Ожидание

— Давай не будем ловить? — говорю я.

Но Игорь мне не успел ответить.

Григорий Петрович вышел на крыльцо, говорит:

— Игорь, я же тебя зову. Пора двигаться.

— Куда двигаться? — сказали мы с Игорем.

— Как куда? Домой. В город. До автобуса ещё шагать и шагать. Вон как темнеет!

— Я не поеду, — сказал Игорь.

— Странный ты человек! Сюда не хотел. Теперь отсюда не хочешь.

— Правда, остались бы ночевать, — сказала бабушка. — Завтра бы первым рейсом уехали.

— Ночевать! — закричали мы с Игорем. — Ночевать!

Но Григорий Петрович торопится. Нет, они никак не могут остаться. Если бы от нас позвонить! У нас телефона в посёлке нет. Скоро будет, а пока нет. Дома просто сойдут с ума, если они с Игорем не вернутся. Надо идти.

— Пускай хоть поест, — сказала бабушка. — Это одна минута.

Но Григорий Петрович даже одну минуту не хочет ждать. Он с дедушкой заговорился! А дома небось с ума уже сходят. Игорь с голоду не умрёт. Вон какие у него щёки! Никто не виноват, что мы остались без ужина. Нас звали, звали… Мы и не слышим. Кричим, по грядкам катаемся. Значит, нам и так хорошо, без ужина. Натощак идти легче.

Бабушка банку малины Игорю на дорогу дала. Яблок. Котлету. Он может идти и жевать. Я тоже люблю на ходу жевать. Но меня провожать не пускают. Уже темнеет. Прямо на глазах!

— Вы когда в городе будете, Василий Дмитрич? — Это Григорий Петрович спрашивает.

— Не знаю, — дедушка плечами пожал. — У меня отпуск.

— Вы мне сразу, пожалуйста, позвоните, — просит Григорий Петрович.

— И не подумаю, — говорит дедушка. — Я тебе всё сказал.

— Я целые дни сейчас в школе, — говорит Григорий Петрович. — Мне сразу передадут. Я всех предупрежу.

Странный какой! Дедушка ясно сказал, что не позвонит.

— Иди, иди, — сказал дедушка.

И они пошли. Мне Игорь машет рукой.

Вдруг дедушка говорит:

— Эй! А телефон?

— Я на столе оставил! — кричит Григорий Петрович.

— Совсем старик рехнулся, — сказала бабушка.

— Ну и рехнулся, — сказал дедушка. — Мне семьдесят будет!

— Нашёл чем хвастаться!

— Это я так, на всякий случай, — объяснил дедушка.

— Я твой случай знаю, — сказала бабушка.

Пошла постели стелить. А мы с дедушкой пока на крыльце сидим. Тихо как! Слышно, как море на берег катится: уу-ух! И опять — уу-ух! Откатилось. Ветер над дачей летит и шумит в нашей ольхе. Звёзды уже проткнулись. Ардальон за стеной поёт, и бабушка с ним разговаривает, чтобы он слез с дивана. Но Ардальон не хочет. Поёт. Мне перед ним немножко стыдно. Я сегодня о нём забыла. Ведь Игорь ко мне приехал! Ардальон это должен понять. Ведь я же его никогда не брошу, сам знает…

— Кто-то вроде в капусте, — вдруг говорит дедушка. — Заяц, что ли? Надо уши надрать!

Я смотрю. Нет, ничего не видно. Но хрумкает.

— Дедушка, хрумкает!

— Он ещё хрумкает! Вот нахал!

Уже по огороду идёт. Я за ним бегу. У меня ноги в ботве запутались. Я об камень споткнулась. Нет, это кабачок. У нас камней на участке нет. Дедушка их повыдирал из земли и на тачке к морю увёз. Целое лето их выдирал! А они всё лезли. Вроде больше камней уже нет. А назавтра — пожалуйста, ещё вылез. Они у нас на участке просто росли. Как грибы. Но дедушка их всё-таки одолел…

— Нет, это не заяц, — говорит дедушка.

Мы думали, это заяц. Какой же это заяц? У него рога.

Я смотрю — коза Мямля у нас в капусте стоит. Капустный лист у Мямли висит изо рта, и она его не спеша жуёт. Капустные крошки сыплются.

— Ну-ка, зверь, ступай вон! — говорит дедушка.

Мямля капустный лист не спеша доедает и на дедушку смотрит. У неё глаза блестят в темноте. И рога качаются.

— Это Мямля, — говорю я.

— Сам вижу, что Мямля! Она тут живо пустыню сделает. Как бы ее прогнать?

Дедушка шикнул: шшш! А Мямля стоит и жуёт. Ногами перебирает в капусте. Слышно, как кочаны хрустят.

Дедушка руками махнул. Грозно так! Мах, мах! Мямля голову наклонила и на дедушку смотрит. Ей же интересно. Всё равно жуёт.

Дедушка поднял палку и теперь палкой машет.

Мямля ворочает рогами за палкой. Думает, дедушка с ней играет. Потом — раз! — и в капусту легла. Так зачавкала! Новый лист, наверно, взяла. Сладкий, наверно. Мне тоже захотелось…

— Я кочерыжку хочу, — говорю я.

— Ещё чего! — говорит дедушка. Я даже не поняла: мне или Мямле. — Ты, значит, будешь тут спать?

Вдруг мы треск слышим. Из кустов тётя Галя Полунина выскакивает. Она в халате. Голова махровым полотенцем замотана: у неё бигуди. Тёте Гале очень перед дедушкой неудобно, что у неё бигуди. Пусть он не смотрит. Ей с ребёнком никак в парикмахерскую не выбраться. А завтра ведь воскресенье! Муж утром приедет.

— А у нас тут… — говорит дедушка.

— Вот я ей сейчас! — кричит тётя Галя. — Дома ребёнок кричит, а тут бегай за этой змеёй по всему посёлку!

Мямля в капусте лежит и хрустит. Я тоже потихоньку хрущу. Сладко, хоть и не кочерыжка.

Вдруг тётя Галя перестала кричать.

— У тебя совесть-то есть? — говорит. — Пойдём домой!

Повернулась и пошла. Мямля вскочила — и за тётей Галей скорей. Только треск в кустах. И уже тихо.

Тут я поняла, что совесть у Мямли есть. Хоть она и пройда.

— Ишь ты! — засмеялся дедушка.

У НАС ВСЯ СЕМЬЯ ТАКАЯ!

Сегодня воскресенье. К нам вся наша семья приехала. Дядя Гена. Тётя Лера. Мой двоюродный брат Алёша. Мой двоюродный брат Андрюша. Мой брат Серёжа. И ещё брат Всеволод. Бабушка говорит:

— Ужас какой-то — одни парни!

— А у тебя тоже девочек нет, — смеётся дядя Гена.

— Как это нет? — говорит бабушка. — У меня Саша есть.

— Я бы тоже хотела девочку, — говорит тётя Лера. И меня обнимает.

Она бы хотела обязательно беленькую. Как я. Девочку так одеть можно! Это же не мальчишка! Тётя Лера ей бы заплетала косички. Она очень любит косички заплетать. Но некому! У неё одни мужчины кругом — просто кошмар. Целые дни из ружей палят. Недавно чуть бак с бельём не взорвали. У них танки по кухне ползают, солдатики всякие! Своей беленькой девочке тётя Лера такую бы куклу купила!..

Такую, как мне. Она мне на день рождения подарила. Эта кукла сама ходит. Не помню, куда она подевалась. В кладовке, наверное. Я кукол как раз не очень люблю. Я люблю зверей… Но девочка тёти Леры с удовольствием бы играла в куклы.

— Очень может быть, — говорит дядя Гена. — Только любопытно, в кого бы она была такой беленькой?

Тёте Лере самой любопытно. У неё, к сожалению, волосы тёмные. А дядя Гена вообще чёрный. Алёша, Андрюша, Серёжа и Всеволод тоже чёрные, как грачи. Не семья, а какая-то стая.

— Не переживай, — говорит дядя Владик, успокаивает тётю Леру. — Могут быть исключения. Ни в кого. Рецидив предков.

Дядя Владик тоже, конечно, приехал. Он у нас студент, ему девятнадцать лет. Моему папе и дяде Гене гораздо больше. Гораздо! Они были уже большие, когда Владик родился. Бабушка вдруг в один прекрасный день спохватилась: батюшки! Дети-то уже выросли! Шею сами моют. Знакомые девочки им уже по телефону звонят. Никто в доме давно не плачет. Какой это дом? И у них родился дядя Владик.

Он теперь учится в медицинском институте. Все удивились, что дядя Владик в медицину пошёл. У нас дома сроду никаких лекарств не было. Йод, правда, был. Потом выдохся. Я забыла пробку закрыть. Бабушка этого баловства не признаёт: лекарств всяких, таблеток. Нужно морковки побольше есть. Чеснок с грядки. Лук. Спать всегда с открытым окном. Босиком бегать. Огурцы поливать каждый вечер. Водоросли на берегу собирать и носить на участок — это же удобрение.

И никаких таблеток!

Будешь здоров как бык. Вон дедушка у нас, слава богу, здоров! Своими руками эту дачу построил. Водопровод провёл прямо в дом. Нечаевы, например, на колонку ходят. А у нас красота: кран повернул — и пожалуйста, мойся. Это всё прекрасно. Но дедушка забывает, что он уже не мальчик. Тачку камней наложит — и ну с ней бегом! Хоть бы дядя Владик ему сказал! Дедушка, как ни странно, дядю Владика слушает.