Страница 4 из 17
Снова кивает. Глядит на меня изумленно. Неужто правда, красотка его лечит? Ай да я, ай да молодец! И все это, заметьте, граждане ангелы и прочие мучители, с каменным василиском в желудке. Внимайте и трепещите.
- Какая вы!.. - говорит он, наконец. - Знаете, Варя, теперь я вам верю. Вы все правильно сказали про врача - ну, почти правильно. Я в нее много лет был влюблен, но тогда она была женой моего друга. А теперь и друг не друг, и она ему не жена. Словом, я и так собирался попробовать - если, конечно, завтра помирать не позовут. Но вы ведь говорите, не позовут?
- Ни в коем случае,
Мотаю головой. Стараюсь. Чувствую себя не то Жанной д'Арк, не то вовсе Зоей Космодемьянской. Или кого там еще пытали немилосердно?..
Мне тоже не слабо. Я держусь.
Дяденька мой, наконец, собрался уходить. Вынимает из бумажника пятидесятидолларовую купюру. Это, надо понимать, очень круто: час моей работы стоит триста рублей. А за такое коротенькое гадание больше двухсот брать стыдно.
- Столько - нормально? - спрашивает.
Отвечаю честно, хоть и не в моих это правилах - от денег отказываться:
- Даже много.
- Это ничего, - говорит, - так и надо, чтобы много. Спасибо вам, Варенька. Если все завтра обойдется, с меня еще причитается. Завтра же и причитается. Приду к вам с подарком, можно?
- С четырех до одиннадцати я тут, - киваю.
Его энтузиазм мне понятен. Это он не со мною, это он с судьбой торгуется. Я бы на его месте тоже наобещала с три короба. Да я и на своем наобещаю, пожалуй. Не помешает. Вот: если боль до завтра пройдет, я все эти дядины подарки Марине передарю. Даже если он мне серебристый Мерседес к черному ходу подгонит. Честно-честно, передарю. Обещаю.
Дала зарок и, вроде, полегче стало. Дурацкая, детсадовская техника борьбы с бедой. Но она работает. А мне того и надо.
Клиент, наконец, уходит. И мы с василиском остаемся наедине.
Услышав, как хлопнула дверь, ведущая в зал, падаю ничком на футон. Издаю, наконец, протяжный стон. Господи, как же мне этого хотелось! Выкричать, выплюнуть, исторгнуть из себя боль. Всю, без остатка.
Она, и правда, выстоналась. Заткнувшись, я вдруг поняла, что желудок снова друг мне, а не враг. Не злодей, не масон, не шпион заокеанский. Свой в доску, братушка. Любит меня, жалеет, щадит. Не болит больше. Совсем.
Обретя способность соображать, я содрогаюсь. Обдумав все как следует, содрогаюсь снова. Поразмышляв с четверть часа, понимаю, что так и с ума сойти недолго. Покидаю свой кабинет, бегу, как крыса с тонущего корабля. Бегу к Маринушке. Она хорошая, она любой бред выслушает, скажет что-нибудь простое и мудрое, кофе, что ли, нальет. Посмеется надо мной: "Ну ты выдумала, Варвара-краса! От чужой боли, значит, корчишься? Сопереживание, говоришь? А простое русское слово "совпадение" тебе известно? - спросит. Два совпадения в день это, конечно, много. Но не слишком. Еще и не такое бывает, при твоей-то профессии. Пойди, что ли, - скажет, - прогуляйся".
А мне того и надо: прогуляться.
Стоянка II
Знак - Овен.
Градусы - 12°51'26" - 25°42'51"
Названия европейские - Альботаим, Аллотхаим, Альрохан.
Названия арабские - аль-Бутайн - "Брюшко, Маленькое Чрево".
Восходящие звезды - эпсилон, дельта и пи Овна.
Магические действия - изготовление пентаклей для поиска источников и кладов.
С утра, дожидаясь завтрака в "Шоколаднице", я успел схоронить мамашу это для начала.
Чуть не свихнулся от диковинной смеси тоски и облегчения; уши пылали от стыда, но к вечеру тоска отступила вовсе, а облегчение сорвалось с цепи и оказалось самым настоящим ликованием. Вины за собой я больше не чувствовал. Веселился, словно бы матушка не умерла, а, скажем, уехала в отпуск. Или, того лучше, вышла замуж за иностранца (если у кого-то достанет воображения представить себе иностранца, решившегося жениться на приземистой басовитой толстухе шестидесяти семи лет от роду), уехала на край земли и никогда, никогда, никогда не вернется. Ревнивый муж не позволит, например. Или просто не хватит денег на билет. А нам того и надо.
Два дня спустя, я впервые привел Галю к себе домой. В нашу с матушкой, то бишь, квартиру. Теперь это называлось: "к себе". У меня, пожалуй, хватило бы энтузиазма трахнуть ее непосредственно на мамашином смертном ложе, но Галя почуяла неладное. Спросила: "Где ее комната?" Сказала: "Я туда не пойду!" Ну и ладно. Не очень-то и хотелось. Так, разве, смеху ради...
Устроились на моем диване, в гостиной. Призрак матушки не препятствовал моей эрекции, преждевременной эякуляции, напротив, не способствовал. Вот уж не ожидал от покойницы такого великодушия. Все у меня выходило не просто хорошо - отлично! Как никогда. И не только с Галкой. Постель тут вообще дело десятое. Главное, я теперь чувствовал себя так, словно вместе с матушкой в крематорий отправились все семнадцать пар моих коротких штанишек и восемь совочков из красной пластмассы, и ненавистный, громоздкий, гремучий дядькин велосипед, на котором я так толком и не выучился ездить: сперва ноги до педалей не доставали, а после просто надоело падать. И, кажется, в колумбарии упокоились воспоминания обо всех неудачах и промахах, ошибках и обидах. В тот вечер я был взрослым младенцем, почти без прошлого, почти без личной истории - так, карандашный набросок в несколько страниц, ничего толком не поймешь.
Галя выла, как раненая волчица, закатывала глаза и содрогалась так, что меня почти укачало. Но в финале вместо обычной благодарной сонливости я испытал азарт и досаду. "Как могло выйти, - думал я, - что за последние четыре года у меня не было никого, кроме этой женщины?"
А вот так и могло.
У Гали была квартира, у меня - матушка. Многие пары сходятся по той же причине. Одному некуда податься, другому, обладателю стылого, холостяцкого жилья, нужен хоть кто-то, хоть изредка, а лучше бы - на постоянной основе. Но это уж как повезет.
Признаваться себе, что я вовсе не люблю Галю, а довольствуюсь ею за неимением лучшего, было вовсе не противно. Было даже приятно, что греха таить! Разнообразные новые возможности сопели под дверью, цокали коготками в коридоре, как одомашненные ежи. Я наслаждался их близостью.
Галка почуяла неладное. Разревелась, укоренившись носом в моей ключице. "Я так люблю тебя! - говорит. - Мне так с тобой хорошо, так хорошо..."
Идиотка. Зачем реветь раньше времени, если хорошо? И зачем врать, если плохо?..
Я так ей и сказал.
Уже неделю спустя на этом диване побывала рыжая Оля, девятнадцатилетняя студентка, родом, кажется, из Подольска. Месяц изображала неутолимую страсть, в духе "Девяти с половиной недель", между делом осторожно вынюхивала: не подсоблю ли с московской регистрацией? Я бы и рад помочь, но жертвовать девственной чистотой собственного паспорта ради чужих бумажек как-то уж очень нелепо. Да и хлопотно; не зря фиктивные браки денег стоят. Тяжкий, неблагодарный это труд: жениться.
Потом была Инна, маленькая, полная, усеянная веснушками, виртуоз, между прочим, в оральном деле, каких поискать. Этой от меня ничего не было нужно разве только мужу-гуляке отомстить. Потому и не скрывала от него ни единой подробности, даже адрес мой зачем-то разболтала. После третьего кряду визита раззадоренного супруга пришлось завершить наш роман: войны мне хватало при мамаше, теперь отчаянно хотелось мира.
Обе рыжие совместными усилиями принесли мне удачу: появилась новая работа, случилась неожиданно успешная и быстрая, слишком быстрая даже, карьера. Волной пошли какие-то бесконечные выборы, от губернаторских до президентских; море работы, непрерывная, многомесячная медиа-истерика, и я в центре циклона, почти величественный в своем пофигизме. Где наша не пропадала? Да, собственно, нигде не пропадала пока.
В финале этого марафона была грандиозная пьянка по случаю нашего общего умеренного успеха и последний, решительный гонорар, размер которого позволял целую неделю упиваться собственным могуществом, а потом еще три месяца просто радоваться. Отпуск на Филиппинах, недорогие, но качественные объятия туземных девиц, экзотические коктейли под звездным небом, ночное купание в океане, почти экстатический восторг и дикий, животный ужас, охвативший меня, когда тело осознало, что болтается уже не между небом и землей, а между двумя темными, густыми, как застывающее желе, безднами. Был и восторг благополучного возвращения на берег, всего-то несколькими минутами позже. Кому суждено быть повешенным, не утонет, как же, как же...