Страница 78 из 81
Однако у Флобера есть еще один повод для возмущения. Максим Дюкан избран во Французскую академию на место Сен-Рене Тайландье. «Избрание Дюкана в Академию погружает меня в мечты и усиливает отвращение к столице! – пишет Флобер Каролине. – Я еще сильнее укрепился в своих принципах. Лабиш и Дюкан – что за авторы! Хотя, впрочем, они стоят больше, нежели большинство их коллег. И я повторяю себе свою собственную максиму: „Почести бесчестят, титул унижает, должность отупляет“. Комментарий: гордость необходимо остановить вовремя».[692] А Максиму Дюкану, написавшему ему об избрании, отвечает: «Почему ты считаешь, что я на тебя сержусь? Раз это тебе доставляет удовольствие, я рад за тебя, но только удивлен, потрясен, ошарашен и – недоумеваю. Зачем? Для чего? Ты помнишь шуточный спектакль, который мы разыграли когда-то в Круассе – я, ты и Буйе? Мы принимали тогда друг друга во Французскую академию!.. Это наводит меня на глубокие размышления».
8 марта он успокаивается, узнав, что Эрнесту Комманвилю наконец удалось найти дело, которое он считает доходным. Он ставит лесопильный завод и едет за лесом в Одессу. «Как я доволен или скорее счастлив! – пишет Флобер племяннице. – Мне хочется быть в Париже, чтобы порадоваться этому вместе с вами. Выбрались… Не все, конечно, в первое время пойдет гладко. Однако теперь наконец будут деньги, которые позволят выйти из затруднительного положения. И будущее замечательно. Осанна!»[693] И думает о своем совместном жительстве в парижской квартире с семейством Комманвиль. В последнюю свою поездку он увидел, что жилище завалено одеждой и мебелью Каролины. Необходимо навести порядок. Он ставит условия: «Прошу избавить меня от моего врага – пианино и от другого врага, который стучит мне по голове, – нелепой люстры в гостиной. Она очень неудобна, когда нужно что-то делать за столом… Избавь меня и от всего остального – это будет очень просто! От швейной машинки, статуэток, твоего прекрасного застекленного книжного шкафа, сундука… Словом, сдай этот излишек обстановки к Беделю (хранителю мебели) до нового переезда. Но устраивайся так, чтобы я чувствовал себя хоть чуточку как дома, чтобы было просторно».[694]
Незадолго до этого Флобер задумал устроить в Круассе на Пасху для Золя, Гонкура, Шарпантье, Жюля Леметра и Ги де Мопассана «добрую деревенскую пирушку». Он предоставляет им пять кроватей и обещает несколько часов дружеского общения. Идея принимается. На встрече не будет только доброго гиганта Тургенева, который вернулся в свою тревожную далекую Россию. Накануне праздника Сюзанна «начищает все до блеска». «Она никогда так не работала», – говорит Флобер. Сам он трудится над своей рукописью: «Какая книга! У меня не осталось ни событий, ни слов, ни впечатлений. Лишь мысль об окончании книги поддерживает меня, однако бывают дни, когда я плачу от усталости, потом снова поднимаюсь и три минуты спустя опять падаю, как старая разбитая лошадь».[695]
28 марта 1880 года, в пасхальное воскресенье, Гонкур, Золя, Доде и Шарпантье выходят из поезда на Руанском вокзале. Мопассан, приехавший раньше, встречает их на перроне и везет в экипаже в Круассе. «Флобер встречает нас в калабрийской шляпе, широкой куртке, на его массивном крупе брюки со складками. Он ласково улыбается, – пишет Эдмон де Гонкур. – У него в самом деле прекрасное имение, но о нем сохранились неясные воспоминания. На широкой Сене, точно на театральном фоне, в отдалении скользят корабли; в парке прекрасные высокие деревья, кроны которых волнуют порывы морского ветра; в парке, деревья посажены в виде шпалер, длинная аллея – терраса, освещенная полуденным солнцем – аристотелевская аллея. Таково настоящее жилище литератора – жилище Флобера… Подают отменный ужин. Сливочный соус из тюрбо – чудо. Пьем много вина разных сортов, вечер проходит в рассказах сальных историй, от которых Флобер заливается веселым детским смехом. Он не хочет читать надоевший ему роман – устал. Спать ложимся в довольно холодных комнатах, где стоят фамильные бюсты».[696] На следующий день гости встают поздно, неторопливо разговаривают, завтракают и уезжают. Флобер снова остается со своим одиночеством.
18 апреля он получает «Меданские вечера», книгу, написанную Золя, Сеаром, Гюисмансом, Энником, Алексисом, Мопассаном с их дружеским посвящением. В сборник новелл помимо прочих вошел рассказ Золя «Осада мельницы» и «Пышка» Мопассана. Прочитав все, Флобер выносит вердикт: «„Пышка“ затмевает весь сборник, а название его нелепо».[697] Его дорогой Ги, которого он теперь называет на «ты», прислал еще и томик своих стихотворений. Сборник посвящен: «Гюставу Флоберу, знаменитому другу и отцу, которого люблю от всего сердца, безупречному мастеру, которым восхищаюсь». Взволнованный Флобер отвечает автору: «Мой славный человек, у тебя есть все основания любить меня, ибо твой старик тебя обожает… Твое посвящение всколыхнуло во мне целый мир воспоминаний: о твоем дяде Альфреде, о твоей бабушке, твоей матери, – и старина расчувствовался так, что слезы навернулись на глаза». Еще немного – и он поверил бы, что в Ги де Мопассане воплотился сын, которого он никогда не хотел иметь.
Все друзья относятся к нему с любовью. Со времен юности он считает своим покровителем святого Поликарпа. Этот мифологический персонаж имел привычку говорить: «В какое время мы живем. Боже!» 27 февраля, как и год назад, семья Лапьер готовит бурлескный праздник в честь писателя и его мистического покровителя. «Лапьеры превзошли себя! – рассказывает Флобер Каролине. – Я получил во время ужина около тридцати писем из разных концов света и три телеграммы. Свои поздравления мне прислали: архиепископ Руанский, итальянские кардиналы, какие-то золотари, корпорация полотеров, торговец церковной утварью и проч. Из подарков я получил пару шелковых носков, шейный платок, три букета, венок, портрет (испанский) святого Поликарпа, зуб (реликвию святого) и еще ожидается ящик цветов из Ниццы!.. Забыл о меню, которое состояло из блюд, названных в честь моих произведений… Право, я был очень тронут тем, что люди потратили столько сил, чтобы меня повеселить. Подозреваю, что в этих милых дурачествах принял немалое участие мой ученик».[698]
После праздника в честь святого Поликарпа он с трудом возвращается к работе над «Буваром и Пекюше». «Когда закончится моя книга? – продолжает он в том же письме. – Для того чтобы она вышла следующей зимой, мне нельзя отныне терять ни минуты. Однако временами мне кажется, что я похож на лимон, из которого выжали все соки, – настолько я устал». Будущее этого романа беспокоит его тем более, что он не доверяет своему издателю. В самом деле, Шарпантье приостановил публикацию в «Ви модерн» невезучего «Замка сердец», поместив спортивную статью. Флобер возмущен. «Этой публикацией вы подложили мне свинью, – пишет он Шарпантье. – Вы меня обманули – только и всего… Я этого не забуду. Из всех публичных унижений, которые я претерпел из-за „Замка сердец“, это самое сильное. Мою рукопись отбрасывали, разве что не испражнялись на нее».[699] Гнев усугубляется еще и из-за материальных трудностей. Он жалуется Ги де Мопассану: «Если издательство Шарпантье не заплатит мне немедленно то, что он должен, и не выложит причитающуюся сумму за феерию, „Бувар и Пекюше“ будет отдан в другое место». И с недоумением констатирует: «Восемь изданий „Меданских вечеров“? Мои „Три новеллы“ вышли только в четырех. Я начинаю завидовать».[700] Это не мешает ему написать Теодору де Банвилю: «Ги де Мопассан не смеет просить вас предварить в „Насьональ“ выход томика его стихотворений».
692
Письмо от 28 февраля 1880 года.
693
Письмо от 8 марта 1880 года.
694
Письмо от 14 марта 1880 года.
695
Письмо от 23 марта 1880 года.
696
Гонкур. «Дневник». 28 марта 1880 года.
697
Письмо Ги де Мопассану конца апреля 1880 года.
698
Письмо от 28 апреля 1880 года.
699
Письмо от 2 мая 1880 года.
700
Письмо от 3 мая 1880 года.