Жест Евы (сборник)

Анри Труайя

Жест Евы (сборник)

Новеллы

Руки

Нет, не по призванию пришла Жанетт Парпэн, двадцати трех лет от роду, в салон красоты на Елисейских Полях работать маникюршей, но исключительно в надежде подыскать себе мужа среди клиентуры, которую со дня его основания составляли лишь особи мужеского пола. Однако и через восемнадцать лет, минувших с тех пор, из всех мужчин, доверявших ей свои руки, ни один не попросил ее собственной. По правде говоря, если в искусстве владения маникюрным инструментом ей и не было равных, то во внешности ей столь же явно не хватало той изюминки, что разжигает вожделение самцов и побуждает их к созданию семейного очага. Высокая, русоволосая, слегка сутуловатая, она походила на овцу и широко постановленными глазами, и вытянутой физиономией, и вялой верхней губой, и кротким взглядом травоядного. Движения у нее были скованными, голос дрожал, она без всякого повода краснела и никогда не участвовала в разговорах с молодыми сослуживицами, когда в работе возникала пауза. Единственной уступкой правилам был легкий налет пудры на лице да пара капель духов, чаще всего – с запахом фиалки, по одной за ухо.

И в сорок своих лет она все еще страдала от собственной девственности, которую предпочитала обзывать «одиночеством». Но теперь свыклась с ней и даже не представляла себе более, что когда-нибудь ей придется подойти к мужчине не для того, чтобы подстричь ему ногти. У нее имелись постоянные клиенты, которые предпочитали перенести визит и попасть-таки на прием к ней, нежели отдаться на экзекуцию в чьи-то другие руки. И это при том, что в салон «Король Жорж» ходили только важные персоны – бизнесмены, киношники, спортивные звезды, известные политики. Большинство знавало в жизни сотни маникюрш. Но они всегда возвращались к ней – в том и состояло ее счастье, это и было ее славой. Раздавался телефонный звонок, она слышала, как мадам Артюр, сидевшая на кассе, нежным голосом произносит: «Мадемуазель Жанетт, мсье Мальвуазэн-Дюбушар на три десять, вам подходит?» – и ощущала чудесное покалывание в груди, словно ей назначали любовное свидание.

Профессия эта, казавшаяся многим ее сослуживицам монотонной, представлялась ей полной новизны и поэзии. С каким рвением устремлялась она к очередному посетителю, устраивалась перед ним на низком табурете и закрепляла на специальном подлокотнике фарфоровую миску с горячей водой, в которую тот окунал свои пальцы. И, свернувшись клубком у самого пола, она гнула спину, не проронив ни слова, а где-то над нею парикмахер в белом халате пощелкивал ножницами и обменивался с клиентом, как мужчина с мужчиной, последними новостями. Биржевые сводки, политические известия, прогнозы дождей и солнечных дней, уличные пробки и достоинства различных марок автомобилей – все эти обрывки фраз падали вокруг нее на пол вперемешку со срезанными волосами. Время от времени какой-нибудь фривольный анекдот, понятый ею едва ли наполовину, обжигал ее щеки огнем. Грубоватый мужской смех вынуждал ее еще ниже склонять голову. Она, как и прочие служащие салона «Король Жорж», была одета в бледно-розовую рабочую блузу с инициалами. Однако, если многие из ее сослуживиц находили удовольствие в том, чтобы склонить бюст и дать клиенту возможность как следует разглядеть свои прелести, Жанетт умудрялась одеваться так, что ни один бестактно брошенный взгляд не проникал за ее корсаж: какая-нибудь брошь с искусственными камнями зауживала вырез в нужном месте. Может, она и заполучила бы какого-нибудь муженька, не будь столь целомудренна? Иногда такой вопрос она задавала себе сама, но тут же утешалась мыслью, что счастья никогда не добиваются, ломая собственное «я». Каждодневное соприкосновение с мужчинами привносило в ее жизнь некоторое возбуждение, впрочем, вполне безопасное: от него не ждала она ничего конкретного, но оно было для нее столь же необходимым, как наркотик. Ей нравились сама атмосфера салона, пропитанная смесью слащавых ароматов косметики и терпкого запашка погасших сигар, всплески вытянувшихся кверху зеркал над одинаковыми раковинами умывальников, розовощекие головы клиентов, выставленные на манер окороков в витрине колбасной лавки на белоснежных цоколях накидок, суета снующих посыльных, пришепетывание воды в душевых насадках, все это косметически-гигиеническое брожение, которое время от времени прорывалось то телефонным звонком, то хлопаньем двери, открывающей и закрывающей улицу с рычащими на ней автобусами.

Вечерами, устало возвратившись в свою маленькую комнатку на бульваре Гувьон-Сэн-Сир, она словно выцветала. На память приходили все эти мсье, с которыми ей довелось потрудиться, но при этом не лица их преследовали ее воображение, но руки. Вялые и влажные, сухие и костистые, испещренные прожилками синюшных вен и усеянные коричневыми крапинками, с волосатыми фалангами. Каждой паре рук она могла бы дать имя. Обрезанные по запястья, они плавали в воздухе наподобие медуз, и некоторые не отпускали ее, пока она не засыпала. А утром, стоило ей вскочить с постели, разум ее вновь был чист и светел.

В одну из майских суббот, коротая время между двумя назначенными клиентами, она заметила, как в салон вошел невысокий мужчина – коротконогий, с пухленьким брюшком, весь такой кругленький, гладкий, бесцветный. На голове торчал жесткий вихор серых волос. Черный костюм с глухим и жестким воротником, густо-красный галстук с крупной жемчужиной придавали всему его облику солидность. Доброжелательность так и стекала с его физиономии. «Какой-то важный чин», решила про себя Жанетт. Во всяком случае, в «Короле Жорже» он впервые.

Он вежливо попросил парикмахера и маникюршу. Мсье Шарль, которому как раз абсолютно нечего было делать, пригласил посетителя в свое кресло у окна, а по сигналу мадам Артюр к клиенту резво кинулась и Жанетт со всем своим хозяйством в большой корзинке. Взяв незнакомца за руку, она удивилась: та была горяча, словно ее владельца лихорадило. Пальцы его совершенно не соответствовали остальной фигуре – сухощавые, узловатые, вооруженные длинными ногтями, желтоватыми и загибающимися на концах.

– Как их подрезать? – поинтересовалась Жанетт.

– Очень коротко, – ответил мужчина, – как можно короче.

С самого начала Жанетт догадалась, что эти ногти – из разряда непокорных. Однако была полностью уверена и в своих навыках, и в своем инструментарии, а потому бросилась в атаку на мизинец клиента с маленькими кусачками, но, к ее большому изумлению, стальные лезвия не оставили на ногте даже следов. Она попыталась еще раз, но тщетно.

– Да, – заметил мужчина, – они очень твердые.

– О, это пустяки, – процедила Жанетт сквозь зубы. – Справимся. Только немного терпения.

Первые кусачки у нее зазубрились, вторые затупились, третьими после дюжины попыток удалось наконец-то замять край ногтя. Мсье Шарль давным-давно закончил стрижку, а Жанетт, согнувшись в три погибели, все еще продолжала сражаться с его руками. Дабы не задерживать парикмахера, дождавшегося заранее назначенного клиента, она уединилась с незнакомцем в глубине зала. Никогда прежде не испытывала она столько неудобств, обрабатывая руки мужчины. То, что с другими становилось наслаждением, искусством, с этим обернулось сущей каторгой. Чтобы там ни было, думала Жанетт, на карту поставлена ее профессиональная честь. Нужно во что быто ни стало победить. Одна за другой разодрались пилочки на картонной основе, но стальные выдержали. Жанетт орудовала ими с таким остервенением, что над ногтями незнакомца повисло сверкающее облачко пыли, будто маникюрша трудилась над куском палевого агата. Закончив с предварительной обработкой, она принесла фарфоровую чашу, до половины наполненную кипятком, и только собралась разбавить ее холодной водой, как мужчина, не дожидаясь, опустил туда руку.

– Осторожно! – вскрикнула Жанетт. – Там очень горячо!

– Да нет же, – ответил незнакомец, ничуть не поморщившись.