Вентус

Город, простиравшийся вокруг Марии, дорогой ценой заплатил за теории Кадил. Во время гамбургского мятежа наука стала такой же могущественной и нетерпимо ортодоксальной, какой в Средние века была религия. Гамбург являлся центром движения Талиенса; историки считали знаменательным совпадением то, что именно здесь разрабатывали проект терраформирования Вентуса. Как писала Кадил: «…эта идея коренится в моем ощущении, что многовековые научные усилия сводятся к тому, чтобы навязать миру наш собственный образ. Конечная цель науки - управление природой, причем ее познание постепенно перерастает в дознание. Кроме того, даже наше познание несвободно от культурных погрешностей. Классический пример - теория Дарвина, на которую сильно повлияла эпоха дикого капитализма тогдашней Англии. Однако самое сильное проклятие, висящее над нами, пожалуй, то, что наше познание абсолютно односторонне: мы сочиняем истории о том, какова природа на самом деле. А сама природа на сей счет молчит».

В те дни Германия переживала эпоху возрождения благодаря тому, что она сильно опередила другие страны в соединении искусственного интеллекта с нанотехнологией. Гамбургское стекловолокно в 2075 году стало неотличимо от человеческого мозга. Это событие потрясло мир. Мария с трудом могла себе представить почему; в ее мире все могло думать так или иначе.

Статья Кадил бомбой взорвалась в эпицентре полемики.

…чудовище Франкенштейна говорит: «Компьютер». Но откуда исходят эти слова? Быть может, мудрость, изрекаемая холодными устами, - наша собственная, лишь повторенная по нашей просьбе? Или это говорит что-то еще? Голос, который мы всегда мечтали услышать?

В статье Кадил отождествила свою новую дисциплину с мифологической фигурой, назвав ее «сурда Талия»: безмолвная Талия. Это была муза поэзии природы, и Кадил предлагала выйти за пределы антропоцентристской перспективы, дав с помощью искусственного интеллекта голос самой природе.

До сих пор мы бросали вопросы в небо. Чтобы выжить, нам нужны ответы. Наша потребность в них настолько велика, что мы изобрели богов и вложили в их уста свои слова, просто чтобы было во что верить. По той же причине мы изобрели метафизическую сущность, скрывающуюся за внешними явлениями. Порой диалог с чем-то иным, отличным от нас самих, был нам более необходим, чем сама жизнь.

Сравнительно недавно мы изобрели науку. Она очень близко подвела нас к заветной цели… близко, но не совсем.

Мария попала в единственный коридор, который простирался вперед. Очевидно, она находилась в нескольких сотнях метров под городом. Ничего удивительного; архивы давно зарыли глубоко под землю в надежде, что так они переживут любые пожары. По иронии судьбы, с тех пор как мятежные приверженцы Талиенса сожгли целый городской квартал, на Земле воцарился мир. А если учесть могущество Архипелага, архивам, похоже, в ближайшие миллионы лет никакая опасность не угрожала, где бы они ни находились - на земле или под землей.

Люди, которые разрабатывали систему терраформирования Вентуса, жили в более тревожные времена. Они сомневались, что могут положиться на цивилизацию в смысле сохранения человеческих знаний; учитывая ядерные войны, прогремевшие тогда, Мария находила их страх вполне оправданным. Ее учили, что искусственный интеллект Вентуса был создан в виде разрозненных нано для того, чтобы исключить возможность уничтожения заложенной в них информации. Стереть ее можно было разве только вместе со всей планетой. Теперь Мария поняла, что если у группы, работавшей над проектом Вентуса, были технические возможности для создания разумных нано, то ученые мыслили примерно такими категориями: взять из человеческого тела функции восприятия, изучения и организации и поместить их в неодушевленные предметы. Эта идея, достаточно банальная во времена Марии, в то время ассоциировалась с Талиенсом.

Проектировщики отрицали всяческую связь - и вполне успешно. Их целью, заявляли они, является создание метафизических категорий в виде реальных объектов. Они говорили, что внедрят принятую в науке точку зрения в саму природу Вентуса, чтобы там никогда не могла возникнуть такая ересь, как Талиенс. Руководитель группы Вольфганг Крюгер сказал: «Наука не в силах получить доступ к метафизическим сущностям, которые, как полагают, скрываются за внешними явлениями. Если этих сущностей на самом деле нет, мы создадим их». Имелось в виду, что они будут созданы в свете научной истины.

Но что, если по какой-либо причине проектировщики освободили нано от обязанности пользоваться человеческими семантическими категориями? Что, если на самом деле они хотели позволить разумам Вентуса сформировать собственные концептуальные языки? Теоретики еще со времен Хомского[1] полагали, что могут существовать такие языки, которые люди в принципе не способны понять. Возможно, проектировщики этого и не планировали, но Ветры, похоже, создали такой язык.

Достаточно, чтобы один из программистов запустил в проект Ветров ген Талиенса… И это объясняло, почему мыслящие нано, благодаря которым планета действительно расцвела, внезапно заговорили совершенно бессвязно и прервали все контакты со своими создателями.

Мария выключила статью Кадил и открыла глаза. Ее теория наверняка верна! Она нутром это чуяла и чуть было не запрыгала от радости и предвкушения.

В конце коридора возникла громадная металлическая створчатая дверь, которая незамедлительно открылась. В архиве Марию встретил серлинг в образе добродушного старичка.

- Чем могу служить?

Поскольку он был частью правительственной сети, старичок, естественно, знал, зачем сюда пришла посетительница. Но у серлингов были свои понятия о правилах поведения.

- Мне сказали, что я здесь найду оригинальные фотографии и газеты времен восстания последователей Талиенса. А также бумаги, касающиеся проекта Вентуса.

Серлинг кивнул:

- Я могу вам позволить просмотреть их, только не знаю, что вам это даст. Все материалы доступны во внутривиде.

Мария уже говорила на эту тему с правительством. Если бы она не прилетела с Вентуса, вряд ли гигантский искусственный интеллект, управлявший Архипелагом, пустил бы ее в архив. В конце концов, это были очень старые и бесценные бумаги.

- Я хочу увидеть их сама.

Мария сосредоточенно обдумывала все это во время полета, но в результате загадки только множились. Слово «Талиенс», которое, как сказал Аксель, упомянул Туркарет, убедило ее, что некий ключ к разгадке должен быть здесь, в первоисточниках. Из внутривида ей ничего нового извлечь не удалось; архив был ее последним шансом раскрыть тайну.

- Дай мне посмотреть оригиналы, - велела она. Серлинг поскреб лысеющую голову, пожал плечами и жестом пригласил ее следовать за собой.

Архив состоял из тысяч стальных камер с регулируемым климатом. Во многих, были крохотные окошечки, через которые виднелось замороженное содержимое; другие были окружены толстенными радиационными экранами, поскольку в них хранились древние компакт-диски и прочие хрупкие средства записи данных. Считалось, что вся здешняя информация давным-давно сканирована во внутривид. Мария была настроена скептически; она по собственному опыту сканирования артефактов Вентуса знала, как небрежны порой бывали техники.

Серлинг провел ее в комнату, дальняя стена которой была сплошь стеклянной. Низкие светильники озаряли несколько глубоких кресел и перчаточные камеры, встроенные в стеклянную стену.

- Бумага такая хрупкая, что мы храним ее в аргоновой среде, - сказал серлинг. - В перчатки в камерах вмонтированы защитные устройства. Если вы попытаетесь смять или порвать что-нибудь, они вас остановят.

Это походило на паранойю… Хотя, с другой стороны, серлинги обязаны хранить информацию практически вечно. Один-единственный за тысячелетие небольшой инцидент мог уничтожить хрупкие предметы.