Страница 4 из 64
Остановившись на пересечении двух коридоров, один из которых вел в крыло, она повернулась к нему:
– Они приходят, смотрят… и уходят. Большинство желает изобразить добрую фею, навещающую маленьких оборванцев.
Глаза ее лукаво блеснули:
– Но здесь они обнаруживают совершенно иную картину.
Из открытой двери доносилась какофония воплей. Пенелопа переступила порог.
– Мальчики!
От внезапно наступившей тишины зазвенело в ушах.
Десять мальчишек, в возрасте от восьми до двенадцати лет, увлеченные общей потасовкой, оцепенели там, где их застал окрик. Поняв, кто стоит перед ними, они поспешно выстроились в ряд и изобразили невинные улыбки, которые тем не менее казались вполне искренними.
– Доброе утро, мисс Эшфорд! – хором воскликнули они.
Пенелопа устремила на них суровый взгляд:
– Где мистер Энглхарт?
Парнишки переглянулись, после чего один, самый взрослый, объяснил:
– Он вышел на минуту, мисс.
– А я уверена, что он оставил вам задание, не так ли?
Мальчики закивали и молча расселись по партам, заодно поставив на место две перевернутые. Похватав мелки и грифельные доски, они возобновили занятия. Барнаби заглянул через плечо одному из учеников и увидел, что они проходят сложение и вычитание.
В коридоре прозвучали быстрые шаги, в комнату вошел аккуратно одетый мужчина лет тридцати. Окинув взглядом комнату, он широко улыбнулся:
– А я уже было подумал, что они поубивали друг друга.
Послышались сдавленные смешки. Мистер Энглхарт кивнул Пенелопе и с любопытством уставился на Барнаби:
– Ну-ка, парни, за дело: еще три примера, и можете погулять.
Смешки сменились приглушенными стонами. Но мальчишки послушно принялись за дело. Некоторые даже высунули языки от усердия.
Один поднял руку. Энглхарт подошел к нему и, нагнувшись, принялся что-то объяснять.
– Энглхарт обучает мальчиков этого возраста чтению, письму и арифметике. Большинство приобретают достаточно знаний, чтобы претендовать на должность лакеев, остальные становятся подмастерьями у различных ремесленников.
Отметив, какое взаимопонимание существует между мальчиками и Энглхартом, Барнаби кивнул.
Они вышли, и когда за ними закрылась дверь, он сказал:
– Похоже, Энглхарт неплохо справляется.
– Так и есть. Он сам сирота, но дядя взял его к себе и дал образование. Он работает в адвокатской конторе на хорошей должности. Адвокат знает о нашей работе и позволяет Энглхарту уделять мальчикам шесть часов в неделю. У нас есть и другие учителя, в основном добровольцы, искренне заботящиеся о наших питомцах.
– Похоже, вы сумели добиться значительной поддержки.
– Нам повезло, – пожала плечами Пенелопа. Барнаби был уверен, что при такой целеустремленности дело не в удаче.
– Но родственники, которые отдают детей в этот дом… навещают их?
– Обычно да. Те, кто может. Но мы сами стараемся посетить дома наших подопечных. Очень важно знать, из какой среды они вышли и к чему привыкли. Сначала многие боятся жить здесь, в новом и непривычном окружении, среди правил и обычаев, которые кажутся им странными. Зная, как они росли, мы можем помочь им освоиться.
– По домам ходите вы, – утвердительно сказал Барнаби.
Пенелопа вскинула подбородок:
– Я здесь главная и должна все знать.
Он не мог представить, чтобы какая-то другая леди добровольно отважилась посетить трущобы. Становилось ясным, что она вовсе не руководствуется нормами поведения обычных светских дам. Она живет по своим законам.
Пенелопа повела его дальше: останавливалась в той или иной классной комнате, в спальнях, сейчас пустых, в лазарете и столовой, попутно знакомя с работниками приюта. Он жадно впитывал новые впечатления, поскольку обожал изучать людей. Он считал себя знатоком характеров и был потрясен и заворожен увиденным в этом приюте, а больше всего Пенелопой Эшфорд.
Умная, властная, но не высокомерная, проницательная и преданная делу: к концу экскурсии он увидел достаточно, чтобы увериться в этих качествах. К ним он мог прибавить самолюбие, гордость и неизменное участие к людям, оказавшимся в беде. Это было заметно по тому, как она обращалась с детьми: он был готов поклясться, что она знала имя и историю каждого из более чем восьмидесяти детей, живущих под крышей этого дома.
Наконец они вернулись в вестибюль. Пенелопа не могла придумать, что бы еще показать ему: он был на удивление наблюдательным и мог сделать выводы без пространных объяснений каждой детали. Остановившись, она спросила:
– Вам нужно еще что-то знать о нашей жизни здесь?
Барнаби покачал головой:
– Пока нет. Все в полном порядке. И судя по тому, что я узнал о ваших сотрудниках, вряд ли кто-то может шпионить или передавать сведения похитителям даже случайно.
Она едва удерживалась, чтобы не потупиться под его взглядом.
– Поэтому моим следующим шагом будет посещение места последнего исчезновения и допрос местных жителей. Если дадите мне адрес, я больше не стану отнимать у вас время, – продолжал он, обаятельно улыбнувшись.
Но Пенелопа не поддалась на уловку.
– Не стоит беспокоиться о моем времени. Сейчас главное для меня – вернуть мальчиков. Я, естественно, провожу вас туда, где раньше жил Дик. Не забывайте, соседи вас не знают и вряд ли захотят откровенничать с вами.
Он молчал. Неужели начнет возражать? Но Пенелопа знала, что настоит на своем. Наконец он наклонил голову:
– Если хотите.
Последнее слово заглушили шаги. Обернувшись, Пенелопа увидела экономку, миссис Кеггз.
– Прошу, мисс Эшфорд, уделите мне минуту вашего времени! Это насчет спального белья и лекарств для лазарета. Сегодня необходимо отослать заказ.
Пенелопа скрыла раздражение, не на миссис Кеггз, потому что та была права, а на несвоевременность требования. Неужели Адэр попытается использовать промедление как предлог, чтобы исключить ее из расследования? Она снова повернулась к нему:
– Это займет не больше десяти… пятнадцати минут.
И, не спросив, подождет ли он, объявила:
– Потом мы можем ехать.
В его взгляде не отразилось никаких эмоций. Похоже, он взвешивал, оценивал ее слова. И наконец кивком показал на входную дверь:
– Я подожду во дворе. Посмотрю на ваших подопечных.
– Я скоро приду, – пообещала она.
Барнаби проводил ее взглядом, отметив легкое покачивание бедер, после чего, улыбаясь, вышел под пасмурное небо.
Стоя на крыльце, он повернул голову направо, где смеялись и визжали дети пяти-шести лет. Они играли в догонялки и перебрасывались мячами. В левой части двора бегали пареньки от семи до двенадцати лет: группа, к которой должны были принадлежать пропавшие мальчики.
Спустившись с крыльца, он зашагал к ним. И хотя не высматривал ничего особенного, все же по опыту знал, что иногда вроде бы незначительные обрывки сведений становятся важной информацией, помогающей раскрыть дело.
Прислонившись к стене, он стал рассматривать мальчишек. Они были самые разные: толстые и тощие, крепыши и заморыши… большинство отличались резвостью, но некоторые хромали, а один волочил ногу.
Любая группа детей такого возраста из благородных семейств была бы физически более однородной, с тонкими чертами лица и длинными ногами.
Но у этих ребятишек имелось одно общее качество – беззаботность, которая не часто встречается у детей бедняков. Они чувствовали себя в безопасности. И были счастливы.
На противоположном конце игровой площадки сидел наставник, читая книгу и время от времени поглядывая на подопечных.
Один из мальчиков, жилистый, с хитрой физиономией, подобрался к Барнаби. И, дождавшись, пока тот опустит глаза, спросил:
– Вы новый учитель?
– Нет, – коротко бросил Барнаби. Но мальчик не сводил с него взгляда, поэтому он счел нужным объяснить: – Я помогаю мисс Эшфорд в одном деле и сейчас жду, когда она придет.
К этому времени к ним подтянулись остальные дети. Мальчишка удивленно раскрыл рот, оглянулся на друзей и, осмелев, поинтересовался: