Освобожденный Эдем.

Такое состояние системы называется аттрактором.

Кстати, системная катастрофа, приводящая к необратимой дезинтеграции, то, что ранее мы охарактеризовали как первичное упрощение, — это тоже аттрактор, только — терминальный, конечный для данной системы.

Более того, синергетика утверждает, что количество системных аттракторов заведомо ограничено. Поскольку исходная целостность обладает определенной функциональной структурой, то и преобразовываться она способна лишь в очень определенный набор состояний. Конечно, одни аттракторы более вероятны, другие менее, однако выбор всегда лежит в пределах внятного диапазона.

На языке социальной механики, описывающей законы истории, аттракторы — это версии будущего, которые может реализовать данное общество.

И еще здесь существенно то, что неравновесность, неопределенность системы в момент перехода столь высока, что на выбор той или иной траектории может повлиять почти любая случайность. Даже если аттрактор (скажем, версия социального будущего) выбирается в значительной мере осознанно, например на основе теории, как это несколько раз было в России, то флуктуации (интересы и поступки людей, которые заранее учесть невозможно) способны перевести стрелку развития на неожиданный путь. И тогда вместо демократического социализма вырастает большевистская диктатура, а вместо либеральной рыночной экономики — дикий капитализм, отягощенный бюрократией и олигархией.

Вот эта синергетическая модель, объединяющая неравновесную термодинамику и системный подход, позволяет высказать чрезвычайно любопытное предположение. Если существуют промежуточные аттракторы — версии «ближайшего будущего», в которое система может перейти из данных координат, и если количество аттракторов действительно ограничено, представляя собой счетный номенклатурный набор, то скорее всего существует и абсолютный аттрактор, то конечное состояние, куда устремлены все человечество, вся живая материя, шире — вся развивающаяся Вселенная.

Религиозное сознание воспринимает такое конечное состояние в качестве бога, Эмпедокл говорит о Сфайросе — единой сфере любви, где нет места ненависти, В. И. Вернадский — о ноосфере, пространстве разума, в которое преобразуется биосфера, современные исследователи, развивающие этот концепт, — об универсальном интеллекте, охватывающем собой всю Вселенную17.

В любом случае, те же синергетические представления, та глобальная траектория, которую здесь удается прочертить, не позволяют рассматривать абсолютный аттрактор как окончательный. Напротив, он будет обладать абсолютной неравновесностью, которая сделает его существование эфемерным. И, продолжая это же рассуждение из неких условных метакоординат, можно предположить, что в момент достижения данного состояния, мир просто схлопнется в точку (вывернется наизнанку) — это и будет тот самый гипотетический Большой Взрыв, образовавший некогда нашу Вселенную.

Вселенский цикл вновь двинется по восходящим ступеням.

Детерминизм, по крайней мере, нашей Вселенной косвенно подтверждается и современными представлениями о генезисе Большого взрыва. Предполагается, что в невообразимо малом временном интервале после него, в периоде от нуля до 10-23 секунды, будущая Вселенная осциллировала — проходя через множество виртуальных конфигураций, отличающихся друг от друга по ряду фундаментальных характеристик18. Это было протосуществование, «примерка» будущей онтологии. Антропная конфигурация, то есть такая, физические параметры которой совместимы с существованием человека, возникла и утвердилась, с одной стороны, случайно, в силу стохастических обстоятельств, которые навсегда останутся неизвестными, а с другой стороны — неизбежно как результат бесконечного перебора бесчисленного количества вариантов. Однако, единожды утвердившись, единожды приняв нынешние космогонические очертания, она уже с железной закономерностью ведет и к появлению жизни, и к появлению человека.

В этом смысле история человечества тоже детерминирована: она формируется метазаконами, выстраивающими определенный сюжет. Мы движемся к заранее обусловленному финалу. Правда, это какой-то странный детерминизм: неизбежность, реализующая себя через неопределенность. Соотношение здесь, вероятно, следующее. Так же как механика Ньютона работает лишь в ограниченном интервале теоретически бесконечного квантово-релятивистского универсума, так и исторический детерминизм, если он действительно существует, применим лишь в очень узком пространстве антропной конфигурации. Которая, в свою очередь, является частным случаем бесконечного ряда громадных Вселенских циклов.

Трансценденция, материализующая себя в последовательности исторических матриц, есть только внешнее выражение этого ограниченного детерминизма.

Это тень будущего в настоящем. Бесконечное эхо того, что еще не пришло. И, конечно, интересно предугадать — будет ли данное эхо воплощено в очередной исторической форме, явится ли оно бытием, несущем в себе новый мир, или, исчерпав начальный порыв, останется только эхом — тенью, летящей в пространстве, где слушателя уже нет?

9. ОСВОБОЖДЕННЫЙ ЭДЕМ

Вернемся к началам. Вернемся к основам того, что образует сейчас современность.

Глобальная трансценденция, то есть источник любой реализующей себя метафизики, что бы мы под этим источником ни понимали: «бога», «нечто», «непознанное», «абсолютную идею», «внутреннюю истинность мироздания», еще на заре человечества разделилась на две крупных ветви — западную и восточную.

Западная трансценденция экстравертна, она предполагает наличие «внешнего бога» (внешней идеи, внешней истинности), который пронизывает собою все сущее. Предполагается также, что бог «знает», как должно быть устроено земное благополучие и предлагает его паттерны (образцы) в виде откровений или социальных (научных) доктрин. Достижение этих паттернов, то есть прогресс, в свою очередь требует целенаправленного переустройства реальности. Оно требует непрерывного, сознательного преобразования мира, причем не только в местных, но обязательно и в глобальных масштабах. Однако поскольку паттерны авторизованы («божественная» суть представлена в «человеческой» форме), то расхождение между ними и текущей реальностью может достигать весьма значительных величин. Именно такие «разрывы» и порождают цивилизационные кризисы: прежний паттерн, не выдерживая напряжения, разрушается, матричная реальность превращается в хаос, начинается «восхождение к раю» на новом системном уровне.

Разумеется, экстравертность западной цивилизации, выраженная как в интеллектуальной экспансии (технологическое развитие, «вертикальный прогресс»), так и в экспансии физической (стремление унифицировать мир по своему эталону, «горизонтальный прогресс») вовсе не беспредельна. Она ограничена традициями, продуцирующими базисную мораль, социальными и государственными законами, формализующими эту стихийную нравственность, международными соглашениями, имеющими универсальный характер, представлениями о высших ценностях человеческого бытия, также закрепленными документально. Это так называемые гуманитарные технологии, призванные смягчить безличную, механическую, опасную силу прогресса, перевести ее, насколько возможно, в позитивный формат, фактически — избежать самоуничтожения.

Гуманитарные технологии, понимаемые как сопряжение реальности и трансценденции, образуют тот общий «текст», ту демпферную среду, ту матрицу, которая сублимирует и агрессивность отдельного человека, и государств, и даже целых цивилизаций.

Восточная трансценденция, напротив, имеет интровертный характер. Вместо «внешнего бога» она подразумевает «внутреннюю истинность» мира. Здесь предполагается, что существующий мир гармоничен «по определению» и что задача, предназначение человека — лишь следовать этой вечно обновляющейся гармонии. Решается же такая задача не за счет пересотворения мира, что в восточных цивилизациях тем не менее происходит, а за счет пересотворения человека — обретения им того духовного состояния (дао, нирваны), которое наиболее соответствует естественной гармонии бытия.