Крылатые семена

Глава XXXIX

Вскоре после Нового года Салли получила письмо от Пэт, в котором та сообщала, что выходит замуж за майора Антони Джефферсона Дэккера.

«Не думайте, что я вычеркнула из памяти Билла, — писала Пэт. — Я никогда никого не буду так любить, как его. Тони это знает — он видел, как я была одинока и несчастна. Но он так долго и терпеливо уговаривал меня выйти за него замуж, что я в конце концов уступила. Почему — я и сама не знаю, должно быть, потому, что так проще.

Я уезжаю в Нью-Йорк с первым пароходом, и мы с Вами, вероятно, больше не увидимся. А может быть, Вы и не захотели бы меня видеть. Пэм вне себя от того, что я выхожу замуж за Тони и уезжаю в Америку. Говорит, что я пустоголовая вертушка, что рабочее движение мне надоело, надоела мелкая будничная работа, с которой я никогда не справлюсь. Пожалуй, она права. Мне самой кажется, что я предаю Билла, что я словно прячусь в кусты. Хорошо хоть, что он никогда этого не узнает, что это уже не может причинить ему боль».

— Ее нельзя винить, — задумчиво проговорил Динни, когда Салли дала ему прочесть письмо Пэт. — Она молода, ей тоже хочется немножко счастья.

— Я не враг ее счастью, — сказала Салли. — Но будет ли она счастлива?

— Многие забывают сейчас, что они говорили во время войны, — заметил Динни. — Сколько таких, что сложили оружие, перестали защищать дело, за которое боролись.

— О господи! — не выдержала Салли. — Неужели Билл зря отдал свою жизнь? Неужели все эти юноши, которые считали, что они борются за народ, за лучшую жизнь, погибли даром? Как подумаешь, что все уже забыто — весь этот невиданный героизм и неслыханный ужас войны, — как подумаешь, сколько было предательств, так просто с ума сойти можно!

Салли не сомневалась, что Пэт искренне любила ее внука. Пэт верила, что будет счастлива с ним и они будут жить и работать рука об руку. Но без Билла продолжать его работу оказалось ей, видимо, не под силу. Салли от души желала, чтобы девушка вышла замуж; она сама говорила Пэт, что любовь к Биллу не должна мешать ей устроить свою судьбу с кем-нибудь другим, кто придется ей по сердцу. Она хорошо понимала одиночество и душевную опустошенность, которые заставили Пэт воздать должное постоянству майора Дэккера. Но могло ли это служить оправданием тому, что Пэт похоронила свои идеалы, которые, по ее словам, значили для нее так много, в чем ей даже удалось убедить и Билла. Вот Пэм — та осталась им верна. Пэт отгородилась и от Пэм, и от ее друзей — от всех, кто, невзирая на трудности, продолжал идти вперед, стремясь к осуществлению своей мечты. Она избрала иной, более легкий путь — путь трусливой капитуляции перед жизнью, она поступила как неисправимая эгоистка, и Салли испытывала разочарование и горечь, думая об этом. Ее раздражало, когда Эйли говорила: «Бедняжка Пэт!»

— Почему ты ее жалеешь? — спрашивала она. — Пэт отказалась от борьбы, предоставив это другим.

Эйли только спокойно улыбалась в ответ.

— Пэт потеряла веру в себя и в наше общее дело. Мне всегда жаль таких людей.

— Конечно, я меньше всех имею право бросить в нее камень, — призналась Салли. — Я было и сама пала духом не так давно. И я знаю, это нелегко — держаться, как держишься все эти годы ты, Эйли. Никакие удары, никакие преследования не могут тебя сломить.

— Мне выпало на долю большое счастье, — сказала Эйли просто. — Истина открылась мне еще в юности. И я рада, если хоть немножко помогла делу социализма. — Эйли говорила, не поднимая головы от работы; иголка поблескивала в ее пальцах при каждом равномерном взмахе руки. — Отступничество Пэт очень символично для многого, что происходит в наши дни. Но пусть это не тревожит вас, бабушка.

— Во время войны мы верили, что победа союзных демократических стран приведет к укреплению прав народа, — вздохнула Салли. — А все как было, так и осталось — та же вражда и злоба кругом, интриги, предрассудки, та же эксплуатация. Я не вижу, чтобы мы хоть на шаг сдвинулись с места.

— И все-таки мы сдвинулись, — улыбнулась Эйли, не позволяя обескуражить себя Саллиному «как было, так и осталось». — Вы помните, что сказал Галилей своим мучителям, которые хотели уверить всех, будто земля неподвижна? Они принуждали его отречься от тех выводов, к которым он пришел в своих наблюдениях. «А все-таки она вертится», — сказал Галилей. Не стоят на одном месте и общественные системы. Любая общественная система движется и изменяется — изменяется и наша. Кое-кому это не по вкусу, кое-кто хотел бы застопорить это движение или повернуть его вспять, в старую колею.

— Смотрите, какие победы одерживают Чехословакия, Польша, Румыния, Венгрия… А Китай! Вам нет никаких оснований падать духом, мэм, — вмешался в разговор Динни.

— В Австралии и в Америке от этого ничего не изменилось, — с досадой возразила Салли. — Здесь по-прежнему обманывают и обкрадывают рабочих, громят профсоюзы, бросают в тюрьмы коммунистов и вооруженной силой подавляют стачки. Можно подумать, что после поражения Гитлера дух его переселился в другие страны и одерживает здесь победы. Теперь у нас творится то же, что творилось там, и цель одна — отнять у народа все права и ввергнуть его в новую войну.

— Похоже на то, — согласился Динни, попыхивая своей старой трубкой. — Так ведь этого следовало ожидать, раз идет борьба.

— На всем протяжении истории так было, — спокойно сказала Эйли. — Когда в процессе социального развития наступал крутой перелом, это всегда сопровождалось решительным столкновением сил. Феодальное общество пережило эти родовые муки, когда на свет появлялся капитализм. — Эйли подняла голову над шитьем, в глазах ее промелькнула улыбка. — Капитализм сейчас похож на дряхлую старуху, которая готова разродиться крепким здоровым младенцем, но чувствует, что он-то ее и прикончит.

— И потому пускается на все, стараясь убить младенца в своем чреве, — подхватила Салли, улыбаясь ей в ответ. Казалось, слова Эйли развеяли ее уныние и заглушили боль, причиненную отступничеством Пэт.

— Ну вот видите! — торжествующе воскликнул Динни. — Значит, дела не так уж плохи, и нам незачем вешать нос. Придет конец «этим горьким и безумным временам», как называл их Билл. А мы пока должны делать все, что в наших силах, чтобы достойно встретить завтрашний день.

Как-то вечером, вскоре после этого разговора, на веранде у миссис Салли царило необычное веселье, и повод к этому подал не кто иной, как Тупая Кирка. Он поднялся на веранду в самый разгар спора между Тэсси и Сэмом Маллетом, которые благодушно препирались о том, кто первый открыл золото на Кооньонобингском кряже.

— Сейчас я с-сообщу вам такую новость, что вы все з-закачаетесь, — с запинкой пробормотал Тупая Кирка, усаживаясь на стул и поглядывая по сторонам с победоносным, хотя и несколько смущенным видом. — Я ж-женюсь.

— Что ты сказал?

— Ври больше!

Тупая Кирка снисходительно выслушал изумленные восклицания своих друзей.

— Пусть меня повесят! Ты не очень-то спешил с этим делом! — оглушительно расхохотался Тэсси Риган, страшно перекосив свое круглое красное лицо и блаженно отдуваясь.

— Я всегда любил все делать помаленьку, — заявил Тупая Кирка, — Ну, если запахнет золотом, это, понятно, не в счет. А Рози Энн приглянулась мне давно, еще в ту пору, когда она стояла за стойкой в баре на Призе. Рози Энн говорит, что ее брак был ошибкой — она с тех пор светлого дня в жизни не видела. Теперь мы с ней оба получаем наши стариковские пенсии, вот она и говорит: давай-ка мы их объединим — вместе жить легче, чем так-то прозябать, в одиночку.

— Черт возьми! — ухмыльнулся Динни. — Вполне резонный взгляд на вещи. А ты не боишься. Тупая Кирка, что, женившись на миссис Плэш, посадишь себе на шею сразу трех дам? Куда же теперь денутся миссис Эмилия и Лили?

— Рози Энн считает, что они прекрасно проживут и без нее, — ответил Тупая Кирка, который, очевидно, уже обмозговал этот вопрос со всех сторон. — Они как будто очень сдружились, а с Рози Энн у них что-то не ладится последнее время. Потому мы с ней и столковались.