Барнаби. Он был бледен и, казалось, мгновенно осунулся. Стоял он в напряженной позе, словно был готов броситься на Камерона, но опасался за Пенелопу.
Дождавшись, когда Камерон снова стал осматриваться, он прикусил поднесенный к губам палец. Пенелопа удивленно хлопнула ресницами, но, тут же сообразив, в чем дело, прижалась головой к груди Камерона, и его рука оказалась на уровне ее губ. Широко открыв рот, она впилась зубами в ладонь Камерона.
Тот взвыл.
Пенелопа зажмурилась и еще сильнее сжала челюсти.
Пронзительный вой раздался в комнате. Камерон безуспешно пытался вырваться, вертелся волчком, в какой-то безумный момент даже изобразил что-то вроде вальса, но она его не отпускала.
Огромным усилием он все-таки отбросил ее. Перелетев через всю комнату, она врезалась в Стоукса и графа. Все трое едва не свалились на пол, благо двое констеблей помогли им удержаться на ногах.
Пенелопа, опомнившись, оценила обстановку и увидела, что Камерон, размахивая ножом, удерживает Барнаби на расстоянии.
Судя по выражению лица, он только и ждал момента, чтобы вонзить нож в Барнаби.
Время словно остановилось.
Нож разрезал воздух. Еще раз. Еще… Барнаби едва успевал отскакивать.
Камерон с рычанием бросался на него. Пенелопа, в безумии страха, едва не кинулась к Барнаби, но рука графа удержала ее. В последний раз Барнаби увернулся, когда нож пролетел в дюйме от его груди.
Продолжая размахивать ножом, Камерон не заметил Гризельду, которая, схватив тяжелую статуэтку с пристенного столика, зашла за спину Камерона и с силой обрушила ее на голову негодяя.
В этот же миг Барнаби выбил у Камерона нож и свалил его сокрушительным ударом в челюсть. Камерон ударился головой о стену, глаза его закатились, колени подогнулись. Он сполз на пол бесформенной тушей.
Барнаби стоял над ним и, морщась, тряс рукой.
Пенелопа в ужасе бросилась к нему. Но Хандингдон опередил ее и одобрительно хлопнул его по плечу:
– Хорошая работа!
Пенелопа так не считала, потому что схватила руку Бартнаби, его красивую сильную руку с длинными пальцами, и уставилась на расцарапанные костяшки.
– Что с твоей рукой?
К величайшему удивлению Барнаби, Пенелопа не могла думать ни о чем другом. Все остальное отошло на второй план. Теперь она мечтала об одном: поскорее доставить Барнаби на Джермин-стрит, чтобы заняться его лечением. Исцелить поцарапанную руку.
К счастью, Мостин взял мальчиков под свое крыло, пообещав позаботиться о них, а завтра утром доставить в приют.
Барнаби решил, что это ему на руку: помимо всего прочего, он должен поговорить с ней, и как можно скорее, прежде чем отец скажет нечто такое, что еще больше усложнит его жизнь.
Пенелопа облегченно вздохнула, узнав, что он передоверил все дела лорду Хантингдону и своему отцу. Теперь грабителями должны были заняться власти. Стоукс велел констеблям отвезти Смайта и Камерона в Скотленд-Ярд. Сам он собрался проводить Гризельду домой. Пенелопе оставалось только присмотреть за мальчиками и Барнаби.
Добравшись до Джермин-стрит, она немедленно велела Мостину уложить мальчиков и увела Барнаби в спальню, где заставила сесть на кровать, а сама побежала в ванную за водой.
Вернувшись, она поставила канделябр поближе и осмотрела его руку.
Она никак не могла прийти в себя.
– И зачем было его бить? Гризельда вполне справилась бы с ним сама, после того как ты выбил у него нож.
– Я должен был ударить его.
Пенелопа предпочла проигнорировать его жесткий тон.
– Знаешь, я очень люблю твои руки, – продолжала она, погружая его пальцы в холодную воду, – а также другие части твоего тела, но это сейчас не важно. Твои руки…
Она вдруг осеклась и глубоко вздохнула:
– Я несу чушь и болтаю глупости. Видишь, до чего ты меня довел? Я никогда не несу чушь – спроси хоть кого угодно. Пенелопа Эшфорд никогда в жизни не болтала без умолку, а вот сейчас меня не остановить, и все потому, что ты не подумал…
Он заставил ее замолчать самым простым способом. Припав к губам поцелуем и угомонив непослушный язык своим собственным.
Она почти немедленно расслабилась.
То, что началось как нежная, успокаивающая ласка, вскоре превратилось в безумство страсти. Страсти, которая безраздельно завладела ими.
Поцелуй стал исступленным, и Пенелопа испытывала ту же самую потребность, что и Барнаби. Стряхнув с рук водяные капли, она запустила пальцы в его волосы. И стала целовать так же алчно, так же жадно, ничуть не уступая ему в любовном поединке.