Страница 55 из 96
— О чем? — взорвался он пренебрежительным тоном. Я вспомнил, что Криспу принадлежала половина Лация, вдобавок к его дорогому парадному наряду и изящному кораблю. — У Веспасиана нет денег. У него никогда не было денег; этим он и знаменит! Известно, что в течение всей своей государственной карьеры он был по уши в долгах. Будучи правителем Африки — самый благодатный пост в империи — он так катастрофически растратил все средства, что ему пришлось торговать александрийской сырой рыбой… Сколько он тебе платит, Фалько?
— Мало! — улыбнулся я.
— Тогда почему ты его поддерживаешь? — промурлыкал Крисп. Мне показалось, с ним легко разговаривать, возможно, потому что я считал, что его трудно обидеть.
— Я не особо его поддерживаю, сенатор. Хотя это правда, что я предпочел бы видеть во главе Рима человека, которому когдато приходилось задавать своему счетоводу хитрые вопросы, прежде чем управляющий смог оплатить счет мясника, чем какогонибудь сумасшедшего, как Нерон, который вырос, считая себя сыном и внуком богов, и думал, что ношение пурпура дает ему полную власть потакать своему тщеславию, казнить понастоящему талантливых людей, разорять казну, сжигать половину Рима — и заставлять зрителей за их же деньги проводить в театрах все дни напролет!
Крисп смеялся. Я и не надеялся, что он мне понравится. Я начинал понимать, почему все говорили мне, что он опасен; известные люди, которые смеются над твоими шутками, опаснее самого страшного преступника.
— Я никогда не пою на публике! — любезно уверил меня Крисп. — Достойный римлянин берет на работу профессионалов… Видишь ли, с моей точки зрения, — объяснял он, медленно убеждая меня, — после смерти Нерона мы видели Гальбу, Отона, Вителлия, Веспасиана, не говоря уже о многочисленных претендентах, кому даже не удалось пристроить на трон свой зад. И единственное, что делало каждого из них лучше других — например, лучше меня! — это то, что им просто повезло, поскольку в то время они занимали государственные посты, имевшие вооруженную поддержку. Отон склонил на свою сторону Преторианскую гвардию, в то время как все остальные оставались в провинциях, где легионы, которыми они командовали, были вынуждены превозносить их собственного правителя до небес. Так что если бы у меня была возможность находиться в Палестине в «год четырех императоров»…
Крисп замолчал. И улыбнулся. И разумно оставил недосказанными какиелибо заявления о государственной измене.
— Я прав, Фалько?
— Да, сенатор, — что касается одного вопроса.
— Какого? — спросил он, все еще крайне любезно.
— Того, где ваш политический ум — который кажется вполне здравым — должен подсказать вам то, что приходится признать нам всем: этот жестокий круг событий достиг своего естественного завершения. Рим, и Италия, и империя истощены гражданской войной. С согласия общества, Веспасиан — это кандидат, который победил. Так что хотел ли ктонибудь еще теоретически бросить ему вызов, на практике это больше не имеет значения. Со всем должным уважением к вам, сенатор! — заявил я.
На этом Ауфидий Крисп поднялся, чтобы налить себе вина которое стояло на столе. Я отказался. Он налил Елене, не спросив ее.
— Это не та женщина, с которой ты пришел! — сатирически сказал он мне.
— Нет, сенатор. Эта великодушная девушка согласилась помочь мне найти вас. Она хорошо играет в жмурки.
Елена Юстина, которая до этого момента ничего не говорила, отставила нетронутую чашу с вином.
— Девушка, с которой пришел Дидий Фалько, моя подруга. Я никогда не расскажу Фаусте о нашем разговоре, но я очень беспокоюсь о ваших намерениях в отношении ее.
Казалось, Криспа поразила эта женская инициатива, но вскоре ему удалось ответить с такой же откровенностью, которую он продемонстрировал мне:
— Возможно, заманчиво будет пересмотреть мое отношение!
— Это я вижу! Гипотетически, конечно, — продолжала Елена.
— Конечно! — насмешливо перебил он обходительным тоном.
— Мужчина, имеющий виды на Палатин, мог бы задуматься над тем, что Эмилия Фауста родом из хорошей семьи, среди ее предков был консул, а ее брат обещает удвоить доброе имя. Ее лицо смотрелось бы достойно на оборотной стороне серебряного динария; она довольно молода, чтобы произвести на свет целую династию, достаточно преданна, чтобы предотвратить любой скандал…
— Слишком преданна! — воскликнул Крисп.
— В этом ваша проблема? — вмешался я.
— Была. Конечно, и сейчас тоже.
— Зачем вы пригласили ее ужинать вместе с вами? — донимала его Елена.
— Потому что я не видел причины унижать эту девушку. Если вы ее подруга, то постарайтесь объяснить ей, что я мог бы жениться ради политики — но если бы не было такой напористости с ее стороны и полного ее отсутствия с моей. — Он сдержался, чтобы не вздрогнуть, но только на мгновение. — Наш брак стал бы катастрофой. Ради нее самой брат Эмилии Фаусты должен отдать ее комунибудь другому…
— Это было бы крайне несправедливо по отношению к другому бедняге. — Елена откровенно считала Криспа эгоистом. Может, он им и был; может, ему следовало попробовать — и потопить их обоих в семейных страданиях, как поступил бы любой другой. — Что вы будете делать? — тихо спросила девушка.
— В конце приема отвезу ее домой в Геркуланум на своем корабле. Любезно скажу ей наедине, что не могу связывать ее. Не беспокойтесь. Она не расстроится; она мне не поверит; да и раньше никогда не верила.
Его бойкость закрыла тему, хотя никто из нас не возражал ее закончить. Нас всех смутило незавидное положение Эмилии Фаусты.
Я поднялся со стула и достал из туники письмо, которое носил столько недель. Крисп улыбнулся, заметно расслабившись.
— Любовное письмо Веспасиана?
— Оно самое. — Я отдал его. — Прочитаете его, сенатор?
— Возможно.
— Он хочет, чтобы я привез от вас ответ.
— Логично.
— Вам, наверное, понадобится время, чтобы подумать об этом…
— Либо ответа не будет совсем, либо я сообщу тебе сегодня.
— Спасибо, сенатор. Тогда, если можно, я подожду в колоннаде на улице.
— Конечно.
Крисп поделовому относился к подобным вещам. У этого человека был талант. Говоря о проблеме Фаусты, он показал, что обладал сочувствием, а это встречалось редко. Также у него были здравый смысл, хорошее чувство юмора, организаторские способности и четкий стиль. Он был вполне прав; достоин Флавиев. У семьи Веспасиана за плечами были годы государственной службы, однако эти люди все еще казались недалекими и простоватыми там, где этот городской привлекательный персонаж никогда бы таким не стал.
Он мне нравился. Главным образом потому, что, в сущности, не давал воспринимать себя всерьез.
— Я хочу спросить тебя еще об одном, Фалько.
— Спрашивайте.
— Нет, — сказал Ауфидий Крисп, холодно взглянув на Елену. — Я спрошу, когда эта девушка выйдет.
LIII
Елена Юстина бросила на нас обоих пренебрежительный взгляд, потом выскочила из комнаты — как девушкатанцовщица, только более агрессивно и без розы.
— Ненавидит секреты, — извинился я.
— Ты ухаживаешь за ней? — Его глаза сузились в том полусерьезном взгляде, которым он пользовался, забавляясь тем, что манипулировал людьми. — Возможно, я могу все устроить…
— Чудесное предложение, но девушка не посмотрит на меня!
Он улыбнулся.
— Фалько, ты странный тип для роли посланника императорского дворца! Если Флавий Веспасиан написал лично мне, то зачем посылать еще и тебя?
— Он берет на работу профессионалов! О чем вы хотели меня спросить? И почему не в присутствии девушки?
— Это касается ее мужа…
— Бывшего мужа, — поправил я.
— Пертинакс Марцелл; развелся с ней, как ты сказал… Что тебе известно о Пертинаксе?
— Высокие амбиции и недалекий ум.
— Не твой тип? Недавно я видел сообщение о его смерти, — прошептал Крисп, задумчиво посмотрев на меня.
— Да.
— Это так?
— Ну, вы же видели сообщение!