Страница 44 из 100
Миликей бежал рядом. Голос его едва прорывался сквозь шум реки.
— Можно сказать, у смерти из лап отобрал женщину, на Горячие ключи на волокушах уволок, вылечил, а тут, старый дурак, в воду вверзил. Там она, на камне… Успеть бы только…
Сильная струя, подхватившая Макриду Ивановну, разбивалась о каменный гребень, похожий на остатки плотины, и распадалась на мелкие струйки. Женщина уцепилась за острые выступы и с трудом выбралась на самый большой камень.
Охлупнев растерянно бегал по берегу, хлопая руками.
Всплески воды взлетали на полсажени. Это означало, что дно завалено огромными камнями, богато провалами. Нечего и думать о том, чтобы Миликей мог подъехать на коне.
Макрида Ивановна порывалась плакать, но не было слез. Она не замечала, что ноги ее — в клокочущей ледяной воде.
Вдруг Охлупнев исчез. Это повергло ее в отчаяние.
Шуба на Макриде Ивановне стала твердой и тяжелой, точно железная, — нельзя шевельнуться. Волосы превратились в ледяные сосульки.
Внезапно на берегу появились два человека. Вон тот низкорослый и кряжистый, — Миликей. А кто второй, высокий и крутоплечий?
Неподалеку от каменного гребня упало что-то черное и вмиг исчезло. Вскоре повторилось то же самое, только теперь петля, мелькнув в воздухе, скрылась под водой.
«Аркан?! Тащить меня хотят?» — мелькнуло в сознании Макриды Ивановны.
Когда петля упала на простертые руки, женщина обмотала себя арканом.
Чем дольше она сидела на камне, тем слабее казался шум. Уши ловили непонятные обрывки слов, долетавшие с берега. Вот донесся стук топоров. Время текло медленно… Казалось, прошла половина ночи, пока двое мужчин рубили толстое дерево. Наконец старая пихта упала вершиной в реку.
Макрида встала против стремительного течения. Над ее головой водяная пыль висела туманом.
Если бы не аркан, которым двое поддерживали женщину, вода сразу унесла бы ее. Прошла страшная минута, пока она смогла ухватиться за пихтовый сук…
Ступив на берег, Макрида Ивановна вмиг потеряла силы и упала на мерзлую землю. Ни ноги, ни руки не двигались. На лице стыли слезы. Только теперь она почувствовала, насколько холодна была вода и как ныло тело от покрытого ледяной коркой гранита, на котором она сидела несколько минут назад.
Борлай рубил сухое дерево на дрова.
Миликей Никандрович, разводя костер, говорил:
— Сейчас, паря, ты мне пособил, а после, может, я тебе в каком деле помогу окажу… Всяк человек и соседу своему, и дальнему трудящему должен другом быть.
«Правду говорит, — мысленно согласился Токушев. — Хорошее сердце о всех заботится».
Сухие бревна пылали весело, и острые языки пламени метались и подпрыгивали, словно хотели уцепиться за нижние ветки старых елей.
Женщина сидела между двух костров. Озноб все еще немилосердно бил ее. Борлай, вспомнив о встрече в ущелье и о том, как она когда-то гостеприимно пригласила его в дом и посадила за стол вместе со своим братом, Суртаевым, заботливо прикрыл ее своей длиннополой шубой с густой шерстью, а ее обледеневший полушубок повесил на палки недалеко от огня. Макрида Ивановна, взглянув на него, улыбнулась. Лицо ее все еще было в слезах.
«Кто бы мог подумать!.. Опять этот алтаец!»
Заметив засохшую кровь на груди Байрыма, сидевшего рядом с Макридой, Охлупнев дернул Борлая за рукав и шепотом спросил:
— Что такое с ним? Я думал, ему просто занедужилось.
Борлай торопливо рассказал, мешая русские слова с алтайскими.
Миликей хлопнул руками по бедрам и закричал:
— Что ж ты, гром тебя расшиби, мне раньше не сказал?! Что ты молчал, спрашиваю? Искать надо бандита, задержать!
— Густой лес, ночь темная… Где найдешь? День пройдет, месяц пройдет — худой человек нос покажет, тогда… ух! — Сжав пальцы, Борлай потряс кулаком. — Какой-то бай стрелял… Скоро перевыборы… Не хотят в Совет пустить… Боятся.
Миликей бросился к переметным сумам, извлек оттуда берестяной туесок со льдом и пучок темных водорослей.
— Я домой приеду — брата в больницу повезу, — продолжал Борлай.
— До больницы дальний путь. Дай-ко я водичкой из горячих ключей помочу да травки тамошней приложу. Враз затянет рану.
Борлай помогал брату снимать шубу.
— В Агаше тоже богатеи злобствуют, — продолжал Миликей. — Жаль, что в партизанское время мы их не приструнили. Теперь на нас же рычат. Ну ничего, голосу их полишали всех.
Борлай осторожно отдирал опояску, присохшую к плечу брата. Раненый, закрыв лицо рукой, едва одерживал стон.
— Конь-то выплыл? — спросила Макрида Ивановна прерывающимся голосом.
— Выплыл, выплыл. Что ему сделается?
— Из сумины платки достаньте… белые… Перевяжите рану мужику.
Сделав перевязку, опять все уселись между кострами. Борлай перекидывал вопросительный взгляд с бледного лба Макриды Ивановны на раскрасневшееся лицо Миликея, пока тот не понял его и не заговорил:
— От простуды у нее ноги отымались. Вот и возил лечить на горячие ключи.
Он старательно, не спеша выговаривал слова, чтобы все было ясно.
Женщина устало подняла веки, тепло взглянула на алтайца и закрыла глаза.
Дрожь постепенно покидала ее. На душе стало легче, спокойнее.
Кивнув головой на реку, Борлай спросил Охлупнева:
— Знаете, откуда взялась вода?
— Известно, из-подо льда со всех сторон в озеро стекается, — ответил Миликей Никандрович.
— Нет, реку Сартакпай провел.
— Кто? Кто он такой?
Макрида Ивановна открыла глаза и прислушалась.
— Сартакпай — хороший богатырь. Человек такой сильный, — рассказывал Борлай. — Раньше на Алтае не было рек. Трава не росла. Как человеку жить? Чем скот кормить? Человеку без воды нельзя. Вот Сартакпай вздумал провести реки. Прочертил пальцем — пошла Катунь, прочертил другим — полилась Бия. Мало. Надо больше рек. Сартакпай ткнул пальцем около этих гор — натекла вода к ногтю: вот это озеро. Повел Сартакпай пальцем по горам — река за ним помчалась.
— Хорошая сказка! — сказал Миликей Никандрович. — Значит, не бог, а богатырь проложил путь-дорогу для воды.
— Человек, что надо, все может сделать, — хитровато улыбнулся Борлай, повторяя слова Суртаева.
«Дельно говорит, — отметила Макрида Ивановна. — Умный мужик».
Токушев продолжал рассказывать о Сартакпае: как он тропы в горах прокладывал, как мосты через реки строил, как поймал молнию и зажал в расщеп высокого дерева, чтобы всю ночь сиял свет.
— Вот это здорово! Вот это молодец! — восхищался Миликей Никандрович. — У нас, ясны горы, председатель Евграф Герасимович тоже грозится молнию поймать. Говорит: «Запрудим речку, поставим машины, и они погонят электричество по проволоке». Вот как! Только машин таких расстараться еще не может. В Москву писал, ответили: «Повремените годочка два-три, покамест индустриализация развернется».
Макрида Ивановна прислушивалась к разговору, но постепенно приятное забытье овладело ею, и она прилегла на мягкие, пахучие пихтовые ветки и заснула.
Миликей Никандрович добавил дров в костры, Борлай помог брату отодвинуться подальше от огней.
Неподалеку стояла старая пихта. Нижние ветки ее подсохли, огонь перепрыгнул на них и, с треском рванувшись вверх, осыпал людей мелкими, как пыль, искрами.
— Ой, батюшки! Погубили деревину! — пожалел Охлупнев пихту и стал палкой отодвигать костер от других деревьев.
Пихта догорала. Огонь столбом взлетел высоко в сумрачное небо.
Макрида Ивановна и Байрым Токушев уже спали на прогретой земле.