Снег

Неджип вдруг исчез в густом снегу. Ка почувствовал к нему необъяснимую нежность.

8

Тот, кто совершает самоубийство, — грешник

Рассказ Ладживерта и Рустема

Снег пошел еще сильнее, пока Ка ждал перед книжным магазином «Известие». Устав стряхивать с головы снег и ждать, он уже собирался вернуться в отель, как вдруг заметил, что на противоположной мостовой, в бледном свете уличных ламп показался высокий молодой человек с бородой. Когда Ка увидел, что красная тюбетейка на голове юноши побелела от снега, сердце его забилось сильнее, и он пошел за ним.

Они прошли весь проспект Казым-паши, который кандидат на пост главы муниципалитета от партии «Отечество» пообещал сделать пешеходной зоной, в подражание Стамбулу; повернули на проспект Фаик-бея и, спустившись еще на две улицы вниз, повернули направо и дошли до Вокзальной площади. Памятник Казыму Карабекиру в центре площади совсем исчез под снегом и в темноте стал похож на большое мороженое. Ка увидел, что юноша с бородой вошел в здание вокзала, и побежал следом за ним. В залах ожидания никого не было. Догадавшись, что юноша вышел на перрон, Ка пошел туда. В конце перрона он, казалось, увидел юношу, впереди в темноте, и со страхом пошел вдоль железной дороги. Как только ему пришло в голову, что если его здесь внезапно ударят и убьют, то труп до весны никто не сможет найти, он столкнулся лицом к лицу с бородатым молодым человеком в тюбетейке.

— За нами никого нет, — сказал юноша. — Но если хочешь, еще можешь передумать. Если пойдешь со мной, после этого будешь держать язык за зубами. Никогда не проговоришься, как попал сюда. Конец предателя — смерть.

Но даже последние слова юноши не испугали Ка, потому что у него был до смешного писклявый голос. Они прошли вдоль полотна и мимо зернохранилища, и, повернув на улицу Яхнилер, которая была совсем рядом с военными казармами, писклявый юноша показал Ка дом, куда ему надо было войти, и объяснил, в какой звонок надо позвонить.

— Веди себя с Учителем уважительно! — сказал он. — Не перебивай его, а как закончишь говорить, немедленно уходи.

Так, изумившись, Ка узнал, что еще одно прозвище Ладживерта — Учитель. Вообще-то Ка знал о Ладживерте не больше того, что он известный политический исламист. Из турецких газет, попавших к нему в руки в Германии, он узнал, что тот много лет назад оказался причастен к какому-то преступлению. Существовало очень много политических исламистов, которые убивали людей, — ни один из них не был известным человеком. Ладживерта сделало известным его утверждение, что он убил одного кричаще одетого женоподобного хлюста, постоянно унижавшего «невежд» и использовавшего при этом обычные пошлые шутки, — тот был ведущим интеллектуальной игры с денежным призом на одном из мелких телевизионных каналов. Этот язвительный ведущий по имени Гюнер Бенер, с лицом в родинках, во время одной из передач в прямом эфире шутил над одним из глуповатых и бедных участников игры и случайно сказал неподобающие слова о пророке Мухаммеде, а когда эта шутка, разгневавшая нескольких набожных людей, в полудреме смотревших программу, уже почти забылась, Ладживерт написал во все газеты Стамбула письмо, извергающее угрозы, и потребовал, чтобы ведущий этой программы покаялся и извинился, иначе он его убьет. Стамбульская пресса, привыкшая к таким угрозам, может быть, и не обратила бы никакого внимания на это письмо; но маленький телевизионный канал, проводивший провокационную светскую политику, пригласил Ладживерта в свою программу, чтобы продемонстрировать общественному мнению, как распоясались эти вооруженные исламисты, и тот повторил свои угрозы в эфире, усилив их; после успеха этой программы ее показали на других телевизионных каналах, где он был представлен в роли "остервенелого исламиста с большим ножом". В это же время Ладживерта разыскивала прокуратура по обвинению в угрозе убийства, и, прославившись, он начал скрываться, а Тюнер Бенер, увидевший, что этот случай пробудил интерес общественности, в своем ежедневном прямом эфире выступил с неожиданным вызовом, сказав, что "не боится ненормальных реакционеров — врагов Ататюрка и республики", и через день был задушен цветным галстуком с узорами в виде пляжных мячиков, который он надевал на передачу, в номере «люкс» измирского отеля, куда он приехал для съемок программы. Несмотря на то что Ладживерт доказывал, что в этот день и в это время он был в Манисе, где выступал с лекцией в поддержку девушек, которые носят платки, он продолжал убегать и скрываться от прессы, распространившей по всей стране весть об этом событии и усилившей славу Ладживерта. По причине того, что в те дни часть исламистской прессы изображала политический ислам с окровавленными руками, а он сам стал игрушкой в руках светской прессы, из-за того, что ему так нравилось, что им заинтересовались средства массовой информации, и нравилась популярность, что вовсе не подобало исламисту, а также из-за того, что на него нападала светская пресса, с выводами о том, что он — агент ЦРУ, Ладживерт надолго исчез из виду.

В кругах исламистов распространились слухи, что в это время он героически сражался против сербов в Боснии, против русских в Грозном, но были и те, кто говорил, что все это — неправда.

Те, кто интересуется, что Ладживерт думал по этим вопросам, могут посмотреть его собственную краткую биографию, которая начинается словами "двадцатого февраля, в тот день, когда пойдет речь о моей казни" на страницах тридцать пятой главы нашей книги "Ка и Ладживерт в камере", под названием "Я НЕ ЯВЛЯЮСЬ НИЧЬИМ АГЕНТОМ", но я не уверен и в том, что все, что говорит там наш герой, — правда. То, что о нем говорилось много неправды и что многие слухи стали своего рода легендами, укреплялось загадочной атмосферой, окружавшей Ладживерта. А молчание, за которым он хотел спрятаться впоследствии, может толковаться также как признание Ладживертом правоты тех, кто в исламских кругах критиковал его первый успех, и тех, кто придерживался мнения, что мусульманин не должен так часто показываться в светской сионистской буржуазной прессе, но, как вы увидите из нашего рассказа, Ладживерт все-таки любил общаться с представителями прессы.

Большая часть слухов, появившихся из-за того, что он поехал в Карс, не сходятся друг с другом, как это и случается со слухами, мгновенно расползающимися в маленьких городках. Некоторые говорили, что Ладживерт приехал в Карс, чтобы обеспечить секретность и сохранить основные структуры одной исламистской курдской организации, руководство которой в Дияр-бакыре было разгромлено государственными силами, но у организации, о которой шла речь, в Карсе фактически не было других последователей, кроме одного-двух фанатиков. Поборники мира и доброй воли с обеих сторон предполагали, что он приехал для того, чтобы положить конец войне, развивавшейся и усиливавшейся в последнее время между курдскими национал-марксистами и курдами-исламистами. Трения между ними, начавшиеся со словесных перепалок, брани, драк и уличных столкновений, во многих городах переросли в резню и поножовщину, а в последние месяцы стороны стали расстреливать друг друга, а также похищать людей и допрашивать их с применением пыток (обе стороны применяли такие методы: капали на кожу расплавленный нейлон или сдавливали мошонку), а после допросов — душить. Говорилось также, что Ладживерт, путешествуя из городка в городок, вступил на путь миссии тайного примирителя, чтобы положить конец этой войне, которую очень многие считали выгодной властям, однако, как полагали его враги, темные пятна в его прошлом и молодой возраст не подходят для этой трудной и почитаемой миссии. Молодые исламисты распространяли слухи о том, что он приехал в Карс, чтобы очистить души диджеев и «блистательных» ведущих городского телевизионного канала Карса «Граница», одетых в блестящую одежду, и хотя верхняя часть тела была у них тщательно закрыта, шутили они неподобающим образом и насмехались над исламом, поэтому один из ведущих по имени Хакан Озге, азербайджанец по происхождению, в своих последних программах начал говорить об Аллахе и напоминать о времени намаза. Были и те, кто думал, что Ладживерт связывает Турцию с международной исламистской террористической сетью. Органам информации и безопасности Карса сообщали даже, что эта организация, имеющая поддержку в Саудовской Аравии, планировала акции устрашения тысяч женщин, приезжавших в Турцию на работу проститутками из республик бывшего Советского Союза, предлагал некоторых из них убить. Ладживерту и в голову не приходило опровергать подобные утверждения или разговоры о том, что он приехал ради женщин-самоубийц, девушек в платках или выборов в муниципалитет. Он ничего не отвечал на упреки в том, что он нигде не появляется, и это усиливало загадочность, которая так нравилась молодым людям, учившимся на имамов-хатибов. Он не показывался на улицах Карса, чтобы не попасть в полицию и чтобы не развеять свою легендарность, поэтому и возникали сомнения, в городе он или нет.