Страница 104 из 118
В.Я. Брюсов повторил то, что было высказано Дудышкиным и Соловьевым: «Тютчев особенно часто изображал в своих стихах ночь, и у него был крайне своеобразный взгляд на нее. Другие поэты не раз сравнивали ночь с каким-то темным покровом, плащом, который скрывает от взоров дневную яркость картин. Тютчев, наоборот, представляет покровом — день: под дневной яркостью, говорит он, становится невидимой подлинная сущность природы; мы ощущаем ее только ночью, когда между нею и нами нет «преграды» в виде солнечных лучей. Эту сущность природы Тютчев называет хаосом и бездной, т. е. борьбой, смешением первоначальных («стихийных») сил. При свете мы видим только ту часть мира, которая постепенно, и в течение миллиардов веков (как учит наука), пришла в некоторую стройность («гармонию»). Но остается еще безмерно большая часть вселенной, поныне находящаяся в состоянии устроения» (Брюсов. С. 22). Раньше Брюсов высказывал эти мысли в предисловии к изданию Маркса. Тогда возражал С. Адрианов («Вестник Европы». 1912. № 10. С. 407), который не соглашался приравнивать тютчевский пантеизм к буддийскому культу нирваны. Адрианов полагает, что для Тютчева приближение к хаосу не желанно, а страшно, потому что оно означает приближение к врагу: «Ясно, значит, что ночь, хаос есть нечто враждебное натуре Тютчева. Где же его друг? Он нам сам это сказал: «День, земнородных оживленье, / Души болящей исцеленье, / Друг человеков и богов!» Именно при встрече с днем, при созерцании того «покрова златотканного», который он набрасывает на «безымянную бездну», на бездну хаоса, восторгом воспламеняется душа Тютчева, и радостными гимнами в честь мироздания гремит он. Тут его осанна истинному богу его».
Автограф неизвестен.
Первая публикация — Совр. 1839. Т. XIV. С. 154–155, с подписью «Ф. Т-въ», под заглавием «Не верь, не верь поэту» (в нашем издании заглавие не сохраняется). Вошло в Совр. 1854. Т. XLIV. С. 23 (с тем же названием, но с добавлением восклицательного знака в конце); так же печаталось в Изд. 1854. С. 46; Изд. 1868. С. 51–52; Изд. СПб., 1886. С. 33–34; но в Изд. 1900. С. 126–127 — без названия.
Печатается по первой публикации. См. «Другие редакции и варианты». С. 253.
Издания различаются 14-й строкой: в первом — «Его бессмысленный народ», в следующих указанных — «Поэта — суетный народ» (в Изд. 1900 тире отсутствует). Видимо, И.С. Тургенев, готовивший Изд. 1854, счел слово «бессмысленный» слишком грубым и несправедливым определением народа. Определение смягчено, что было принято и другими издателями. Г.И. Чулков и К.В. Пигарев восстановили вариант первого издания. Отличаются издания и по синтаксическому оформлению текста. Первое издание было ближе всего тютчевской манере. В списке Муран. альбома (с. 97–98) в 14-й строке — «Его бессмысленный народ»; название сохраняется, но без восклицательного знака, слово «Поэту» с прописной буквы лишь в названии. Пунктуация близка первому изданию.
Чулков датирует стихотворение 1831–1839 гг. (см. Чулков I. С. 893), Пигарев справедливо считает, что оно, как «День и ночь» (см. коммент. С. 468), написано не позднее начала 1839 г. (цензурное разрешение Совр. — 23 марта 1839 г.).
Характеризуя мотивы любви в лирике поэта, И.С. Аксаков, одним из первых цитируя стихотворение, писал: «Прежде всего, что бросается в глаза в поэзии Тютчева и резко отличает ее от поэзии ее современников в России — это совершенное отсутствие грубого эротического содержания Мы уже знаем, какое важное значение в его судьбе, параллельно с жизнью ума и высшими призывами души, должно быть отведено внутренней жизни сердца, и эта жизнь не могла не отразиться в его стихах. Но она отразилась в них только тою стороною, которая одна и имела для него цену, — стороною чувства, всегда искреннего, со всеми своими последствиями: заблуждением, борьбой, скорбью, раскаянием, душевною мукою. Ни тени цинического ликования, нескромного торжества, ветреной радости: что-то глубоко задушевное, тоскливо-немощное звучит в этом отделе его поэзии» (Биогр. С. 104). К.Д. Бальмонт сопоставляет стихотворение с однотемными — Пушкина и Лермонтова, но отдает предпочтение Тютчеву: «Натура поэта, по существу своему вольная и независимая от временных обстоятельств, не угадана здесь самими поэтами. Несколько красноречивее в смысле тонкости понимания стихи Тютчева (цитирует стих. «Не верь, не верь поэту, дева» и «Поэтам» Фета — В.К.). У Тютчева и Фета мы видим психологию художественной натуры, черты интимной внутренней жизни. Художник свободен не потому, что он царь, а потому, что он стихия. Художественное творчество независимо от жизни, потому что из мертвых листьев оно умеет делать золотые узоры» (Бальмонт. С. 64–65).
Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 22. Л. 1–2.
Первая публикация — РБ. 1858. Ч. II. Кн. 10. С. 5–6, с подписью «Ф. Тютчев». Затем — в Изд. 1868. С. 85–86; Изд. СПб., 1886. С. 115–116; Изд. 1900. С. 130–131.
Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 253.
В автографе тщательно переписано на трех страницах — по две строфы на каждой, строфы отчеркнуты. Как обычно у поэта, в конце строк часты тире и многоточия, по пяти, шести и более точек. Тире, а особенно многоточия многозначительны, они как бы дорисовывают образ поэта, внутренний мир которого лишь слегка приоткрывается, но полностью не раскрыт: его «мечты», гордая боязливость, способность «боготворить» обладают таинственной недоговоренностью. В конце стихотворения указано: «(Мюнхен. 1840)».
В РБ, Изд. 1868, Изд. СПб., 1868 и Изд. 1900 — вариант автографа 3-й строки («О, не смущай, молю, поэта»), но в списке ГАРФ (Ф. 728. Оп. 1. Ед. хр. 2319. Л. 6 — 6 об.) — «О не тревожь души поэта». В 16-й строке в указанных изданиях, кроме РБ (здесь, как в автографе), — «Вся прелесть женщины мелькнет», в списке ГАРФ — как в автографе («Вся прелесть женщины блеснет»); 23-я строка в тех же изданиях — «Пускай служить он не умеет», но в автографе — «Пускай любить он не умеет». Дата и место написания стихотворения в изданиях указываются (кроме РБ). Отступления от автографа заметно меняют мысль автора. Слово «смущай» (в 3-й строке) больше соответствует нарисованному образу «гордо-боязливого» поэта, а слова «не тревожь» в данном контексте — более нейтральные, не характеризующие личность. В 16-й строке слова «блеснет» и «мелькнет» по отношению к женской «прелести» правомерны оба, и у Тютчева есть образ — «Мелькнут твои младые годы» («Русской женщине»), но в стихотворении более позднем поэт говорит о «мелькании» лет жизни женщины, о трагизме ее скоротечной судьбы. В этом же стихотворении он скорее славит женскую красоту — ее «прелесть», исполненную блеска; в стихотворении представлено не затухание женской красоты, а ее расцвет, и слово «блеснет» (как в автографе) больше соответствует мысли поэта. Особенно она изменена в последней строфе, когда вместо слова «любить» (автографа) печатают слово «служить». Поэт говорил о другом — не о «службе» (угождении, прислуживании), а о «любви»; по мысли автора, поэт не «любит» в обычном смысле слова, а больше чем любит — «Боготворить умеет он».
Адресовано Великой княгине Марии Николаевне (1819–1876), дочери Николая I, к которой поэт относился с уважением и симпатией; в письме к своим родителям, написанном в октябре 1840 г., он говорил о коронованных особах, которые находились в Тегернзее (вблизи Мюнхена), и заметил: «Великая княгиня Мария в самом деле очаровательна». Он не мог сказать ей о том, что отказывается служить ей. Поэт выразил максимальное признание женщины, сказав и о блеске ее красоты и о своей способности ее не любить, а «боготворить» ее. Дошел отзыв В. кн. Марии Николаевны об этих стихах Тютчева (см. «Переписка Я.К. Грота с П.А. Плетневым». СПб., 1896. Т. I. С. 183). Г.И. Чулков пишет: «А.Д. Скалдин сообщал нам, что у покойного Н.В. Недоброво были документы, на основании коих он строил предположение, что у Тютчева был роман с какой-то великой княгиней. Семейное предание Тютчевых не подтверждает подобного домысла. Бумаги Н.В. Недоброво, материалы и заметки, собранные им для работы о Тютчеве, находятся в Рукопис отд б Пушкинского Дома в Ленинграде. В этих бумагах мы также не нашли документов, подтверждающих домысел Н.В. Недоброво. С другой стороны, Д.Д. Благой сообщил нам, что оригинал тютчевского стихотворения, находившийся в архиве Зимнего дворца, был помещен в пачке рукописей, принадлежавших императрице, жене Николая I, что, впрочем, не доказывает еще, что пьеса Тютчева относилась к императрице» (Чулков I. С. 396). См. отзыв о Великой княгине в дневнике и мемуарах А.Ф. Тютчевой (см.: Тютчева А.Ф. При дворе двух императоров. Воспоминания. Дневник. 1853–1882. Тула, 1990. С. 150, 152–153).