Страница 118 из 155
— Хороши у вас приятели!
— Что ж делать: все избранная, образованная молодежь.
— Это кто такая дама, которая не отвечает на ваш поклон?
— Это Нильская; она без памяти влюблена в меня и надеялась выйти замуж. Мне очень приятно ее побесить… Что ты, та ch?re, закрылась вуалью? откинь, пожалуйста.
— Вот прекрасно! приятно дышать пылью.
— Ну, пожалуйста, сделай одолжение; посмотри, все без вуали.
— Мне до других дела нет; притом же я сюда приехала не напоказ!
— Ах, какая ты! Ну, сделай милость, откинь вуаль!
— Сделайте милость, поедемте назад! — Вот забавно!
— Я вас прошу; я не могу выносить ни этой толпы, ни этой пыли.
— Нет, уж как хочешь, мы объедем несколько раз круг.
— Надеюсь, что вы насильно не будете меня возить.
— Ну, только один раз проедем парк.
— Если вам угодно; но это будет и первый и последний раз.
— Ах, какая ты несносная, Эрнестина! — крикнул Чаров с досадой, остановив вдруг лошадь и поворачивая назад, но так неосторожно, что дышло ехавшего позади экипажа ударило в кабриолет; лежачая рессора, несмотря на то, что на ней был английский штемпель, лопнула. Саломея вскрикнула, Чаров потерялся, испуганная лошадь взбеленилась, но, к счастию, какой-то мужчина, проходивший мимо, остановил ее и помог Саломее выйти из кабриолета.
— Чаров! вот не ожидал! — сказал он.
— Ах, Карачеев!.. это ты? Вот спасительная встреча!.. Перепугалась, ma ch?re?
— Ничего, — отвечала тревожно Саломея.
— Вот беда! как же тут быть? кабриолет сломан. У тебя здесь есть экипаж, mon cher?
— Я здесь живу на даче. Зайдите ко мне, отсюда недалеко; а между тем я велю заложить коляску… Вам же необходимо успокоиться от испугу, — прибавил Карачеев, обращаясь к Саломее.
Она кивнула головой в знак благодарности за участие; а Чаров, отдавая жокею лошадь, вскричал:
— И прекрасно! таким благодеянием нельзя не воспользоваться. Так пойдемте.
— Кто эта дама? — спросил Карачеев Чарова на ухо.
— Это… мадам де Мильвуа, — отвечал Чаров, подавая руку Саломее.
«Что за мадам де Мильвуа, — подумал Карачеев, всматриваясь в черты Саломеи, сколько позволяла прозрачность вуали. Черты как будто знакомы; но когда, где видал, он не мог припомнить. — Чудак! Верно, какая-нибудь актриса!»
Почти молча подошли они к даче.
— Вот мой эрмитаж, — сказал Карачеев. — А вот мой наследник, — продолжал он, подходя к палисаднику прекрасного домика, где на крыльце сидела кормилица с ребенком на руках. — Каков молодец?
— Славный, славный! Я также хочу позаботиться о наследнике, — сказал Чаров.
— Хм! Вы еще не женаты? — спросил Карачеев.
— Думаю скоро жениться.
Саломея отвернулась в сторону и прошла, не обратив ни малейшего внимания на ребенка.
— Madame! — проговорил Карачеев довольно сухо, досадуя на себя, что пригласил бог знает кого. — А где Катерина Петровна?
— Верно, в саду, — отвечала кормилица.
— Пожалуйста, стакан воды, мне дурно, — сказала Саломея Чарову, входя в залу и садясь на соломенный стулик.
— Сейчас я прикажу, — сказал Карачеев, — но вам здесь неудобно; не угодно ли сюда, в диванную… Тут вас никто не будет беспокоить.
— Отдохни, ma ch?re, — сказал Чаров, проводив Саломею в боковую комнату.
— Пожалуйста, скорей домой!.. Какая здесь духота!.. — проговорила она утомленным голосом, припав на диван и откинув вуаль.
Между тем из саду вбежала в залу молоденькая женщина, хорошенькая собою, с простодушным веселым лицом.
— Как ты скоро воротился, — сказала она, взяв за руку Карачеева и приклонив голову к его плечу, — я думала, что ты будешь гулять до самого чаю.
— Я так и думал, — отвечал он, обнимая ее.
— Я рада, что ты пришел; maman такая грустная, разговорилась о прошлом, вспомнила о сестрице…
— Постой, Катенька; надо велеть запречь скорее коляску.
— Зачем?
— С одним моим знакомым в парке случилась беда, сломался экипаж… Он с какой-то дамой; я пригласил их к нам и обещал коляску доехать до Москвы.
— А где ж они?
— В диванной.
— А кто такие?
— Позволь, друг мой, я сейчас приду…
— Да скажи прежде.
— Ах, какая ты!.. Один петербургский знакомец, Чаров.
— Постой же, я прикажу.
— Нет, нет, я сам; а ты вели подать этой даме воды. Она немного перепугалась, ей дурно.
— Ах, боже мой, дурно! Что ж ты не сказал давно!
И молоденькая женщина бросилась было по порыву доброго чувства в диванную.
— Постой, постой, Катенька, не ходи… Черт знает, кто она такая… может быть, какая-нибудь дрянь… Ведь этот Чаров беспутная голова.
— Mon cher, нет ли сигары? Да воды бы скорей… Ах, извините! — сказал Чаров, выходя из боковой комнаты и увидя даму.
— Сейчас, сейчас, велел подать, — отвечал Карачеев. — Катенька, это мосье Чаров. Рекомендую вам мою жену.
— С вами случилось несчастие? — приветливо спросила она.
— Дышлом разбило кабриолет и чуть-чуть не убило мою даму, — отвечал Чаров.
— Ах, боже мой! Где ж она?
— А вот здесь.
— Не нужно ли ей чего-нибудь? спирту или одеколону?
— Воды, если можно.
— Воды? сейчас!
И миленькая хозяйка побежала сама за водой. Возвратясь с стаканом, она вошла в диванную.
Чаров вышел осмотреть разбитый свой кабриолет.
Саломея была одна в комнате; запрокинув голову на спинку дивана и свесив руки, она лежала в каком-то изнеможении.
— Вам дурно, — проговорила молоденькая хозяйка, подходя к ней осторожно.
— О боже мой! Катя! — вскрикнула Саломея, приподняв голову и взглянув на нее.
Все члены ее затрепетали.
— Сестрица! — вскричала и молоденькая дама. — Сестрица! И она радостно бросилась было к Саломее, но Саломея удержала этот порыв, схватив ее за руку.
— Молчи! — проговорила она шепотом, но повелительно.
— Сестрица! — невольно повторила испуганная Катенька.
— Молчи, безумная!.. О, она меня погубит!.. молчи!.. Поди прочь!.. И никому ни слова, что я здесь, что ты меня видела!..
Катенька, сложив руки, стояла перед сестрой, не знала, что говорить, что делать. На глазах ее навернулись слезы.
— Поди, поди! Или ты меня погубишь! — повторила Саломея вне себя, задушив голос свой, — и ни слова обо мне, слышишь?…
— Сестрица… маменька здесь, — произнесла Катенька, отступив от нее.
— О, какая мука! она меня убьет!
— Сейчас коляска будет готова, — раздался в зале голос Карачеева.
— Ты слышала, что я тебе говорю! — прошептала Саломея исступленно, бросив страшный взгляд на сестру.
Катенька вздрогнула и вышла из комнаты бледная, встревоженная.
— Что с тобой, друг мой, Катенька? — спросил ее муж, заметив что-то необыкновенное во взглядах и движениях.
— Я… перепугалась, — проговорила она тихо, дрожащим голосом…
— Чего ты перепугалась?
— Она… ей дурно!..
— О боже мой! кто тебя просил входить туда! Что за заботливость бог знает о ком! Какая-то мерзавка, а ты ухаживаешь!..
— Ах, боже мой, как тебе не стыдно… так бранить… мою… сестру, — хотела сказать Катенька, но опомнилась, и у нее брызнули из глаз слезы.
— Да что с тобой, душа моя? — повторил Карачеев, обняв ее. — Чего тебе пугаться?…
— Сама… не знаю… я вошла, а она вдруг вскрикнула; я так и затряслась…
— Дрянь эта перепугала ее!..
— Ах, полно!.. Пойдем… она услышит.
— Вот беда!.. Ты знаешь ли, кто она?
— Ах, не говори…
— Да ты почему же знаешь эту француженку?
— Какую француженку?…
— Вот эту…
— Я ее не знаю…
— Да, это какая-то француженка… Жокей Чарова сказал мне, что она за птица… Вот пригласил!
— Ах… перестань!.. maman идет…
— Что ж за беда?
— Я боюсь… чтоб и она не перепугалась… пожалуйста, не впускай ее к ней…
— Да что ты, Катя, с ума, что ли, сошла? Катенька бросилась навстречу матери.
— Пойдемте, маменька…
— Постой. Где эта дама? Мне сказала кормилица, что лошади разбили экипаж, ушибли какую-то даму и что она у нас…