Славянский «базар»

Сергей Зверев

Славянский «базар»

Глава 1

Карл сидел у неудобного журнального столика, его колени упирались в резной деревянный кант. Законный бесстрастно смотрел на Качана, пытаясь признать в нем молодого парнишку-баклана, впервые попавшего на зону. Если что и осталось у Качана прежнего – так это только огромная круглая голова, за которую он и получил обидное погоняло.

Теперь Качана было не узнать – стал дородным, как говорят в народе, «гладким».

«Закабанел», – подумал Карл.

Казалось, что даже ростом меньше стал, так его разнесло в стороны.

Качан сидел, широко расставив толстые слоновые ноги, затянутые в полотняные штаны, не зная, куда девать руки. Ранг гостя – коронованного вора – заставлял его нервничать.

За окном загородного дома сгущалась ночь, ни луны, ни звезд на небе не было видно. О том, чем теперь промышляет Качан, Карл мог лишь догадываться. Он потерял его из виду лет десять назад, когда Качана посадили. Срок он получил смешной – два года, дружки постарались, как могли: деньгами, запугиванием – отмазали. На волю он вышел, отсидев всего год. В Москву не вернулся. Краем уха Карл слышал, что Качан перебрался в Таджикистан и вроде бы неплохо там поднялся. Чувствовалось, что Качан не бедствует. Мебель в доме сплошь новая, еще магазином пахнет, в углу огромный, в человеческий рост, телевизор с колонками.

– Не за тем я из Москвы ехал, чтобы твоим домом любоваться, – без тени эмоций проговорил вор в законе и положил ладонь на прохладное стекло крышки журнального столика.

– Дом ерунда, что им хвастаться? Купил его сразу, он первое, что под руку попалось. Надо же где-то перекантоваться первое время, – Качан брезгливо глянул на потолок: на свежей побелке после недавних дождей успело проступить ржавое пятно. – Если все хорошо пойдет, осяду в Москве. Дело предложить хочу.

– Мне? – по улыбке Карла несложно было догадаться, он не уверен, может ли найтись у Качана дело, достойное внимания законного.

– Не только тебе. Братве.

– На миллион? – обидная улыбка Карла, предназначенная Качану, стала еще шире.

– На полмиллиона, – абсолютно серьезно ответил Качан.

Чувствовалось, что он уже основательно прижился в Средней Азии, даже говорил по-русски с легким акцентом. Карл сделал вид, что не расслышал цифру. Двумя пальцами он охватил кофейную чашку тонкого фарфора и сделал маленький глоток, затем глянул на хозяина дома, приглашая говорить.

– Много я о тебе слышал. Уважил ты меня, вспомнил, приехал. Хотя, кто я против тебя – баклан против законного? Ты, Карл, абсолютно не меняешься. Ты такой же стройный, как прежде.

– Фигура у баб да у пидоров стройной бывает, – обрезал Карл, – давненько ты на зоне не был, если язык у тебя впереди мысли бежит. Черные тебя так говорить научили? Или Омара Хайяма начитался? Я один раз уважил по старой памяти, другой раз могу и не признать тебя.

Качан вновь почувствовал себя новичком, оказавшимся на зоне, и прикусил язык. Карл, блеснув глазами, замолчал.

В этот безветренный вечер тишина за окном стояла такая, что было слышно, как тикают в гостиной настенные кварцевые часы. Тикали противно, без мелодичного перестука, свойственного механическим часам. Просто бездумно щелкали, напоминая о том, что время уходит. Будто и без них никто об этом не догадывался! Карл машинально вскинул руку и глянул на наручный «Ролекс». Из дорогих вещей он позволял себе носить только часы, заколку для галстука и запонки. Последние уже давно вышли из моды, их почти никто теперь не носит, разве что пожилые люди, из тех, кто не склонен менять привычки. Карлу часто приходилось отдавать в мастерскую по ремонту одежды купленную рубашку, чтобы спороть на манжетах пуговицы и пробить петли.

– Они у тебя стучат, – сказал Карл.

– Кто? – не понял Качан.

– Часы твои. Стучат и спешат, между прочим. На десять минут. Жить торопишься? Так не на зоне ты теперь.

Качан повел головой, задержал взгляд на настенных часах. Смотрел на них так, будто видел впервые.

– Я дом недавно купил. Старую мебель выбросил, новую купил, а этого фуфла и не заметил.

– Раз дом купил, то, значит, надолго решил под Москвой обосноваться. Ты в Таджикистане с дикарями в разлад вошел?

– С чурками у меня все в порядке. Ценят они меня, я там незаменим.

– Дурью занялся? – Законный откинулся на спинку кресла и перехватил взгляд Качана. – Только не верти, если захочу – узнаю.

Тот испытание взглядом выдержал, глаз в сторону не отвел, не опустил, не закатил к потолку.

– Там больше и делать-то нечего. Все бабло в наркоте зашито. Но только не надо меня учить, Карл, что хорошо, а что плохо. Мол, пацанов на иглу садишь… Пусть этим учителя в школе занимаются, но, как видишь, ни меня, ни тебя своим премудростям научить не сумели.

– Меня не только школьные учителя жить учили, – покачал головой Карл, – а если ты меня пригласил, чтобы под дурь подписать, то ни я, ни братва на это никогда не пойдем…

Законный не успел окончить фразу, а Качан уже вскинул ладонь с растопыренными пальцами.

– Не наезжай. Я тоже понятия уважаю. Иначе бы ты и не пришел. Живу по ним, когда удается. Ты ж меня по зоне помнишь. Но там, в Азии, люди по-другому устроены. Или живешь, как они, или тебе смерть. А я жить хочу, и жить неплохо. Наша братва теперь тоже на многое глаза закрывает. Ты скажи мне – что, нет в Москве сутенеров, торговцев дурью? Все они под крышей у братвы ходят, данью обложенные. Бабло – оно теперь главное. Все покупается и продается, – и тут же Качан торопливо добавил: – К тебе, Карл, это не относится, но и ты в системе живешь. Как «правильные» решат, так и будет. Даже ты против воров не пойдешь, потому как – один из них.

– Если бы я тебя не уважал, не приехал бы по первому звонку, – смягчил разговор Карл, – все мы не без греха. Но под дурь меня не подпишешь.

– Погоди, я не наркоту тебе предлагаю, – Качан тяжело поднялся, его толстые ляжки колыхнулись, вздрогнул обвисший живот.

Под тяжестью хозяина дома заскрипели деревянные ступеньки лестницы, ведущей на мансарду. Дом не был шикарным. Небольшая гостиная и кухня на первом этаже. На втором, наверное, уместилась пара комнат. Вот и все богатство, если не считать участка в восемь соток и высокой ограды. Карл поднялся, подошел к окну, на него повеяло приятной вечерней прохладой. В свете фонаря матово поблескивала крыша его «Волги». Пара старых яблонь отбрасывала причудливые тени на разросшуюся траву газона.

«Мерзость запустения, – подумал Карл, – живет, как на вокзале. Вся жизнь у Качана такая. Нигде не задерживается. Не нашел себя».

Было слышно, как возится на мансарде Качан, что-то открывает – зазвенели ключи. Когда Качан вернулся, Карл все еще стоял у открытого окна.

– Мне нравится, что дом твой особняком стоит. Что соседей нет. Люблю одиночество.

– Мне тоже нравится. При наших делах соседей лучше не иметь. Присаживайся, – Качан опустил на журнальный столик закрытую деревянную шахматную доску, звякнули крючки.

Карл равнодушно смотрел на то, как толстыми неуклюжими пальцами Качан открывает доску-коробку. Внутри ее оказался целый ворох запакованных в прозрачные пакетики золотых и платиновых колец с бриллиантами. Качан гордо подвинул открытую коробку к гостю. Законный выбрал пакетик наугад, не раскрывая его, осмотрел кольцо. Золото было настоящим, и камень тоже. Стоить такая побрякушка могла две-три тысячи «зеленых». В пакетике лежал и паспорт на ювелирное изделие.

– Камень не российский, – уверенно сообщил Карл.

– Понимаешь толк. Камешек из Африки.

– Африка большая. Но камень гранили в бывшем Союзе.

– И это правда.

– Ты что, Качан, ювелирный магазин ограбил? Или подпольный цех организовал? – усмехнулся Карл, понимая, что Качан на подобные подвиги не способен, при его комплекции не в каждую дверь и боком пройдешь. Да и, занявшись наркотой, не будешь ставить магазины.