Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 21

Как только я немного пришел в себя, однажды вечером, почувствовав внезапное вдохновение, я написал большое стихотворение. В нем я рассказал о своем стеснении, стыде, о любви к Аллаху, которая поднималась во мне, о покое, о том, как первый раз поднимался по благословенной лестнице моего шейха, о символическом и реальном значении ключей. В этом стихотворении не было недостатков. Я клянусь, что оно было не хуже стихотворений самых модных и новых западных поэтов, которые переводил Фахир. Я сразу отослал стихотворение ему. Я ждал шесть месяцев, но оно так и не было напечатано в журнале "Чернила Ахиллеса", который он тогда выпускал. В ожидании я написал еще три стихотворения. И все отправил в журнал поочередно, с интервалом в два месяца. Я ждал с нетерпением целый год, и опять ни одно из них не было опубликовано.

В тот период самое большое несчастье для меня было не в том, что у нас все еще нет детей, не в том, что Ипек противится предписаниям ислама, и не в том, что мои прежние лево-и светски настроенные друзья презирали меня за то, что я стал набожным. Они не обращали на меня особенного внимания, потому что было достаточно случаев воодушевленного обращения людей к исламу. Больше всего меня потрясло то, что не были изданы эти стихи, отправленные в Стамбул. Я не мог дождаться выхода очередного номера, который появлялся в начале каждого месяца, и, успокаивая себя, всякий раз думал, что в конце концов хоть одно мое стихотворение в этом месяце будет опубликовано. Реалистичность в моих стихах можно было сравнить только с реалистичностью западной поэзии. А это в Турции, как я думал, может сделать только один Фахир.

Глубина моего гнева от несправедливости, которой я подвергся, начала отравлять счастье, которое давал мне ислам. Теперь, совершая намаз в мечети, куда я начал ходить, я думал о Фахире; и опять был несчастлив. Однажды вечером я решил рассказать о своем горе шейху, но он не понял, что такое модернистские стихи, кто такой Рене Шар, что за понятие "предложение, разбитое посередине", кто такие Малларме и Жубер и что такое "пауза пустой строки".

Это поколебало мое доверие к шейху. Долгое время он не делал ничего, кроме того что повторял мне: "Держи сердце чистым", "С помощью любви Аллаха, дай бог, ты выйдешь из этого ущелья" и еще несколько подобных фраз. Я не хочу искажать истину, он не был обычным человеком; он был человеком с ограниченными знаниями. Внутри меня опять начал шевелиться дьявол атеизма, который был наполовину рационалистом, наполовину прагматиком. Такие люди, как я, находят покой только в спорах с себе подобными по какому-нибудь вопросу на партийном собрании. Так я понял, что приход в партию даст мне более глубокую и значительную духовную жизнь, чем обитель. Партийный опыт, полученный мною в марксистские годы, очень помог моему делу в партии, которая придает важное значение религии и духовности.

— Например? — спросил Ка.

Отключили электричество. Наступила долгая пауза.

— Отключили электричество, — проговорил Мухтар загадочным голосом.

Ка не ответил ему и сидел, не шевелясь, в темноте.





7

Политические исламисты — так нас называют сторонники светского общества и западного образа жизни

В отделении партии, в Управлении безопасности и снова на улице

В том, что они сидели в темноте, молча, было нечто тревожащее, но Ка предпочитал эту взволнованность неискреннему разговору двух старых приятелей при свете. Единственное, что сейчас связывало его с Мухтаром, была Ипек, и Ка и хотел поговорить о ней, и боялся дать понять, что влюблен в нее. Боялся он еще и того, что Мухтар начнет рассказывать о чем-то другом, и что он станет считать его еще большим глупцом, чем сейчас, боялся, что его восхищение, которое он хотел чувствовать по отношению к Ипек, пострадает от того, что она была многие годы замужем за таким человеком.

Поэтому, когда Мухтар, не зная, о чем еще поговорить, повел речь о прежних приятелях, придерживавшихся левых взглядов, о политических ссыльных, сбежавших в Германию, Ка успокоился. В ответ на один вопрос Мухтара он, улыбнувшись, сказал, что слышал о том, что Туфан из Малатьи, у которого были вьющиеся волосы и который когда-то писал статьи в журнале о странах третьего мира, сошел с ума. Ка сказал, что видел его в последний раз на центральном вокзале в Штутгарте с длинной палкой в руке, к концу которой была привязана мокрая тряпка, и, насвистывая, он бежал и вытирал землю. Потом Мухтар спросил о Махмуде, который постоянно получал нагоняи из-за того, что не умел молчать. Ка сказал, что он вступил в общину сторонника шариата Хайруллаха-эфенди и сейчас со страстью, с которой когда-то, будучи левым, вступал в споры, спорит о том, в какой мечети в Германии какая община будет главной. Еще один человек, о котором, опять улыбнувшись, вспомнил Ка, приветливый и симпатичный Сулейман, так затосковал в маленьком городке Траунштайн в Баварии, где он жил на деньги фонда одной церкви, раскрывающей свои объятия политическим ссыльным из стран третьего мира, что, сознавая, что его посадят в тюрьму, все же вернулся в Турцию. Они вспомнили Хикмета, который работал в Берлине шофером и был убит при странных обстоятельствах, Фадыла, который женился на пожилой немке, вдове нацистского офицера, и вместе с ней открыл пансион, и теоретикаТарыка, который работает на турецкую мафию в Гамбурге и уже разбогател. Садык, который когда-то вместе с Мухтаром, Ка, Танером и Ипек собирал только что вышедшие из типографии журналы, сейчас стал главарем банды, которая контрабандным путем через Альпы переправляет в Германию рабочих. Говорили, что обидчивый Мухаррем вел счастливую жизнь под землей вместе со своей семьей на одной из станций-призраков в берлинском метро, которыми совершенно не пользовались из-за холодной войны и Берлинской стены. Когда поезд быстро проезжал между станциями «Кройцберг» и «Александрплатц», находившиеся в вагоне турецкие социалисты-пенсионеры на мгновение почтительно вставали, подобно бывшим мафиози Стамбула, которые всякий раз, когда проходили на теплоходе через Арнавут-кей, глядя на течение, приветствовали одного легендарного гангстера, некогда исчезнувшего там со своей машиной. Даже если в момент этого приветствия находящиеся в вагоне политические ссыльные не были знакомы, они разглядывали своих попутчиков, приветствующих легендарного, но проигравшего свою битву героя. Так Ка в Берлине, в вагоне метро, случайно встретил Рухи, который когда-то постоянно критиковал своих друзей левых взглядов за то, что они не интересуются психологией, и узнал, что он участвует в экспериментах, изучающих, как воздействует реклама нового сорта пиццы с бастурмой, которую собирались продавать мигрантам-рабочим с самым низким уровнем доходов в одном районе. Самым счастливым из политических ссыльных, которых Ка знал в Германии, был Ферхат, он вступил в РПК и с националистическим рвением нападал на офисы турецких авиалиний, его показывало Си-эн-эн, когда он бросал "коктейль Молотова" в здания турецких консульств и учил курдский, мечтая о стихах, которые он однажды напишет. Других людей, о которых со странным любопытством спрашивал Мухтар, Ка или давно забыл, или слышал, что они исчезли, как и многие другие из тех, кто вступил в маленькие банды, кто работал на секретные службы, кто занялся темными делами, пропали или, вероятно, были тихонько убиты и брошены в воду.

В пламени спички, зажженной его старинным приятелем, Ка увидел призрачные силуэты предметов в областном отделении партии, старый журнальный столик, газовую печку. Он встал, подошел к окну и стал с восторгом смотреть на падающий снег.

Снег шел очень медленно, большими восхитительными снежинками. В том, как медленно и обильно он сыпал, в его белизне, столь явной в неясном голубоватом свете, непонятно откуда исходившем, было что-то придающее покой и силу, было странное изящество, восхищавшее Ка. Он вспомнил снежные вечера своего детства в Стамбуле — когда-то от снега и сильного ветра тоже отключалось электричество, в доме слышались пугающие перешептьтания, заставлявшие сильнее колотиться детское сердце Ка, и восклицания "Сохрани, Аллах!", а Ка чувствовал счастье оттого, что у него есть семья. Он с грустью наблюдал за лошадью, запряженной в повозку, которая с трудом передвигалась под снегом. В темноте можно было заметить, как животное напряженно крутит головой вправо и влево.