Екатерина Великая

Глава XXI

Ланской

Екатерина терпеливо вынашивает свой «греческий проект». Потемкин строит крепости вдоль турецкой границы. Суворов прочно обосновался на Кубани. Безбородко, новый личный советник императрицы, поговаривает о нападении на Перекоп и о нейтрализации турецкой крепости Очаков. А тем временем армия готовится: генералы советуются, арсеналы пополняются, растет накал военной лихорадки. В письмах, которыми обменялись Екатерина и Иосиф II, все серьезнее ставится вопрос об изгнании турок из Европы. Екатерина предлагает образовать империю Дакию, управляемую православным монархом и включающую Молдавию, Бессарабию, Валахию, крепость Очаков, территорию между Бугом и Днестром, а также несколько островов Греческого архипелага. Что же касается Крыма, где царит «счастливая анархия», то его Екатерина уже считает практически русским. Иосиф II заявил о своем принципиальном согласии с этим, но потребовал себе Боснию, Сербию, часть Валахии, Орсову, Видин и венецианские владения на суше. Эти претензии были расценены Екатериной как совсем «нескромные», о чем она сухо сообщила своему партнеру. Тот заартачился. Вокруг турецкого пирога стали переругиваться еще до того, как был поднят нож, чтобы его разрезать. Фридрих II, этот «старый лис из Сан-Суси», посмеивается над этим спором и предсказывает, что Вена и Санкт-Петербург никогда не придут к согласию по османскому вопросу. Но Екатерина все же надеется: удачная война прояснит положение. И в один прекрасный день, если Господь действительно на стороне русских, великий князь Константин окажется на троне Дакии. Таким образом, оба внука царицы после ее смерти будут царствовать в двух крупнейших империях мира. Очевидно, потребуется изменить порядок наследования, с тем чтобы ее наследником стал очаровательный Александр, а не маньяк и сумасброд Павел. Эта тайная мысль давно владеет ею. Потому-то и держит она при себе так упорно обоих цесаревичей, как будто они – ее дети. Екатерина слишком хорошо знает, что, если вернет их родителям (на чем те настаивают), внуки будут воспитаны в духе ненависти к бабке и неуважения к ее политическому наследию. Для утешения у великой княгини Марии есть две дочери, родившиеся подряд одна за другой после Константина. Их ей охотно оставляют. Даже предлагают ради развлечения завести себе еще детей. Но Мария жалуется: «Мы не смеем никого приставить к детям (мальчикам), императрица лично назначает всю прислугу, вплоть до горничных». Что же касается великого князя Павла, у которого отняли сыновей, то он чувствует себя как бы лишенным отцовской власти и его злоба на императрицу становится навязчивой идеей. Почему мать, которая никогда не занималась им, не дает ему заниматься своими сыновьями? Какая утонченная жестокость запрещать ему нормальную семейную жизнь! Куда бы он ни подался, она всегда стоит на его пути. В его болезненном воображении она предстает огромным спрутом с постоянно движущимися щупальцами. Она его связывает, околдовывает и, может быть, убьет, задушит, чтобы вручить скипетр Александру. Павла поддерживает в его настроении Никита Панин, отстраненный от власти на 74-м году жизни и не простивший этого Екатерине. После своей отставки старый министр сблизился с «молодым двором», потакает сумасбродству Павла, считая его законным наследником престола.

Свидетель распри между матерью и сыном, Иосиф II предложил Екатерине во время визита в Санкт-Петербург, чтобы великокняжеская чета совершила путешествие по Европе. Он полагает, что, удаленный на некоторое время от императрицы, Павел вновь обретет столь необходимое ему спокойствие, а посещение иностранных дворов завершит сглаживание его крутого характера. Прекрасный проект, подумала Екатерина. Но как заставить великого князя принять его? Всякая исходящая от нее мысль кажется ему подозрительной. Он проявляет интерес лишь к делам, которые могут раздражать ее. И вот она прибегает к уловке и поручает молодому князю Репнину внушить Павлу, что тому пора не считаться с волей матери и потребовать, чтобы она отпустила его вместе с женой познакомиться с европейскими столицами. Пришпоренные столь хитроумным способом, Павел и Мария дают себя увлечь идеей путешествия. И впрямь, думают они, их будущая ответственная политическая роль делает необходимой эту встречу с лучшими умами современного мира. К тому же великая княгиня сможет, сделав крюк в сторону Вюртенберга, обнять своих любимых родителей. Можно будет доехать до Швейцарии, чтобы повидаться там с Лаватером, туманный мистицизм которого очаровывает молодых супругов и приводит в отчаяние Екатерину. Молодая чета побывает, разумеется, в Париже и в Версале!.. Иосиф II, Мария-Антуанетта, Людовик XVI, Гримм, Дидро… Целая программа. Возбужденный, Павел испрашивает у матери милостивого разрешения на совершение этого политического и светского турне, изобретателем которого он считает себя. Она разыгрывает удивление, недоверие и беспокойство. Как это он, наследник престола, может думать об отъезде из Санкт-Петербурга? Он умоляет ее на коленях, Мария плачет, Екатерина притворяется взволнованной и в конце концов соглашается. Намеченный маршрут проходит через Польшу, Австрию, Швейцарию, Италию, Францию, Голландию, Бельгию. Но, зная пагубную страсть своего сына к Фридриху II, Екатерина запрещает ему посещение Берлина. О поездке официально уведомляются все иностранные дворы. Молодая чета будет путешествовать инкогнито, под прозрачным псевдонимом графа и графини дю Нор.

Но тут, в обстановке всеобщего ликования, старый Никита Панин неожиданно отколол номер. Обида на Екатерину сделала его настоящим Макиавелли. Чтобы воспрепятствовать планам императрицы, он убеждает Павла, что мать готовится провести его. Если он уедет, она не разрешит ему вернуться в Россию и воспользуется его отсутствием, чтобы опубликовать манифест, провозглашающий Александра прямым наследником. Ошеломленные Павел и Мария уже чувствуют себя изгнанниками, лишенными короны, навсегда разлученными со своими детьми. После того как они умоляли императрицу разрешить им уехать, теперь умоляют ее разрешить им остаться. Она упрямится, ссылаясь на то, что иностранные дворы уже готовятся к их приему. Вопли, слезы, проклятья являются ответом на материнский отказ. Павел кричит, что он не тронется с места. Мария лишается чувств от горя. Не раз и не два тщетно пытается Екатерина урезонить молодых супругов. В день отъезда они отказываются выйти из своих покоев. Екатерине приходится тащить сына за руку до самой кареты. Следом за ней князь Репнин несет на руках великую княгиню в полуобморочном состоянии. Он усаживает ее, недвижимую, в карету рядом с супругом, сидящим с мертвенно-бледным, как у осужденного на смерть, лицом. Гони, кучер! Екатерина вздыхает с облегчением. Неужели ей придется действительно когда-нибудь передать Россию в руки сына-сумасброда?

Донесения, которые поступают к ней с каждого этапа путешествия, подтверждают ее беспокойство. Во Флоренции, в беседе с Леопольдом Тосканским, Павел критикует экспансионистскую политику своей матери, высказывает восхищение прусским королем, изрекает угрозы приближенным императрицы, продавшимся венскому двору. «Когда у меня будет власть, я заставлю высечь их, я сломлю и изгоню их», – заявляет он. В Брюсселе, в присутствии принца де Линя, он рассказывает истории с привидениями и говорит о своих галлюцинациях, вылечить от которых не может ни один врач. В Версале, где ему устраивают пышную дружественную встречу, он поверяет Людовику XVI и Марии-Антуанетте, что в Санкт-Петербурге он окружен «притеснениями и коварством», что его преследуют фавориты его матери, что жизнь его там – сплошной ад. А когда королева спросила его, верно ли, что он ни на кого не может рассчитывать, он воскликнул: «Мне было бы тяжело иметь при себе преданного пуделя, потому что не успели бы мы уехать из Парижа, как моя мать повелела бы бросить его в Сену с камнем на шее». Ужины в тесном кругу, спектакль в версальской опере, праздник в Малом Трианоне, большой бал в Зеркальной галерее, парад французских гвардейцев на Марсовом поле, концерт в Багатели, посещение Академии, прием у принца Конде в Шантийи – все говорят о том, что «граф дю Нор» выглядит во Франции более значимым, чем в России. Он сияет, преисполняется собственным величием и уже не может держать язык за зубами. Хотя льстивый Гримм и уверяет Екатерину, что ее сын и невестка добились большого успеха в Париже, «безо всяких „если“ и „но“»,[125] создается впечатление, что путешествие этой болтливой, подозрительной пары с большими претензиями поставило в затруднительное положение монархов, министров и придворных. После пребывания Павла в великом герцогстве Баден государственный министр Эдельсхейм выразил общее мнение следующими словами: «Наследный принц объединяет в себе сумасбродство и высокомерие, слабость и эгоизм; кажется, голове его суждено носить глиняную корону». А вот что пишет принц де Линь: «Ум его фальшив, сердце прямое, а суждения случайны. Он недоверчив и обидчив… Фрондер, прикидывающийся гонимым… Горе его друзьям, врагам, союзникам и подданным… Он ненавидит свой народ и говорил мне о нем когда-то в Гатчине такое, что я не могу повторить». При посещении Вены Павел должен был присутствовать на представлении «Гамлета». Актер Брокман отказывается играть в его присутствии, опасаясь, что именитый зритель усмотрит в помешательстве принца Датского намек на собственное несчастье.

125

Письмо от 7 июня 1782 года.