Сними панцирь!

СПОЁМ-КА НАШУ ЛЮБИМУЮ!

Мы уже едем. Арина мне дышит в плечо. Мы с ней в кабине сидим. Рядом с нами Боря шевелит рулём и поёт:

Он всё время одно и то же поёт. Это Боре помогает машину вести. Мы с Ариной тоже поём, мы уже выучили. Мы теперь все вместе поём:

Дядя Володя нам сзади стучит по кабине, кричит Боре:

— Это какая федра? Это которая эфедра, что ли?

Эфедру мы знаем с Ариной. Это куст. Зачем мы про куст будем петь? Мы свою песню поём, совсем другую:

Вот мы как поём.

Очень хорошо в кабине. Бензином пахнет. Прямо нечем дышать, так пахнет. Мы бензином дышим, мне нравится. Сиденье под нами блестит. Чёрное такое! Я потрогал чуть-чуть и пальцы обжёг. Арина спиной прислонилась и тоже немножко обожглась. Горячее всё. Я локоть в окно выставил, там ветер. Он мимо нас летит. Тоже горячий.

— Уже мотор греется, — говорит Боря. — Будь проклят тот час, когда я сел за руль этой керосинки!

А сам смеётся. Это он просто так говорит. Шутит так со своей машиной. Если свою машину любишь, можно, конечно, с ней пошутить. Машина не обидится, она знает, что Боря её любит. Он бы ещё больше её любил, если бы у него были к этой машине запчасти. Боря бы тогда сделал из своей машины конфетку. А запчастей нет, на саксаулах они не растут. Но Боре всё равно нравится быть шофёром. Он ещё маленький мечтал стать шофёром. И стал.

— И тебя потом научу, — говорит мне Боря.

— А меня? — говорит Арина.

— Всех научу! Я добрый. Мне только эти капли мешают. Аринка, вытри мне чем-нибудь.

У Бори на лбу, оказывается, капли. Эти капли мешают ему смотреть на приборы, они льются. А перед Борей столько приборов, глаза разбегаются. Часы например, перед ним вделаны прямо в кабину. Боря по этим часам как раз машину ведёт.

Арина платок взяла и трёт Боре лоб.

А капли опять лезут. И на щеках тоже. На подбородке.

Я смотрю — у меня капли прямо из ладони ползут.

— Не замёрзнете? — смеётся Боря.

— Нет, — говорит Арина. — У меня кофта есть. Дать?

— Носи сама на здоровье!

Тут нам опять застучали в кабину.

— Пить хотите? — кричит папа.

Оказывается, они там, в кузове, пьют. А мы тут мучаемся в кабине. Боря сразу остановился.

Папа нам резиновый шланг даёт.

— Сосите, — говорит.

Этот шланг прямо из бочки с водой идёт. Из него надо пить. Я в рот его осторожно взял. А шланг тёплый. Резиновый. Воды никакой в нём нет. Невкусный вообще-то.

— Тяни в себя, — говорит Боря.

Я потянул немножко. Всё-равно воды нет.

— Сильнее тяни! — кричит папа.

Я зубами как этот шланг зажму. Как из него вдохну. Сразу подавился. Резиновым воздухом. А воды всё нет.

— Дай-ка мне, — говорит Боря.

Губами взял и сразу у него в шланге забулькало. Уже пьёт. Даже глотает. Мы с Ариной смотрим, как Боря пьёт, и тоже вроде глотаем. Но нам глотать нечего. Только пить ещё больше хочется.

— Недотёпы, — говорит папа. — Сейчас я вам сделаю напор.

Он бочку в кузове наклонил, и вода из шланга сама пошла. Мы с Ариной рот подставляем, по очереди. Какой нам папа сделал вкусный напор! Я такой воды никогда не пил. Это такая вода. Тёплая. Сладкая. Длинная. Я бы её всю жизнь пил. Никогда бы ничего другого не пил. Ни компот. Ни какао. Даже верблюжье молоко бы не пил. Только эту воду!

Мы с Ариной пьём, пьём…

— Хватит, — говорит папа. — Много нельзя.

И шланг к себе в кузов убрал. Я ещё ничуть не напился, а папа убрал. Вдруг чувствую — я уже пить не хочу. Ни пить, ни есть. Мне так легко вдруг! Я только дальше ехать хочу. Такая это вода!

Мы сразу поехали.

Я в окно смотрю, даже высунулся. Арина мне дышит в плечо. Мы по нашей пустыне едем. Как у нас красиво! Черепахи навстречу ползут. Блестят их чистые панцири. Боря черепах объезжает. Пускай ползут. Толстый суслик выскочил и перед машиной бежит. Машет своим толстым хвостом. Боря ему сигналит. Суслик в норку нырнул, нет его. Змея-стрелка на саксауле висит. Тонкая, как поясок. Зацепилась хвостом за ветку и смотрит. Она даже не ядовитая, пусть висит. Возле своих норок усатые мышки-песчанки стоят на задних ногах. И свистят. Они друг другу свистят, что погода хорошая, травы ещё много, вон машина едет…

Это мы едем. Я, Арина, мой папа, дядя Володя, дядя Мурад, тётя Надя и шофёр Боря.

А вокруг наша пустыня. Она сейчас цветёт. Красные маки лезут нам под колёса. Лопух-ревень звенит оранжевыми серёжками. Розово вьются вьюнки. Ирисы торчат из песка жёстко и прямо. Как фиолетовые копья.

Бух! Бух! Бух! — стучат нам по кабине.

— Варан! — кричит папа.

И прыгает вниз, Боря ещё даже затормозить не успел. Папа уже бежит. Он вон какой! Сильный и ловкий мой папа. Дяде Володе его нипочём не догнать, он сзади бежит.

Мы с Ариной тоже выскакиваем.

— Где? — кричим мы.

— Кто? — спрашивает тётя Надя. Она из кузова прыгнуть не может. Привычки у неё нет, она так пока слезла.

— Вон! Вон! — кричит Боря.

Я и сам вижу. Папа за вараном бежит. Он его почти догнал. Варан обернулся и бьёт хвостом. Но папа его уже схватил. За хвост. И обратно к машине бежит. Уже с вараном.

— Крокодил… — удивляется тётя Надя.

— Крокодил в Ниле живёт, — объясняет Арина. — А это варан. Он у нас в пустыне живёт. Просто такая ящерица.

— Разве такие ящерицы бывают? — опять удивляется тётя Надя. — Он же громадный.

— Средний, — говорит папа. — Метра полтора, не больше.

Папа держит варана, и варан, конечно, сердится. Хочет папу ударить хвостом. Но папа крепко его держит! Тогда варан разевает пасть. Хочет папу своим языком испугать. Язык у варана длинный, узкий, раздвоенный на конце. Змеиный какой-то язык. Но папа всё равно не боится. Смеётся:

— Нервный какой варанчик попался!

— Молодой ещё, — говорит дядя Володя.

Конечно, этот варан молодой. Если бы старый, он бы весь тусклый был, я знаю. А этот вон какой яркий. Жёлтый. Оранжевые полосы так и блестят на спине. И глаза сердитые. Он бы папу сейчас прямо съел. Но папа его крепко держит.

— Не ядовитый? — говорит тётя Надя.

— Самую малость, — говорит папа. — Для человека не опасно. А вот разодрать руку до кости, это пожалуйста. Бульдожья хватка.

— Кусал? — говорит тётя Надя.

— Меня и муравьи кусали!

— На надувную игрушку похож, — говорит тётя Надя. — Только больно велик. Кто-то его дул-дул, так до конца и не надул. Сил не хватило у кого-то.

Это варану совсем не понравилось. Что он на игрушку похож. Он как дёрнется! И от папы выскочил. Но не побежал. Если уж варана поймали, он убегать не будет. Он гордый. Не будет он удирать как какой-нибудь суслик. Он же варан! Полный живот воздуху набрал и как зашипит.

Тётя Надя так за Борю и отскочила. А говорила — игрушка! Мы с Ариной тоже немножко отпрыгнули. Просто от неожиданности.

Но папа уже варана снова поймал.

— Подожди, — говорит. — Куда так торопишься? Ты нам всё-таки сначала скажи, что ты сегодня ел.

Смотрю: дядя Володя флягу несёт. А-а, они дадут варану попить! Молодцы! Пить он, конечно, хочет.

— Хватит? — спрашивает дядя Володя и трясёт флягой.

— С избытком, — говорит папа.

Папа держит варана за голову, а дядя Володя над ним с флягой стоит. Они его уговаривают. Варан никак не хочет рот раскрывать. Думает, наверное: что там, во фляжке? Может, гадость какая-нибудь? Открыл наконец.

— Можно я напою? — говорю я.

— Давай, — говорит папа.

Я из фляжки тихонько лью, а папа живот щупает. Чтобы варан не опился. Сразу много нельзя, папа нам говорил с Ариной. А варан лапы на животе сложил, глаза закрыл и глотает громко. Не поймёшь, нравится ему или нет.