Славянский «базар»

– Нет, – растерялась Лера, – я на дачу редко езжу.

– Ладно. Извини, что попросил помочь. Ты иди, а я тут постою, дождусь, когда кто-нибудь пройдет, и дорогу спрошу. Другие люди наверняка знают. Спасибо.

Бунин стоял и ковырял землю палочкой. Лера оглянулась, дорога была пуста, до следующей электрички оставалось чуть больше часа. Сердце ее дрогнуло. Оставить слепого посреди лесной дороги, на ночь глядя, она не могла.

– Давай так сделаем, – предложила Лера, – ты со мной дойдешь да наших дач, а там у кого-нибудь спросим дорогу.

– Если тебе не лень со мной возиться, то так и сделаем. Я быстро пойду, – согласился Бунин, сжимая в своей ладони пальцы девушки.

Он не ощущал никаких угрызений совести. Все происходящее представлялось ему забавной игрой, в которой можно выиграть, а можно и проиграть. Пока он выигрывал. Можно было попробовать поцеловать Леру прямо на дорожке в лесу и тем самым сократить время до возможной близости. Но Николай боялся спугнуть удачу, да и спешить было некуда, он твердо решил, что заночует сегодня у своей спутницы.

«Если максимальный выигрыш – ночь с ней, то играть стоит осторожно».

Бунин ощущал, что Лера доверяет ему. Он не чувствовал себя обманщиком или вором.

«В конце концов, каждый флирт – немножко обман».

Через полчаса за лесом показались крыши дачного поселка, стоявшего в низине.

– Вот мы уже почти и пришли. Видишь, вон под той – блестящей крышей, мой дом, – Лера спохватилась, – извини.

– А что ты такого сказала?

– Я сказала «видишь», – смутилась она.

– Я привык, когда другие так говорят. Я тоже вижу, но по-иному, чем все. Я умею видеть ветер, я вижу спрятавшийся за горизонтом дождь, приближающуюся грозу. Запахи, звуки тоже можно видеть. Они имеют для меня цвет. Твой голос, например, сиреневого цвета. А запах твой – светло-малиновый. Это странно звучит, но именно так я воспринимаю тебя. Жаль, я не могу видеть лиц. Но мне кажется, что ты красивая.

– Не знаю, – пробормотала девушка.

– Тебе неприятно, когда я так говорю?

– Мне непривычно.

– Но это то же самое, если бы другой парень сказал, что у тебя красивые волосы. – Бунин поднял руку и коснулся ее локона: – Они у тебя шелковистые. Ты блондинка?

– Извини, но мы уже на улице поселка, боюсь, нас могут не так понять соседи. – Лера растерялась окончательно.

Бунин в душе хохотал. Он понимал, что целиком завладел ситуацией, и теперь никуда Лера не денется – она в его власти именно потому, что считает его слабым и беспомощным.

Девушка с облегчением вздохнула, когда они зашли во двор дачи, никто из соседей навстречу им не попался, потом могли бы заложить родителям. Она усадила Николая на террасе, увитой плющом, и прошептала:

– Посиди здесь, я пройдусь, расспрошу про твой кооператив, узнаю, как к нему добраться. Только не ходи, не надо, чтобы тебя здесь видели.

Бунину показалось, что еще немного, и Лера поцеловала бы его в щеку.

Бунин вытащил сигарету, курил, сбрасывая пепел за поручни террасы. Леры не было долго, вернулась она, когда солнце уже клонилось к закату, и длинные тени деревьев накрыли огород. Николай повернул голову на звук шагов. Лера выглядела растерянной, но в глазах ее не было и намека на отчаяние.

– Даже не знаю, что и думать, никто не слышал о таком кооперативе. Ты уверен, что правильно понял Жана?

– Абсолютно. Я никогда ничего не записываю, поскольку прочитать не могу, поэтому память у меня тренированная. Неужели никто не знает?

– Я половину поселка обошла.

– Извини. Придется мне возвращаться.

– Я не могу довести тебя до станции. Мне огород полить надо.

– Я не прошу, не беспокойся, ты и так для меня много сделала. Наверное, это Жан что-то напутал. Выберусь к станции, вернусь в Москву. То-то мать удивится, я сказал, что заночую, а сам вернусь. Займись огородом. – Бунин в мыслях упрекнул себя за то, что упомянул свою покойную мать, без этого можно было и обойтись.

Лера кусала губы, она не скрывала эмоций, не прятала взгляд. Уверенная, что Бунин слепой, девушка было абсолютно искренна в чувствах. Ей хотелось, чтобы случайный гость остался, только она не могла сказать это открытым текстом. И тогда Николай подошел к ней, обнял и поцеловал, вначале в лоб, потом в губы. Поцелуй был недолгим, но нежным.

– Я не поеду ни к какому Жану.

– Почему?

– Меня там никто не ждет.

– А здесь?

– Ты можешь придумать причину, по которой я должен уйти? – по сути, это была наглость, но прозвучала фраза трогательно.

– Я не могу придумать причину, почему ты должен уйти.

– Я помогу полить огород.

И больше между ними не было ничего запретного. Бунин нарочно постоянно направлял шланг не туда, куда надо. Лера смеялась, забыв о любопытных соседях, вырывала шланг, брызгалась.

Когда стемнело, они, насквозь мокрые, вбежали в дом. Прямо в прихожей Лера прижалась к нему, затихла. Николай стянул с нее мокрую майку через голову, обнял.

– Холодно, – прошептала девушка, – как холодно вечерами за городом. Подожди.

Она выскользнула из его рук, положила ладонь на плечо и повела в дом.

– Ты раздел меня, я стесняюсь, – Лера пыталась одной рукой прикрыть грудь.

– Я все равно ничего не вижу, – шептал ей в ответ Бунин.

– Да… да… я забываю.

Посередине небольшой гостиной высился камин, сложенный из красного кирпича с вмурованными в него дикими камнями.

– Постой немного, я сейчас.

Лера опустилась на колени и неумело принялась поджигать газетой сложенные в камине домиком дрова. Наконец пламя уцепилось за отслоившуюся бересту и вскарабкалось по полену к самому верху. Девушка, затаив дыхание, смотрела на то, как язычок пламени, маленький, чуть больше ногтя, пляшет на спиле полена. Она смотрела так пристально, что Бунину даже показалось, будто огонь разрастается не сам собой, а под ее взглядом.

Когда пламя уже бушевало, гудело, трещали дрова, Лера разделась. Она стояла у камина обнаженная, ее белоснежная незагорелая кожа вспыхивала блестками в отблесках огня. Девушка с хитрой улыбкой смотрела на парня, склонив голову к плечу, и Бунину вспомнилось, что точно так же она склоняла ее в вагоне, когда читала книгу по современной французской философии.

– Какого я цвета? – спросила Лера.

Николай прикрыл глаза, глубоко вдохнул согретый камином воздух, ноздри его затрепетали:

– Ты как малина со сливками.

– Глупый, со сливками делают клубнику.

– Ты на вкус, как клубника.

Николай шагнул к Лере, протянул руки, она пригнулась и засмеялась. Бунин видел ее, легко мог схватить, даже если бы закрыл глаза, но он подыгрывал девушке. Она на цыпочках ходила по гостиной, а он ловил ее. Лера дышала часто, возбужденно, ее соски набухли, удлинились. Она подхватила с дивана плед и постелила его на полу прямо возле пылающего камина.

– Иди ко мне, – проговорила она. – Только сначала разденься, ты еще весь мокрый.

Они обнялись стоя на коленях лицом друг к другу. Близкое пламя жгло кожу, но никто из них не спешил пошевелиться. Ладонь Николая заскользила по спине девушки. Он боялся сейчас только одного – чтобы она не оказалась девственницей. До такой ступени обмана он не мог позволить себе дойти. Ведь знал же заранее, что больше встречаться с Лерой не станет, – исчезнет, растворится на следующий день в огромном городе, где двое людей могут прожить долгую жизнь и ни разу не встретиться.

Спина девушки нервно вздрагивала, губы скользили по щеке парня, к его губам.

– Ты можешь снять очки? – прошептала она. – Я обещаю, что не испугаюсь.

– У меня глаза абсолютно нормальные, только ничего не видят. Сними сама.

Неуверенно Лера коснулась темных очков и медленно сняла их, положила на каминную полку. Она пристально смотрела в глаза Бунину, пытаясь уловить расширение зрачков, дрожание глазного яблока. Николай, уже обманувший в своей жизни не одного врача, испытание выдержал. Лера не усомнилась в его слепоте. Она нежно поцеловала Бунина в закрытые веки. Ноги ее оставались согнутыми в коленях, она, не выпрямляя их, удивительно грациозно легла на спину, увлекая за собой Николая.