Крылатые семена

Глава ХХХ

— Миссис Салли? Вот это здорово! А я всю дорогу мечтала вырваться на минутку к вам, но наш эшелон опаздывает, и нас сразу отправляют в Перт.

Салли подняла голову; она терла мочалкой стол — доски, положенные на козлы, — в войсковом буфете на вокзале. Девушка в форме женского вспомогательного корпуса военно-воздушных сил, проходившая мимо в сопровождении американского летчика, неожиданно остановилась возле ее стола.

В первую секунду Салли не узнала Пэт. На ней был красивый темно-синий мундир и военная пилотка. Все мысли Салли еще были заняты солдатами, которые прибыли с эшелоном час назад и сразу заполнили всю платформу — голодные, грязные, в грубых куртках защитного цвета. Их вместе с тяжелыми орудиями переправляли на побережье на открытых платформах, служивших ранее для перевозки скота. Почти все еще юноши, они заботливо и горделиво, словно молодая мать — ребенка, укрывали брезентом свои пушки. Когда эти шумливые парни с широкими улыбками на загорелых лицах ввалились под навес и каждый стал протискиваться поближе к Саллиному столу, смеясь, толкаясь и отпуская шутки, они показались Салли похожими на Билла. Ей представилось, что она раздает кружки с чаем и увесистые бутерброды с солониной бесчисленному множеству Биллов, хотя головы этих солдат украшали небрежно сдвинутые на затылок потрепанные береты артиллеристов, а не мягкие фетровые шляпы с загнутыми с одного боку полями — столь же неотъемлемая принадлежность австралийского пехотинца, как и нашивка на его рукаве. Такую шляпу щегольски носил когда-то Лал, потом надел Дик, а теперь Билл. Когда солдаты ушли, Салли стала убирать со стола; мысли ее были заняты Биллом. Где он? Что с ним? Так давно не было от него писем, не было никаких вестей. Она была погружена в эти невеселые мысли, когда подошел трансконтинентальный поезд и пассажиры в штатском, офицеры в форме пехотинцев или летчиков и моряки, как видно, возвращавшиеся на свои корабли во Фримантл, высыпали из вагонов и устремились на другую платформу, где стоял западный экспресс.

Пэт поставила чемоданчик на землю и обернулась к своему спутнику.

— Это миссис Гауг! — радостно пояснила она. — Познакомьтесь, пожалуйста: миссис Гауг, мистер Антони Джефферсон Дэккер, майор американского авиационного корпуса. Я получила назначение в Джералдтон, миссис Гауг, а майор едет дальше на север. Мы познакомились в поезде. Какие у вас вести от Билла? Я уже несколько месяцев не имею от него ни строчки.

— И у нас нет от него писем, — сказала Салли, машинально кивая и улыбаясь майору в ответ на его приветствие.

— Ни за что не поверю, чтобы с Биллом могло что-нибудь случиться! — воскликнула Пэт. — Не поверю, и все. В наши дни, — добавила она, и тревога словно тень пробежала по ее лицу, — нужно делать то, что положено, и не думать ни о чем. Я получила очень ответственное назначение. Поглядите на мои нашивки. — Она повернулась к Салли боком, чтобы показать у себя на рукаве полоски и крылышки — эмблему воздушного флота. — Под моим началом триста девушек, и мы тренируемся до потери сознания. Первые дни мне казалось, что я этого не вынесу. Но теперь я уже так закалилась, что, не присев, могу отмахать не одну милю, ем, как лошадь, и поддерживаю дисциплину в своей части не хуже любого кадрового офицера.

— Если вы еще не раздумали выпить бокал вина, лейтенант, — заметил майор Дэккер, взглянув на ручные часы, — то нам надо торопиться.

Пэт шутливо отдала ему честь и подняла с земли свой чемоданчик.

— Приказ о выступлении, — улыбнулась она Салли. — Через десять минут отправляется наш экспресс, а мне до смерти хочется пропустить бокал «приискового». Кланяйтесь от меня Динни и Дафне! Как она поживает? — Последние слова Пэт бросила уже через плечо, удаляясь под руку с майором. — Дайте мне знать, если… когда придет весточка от Билла, — крикнула она. — Я напишу вам из Джералдтона. А как получу отпуск, навещу вас.

Она затерялась в толпе пассажиров, спешивших в сторону бара и ресторана, расположенных дальше по платформе. Большинство мужчин изнывали от жажды после двухдневного переезда через выжженную солнцем Нулларборскую степь, а впереди их ждала еще одна душная ночь в тряском экспрессе. Салли стояла, глядя вслед девушке, уходившей под руку с янки, и в душе ее, невзирая на сковывавшую ее тягостную усталость, росли грусть и боль.

Итак, вот чем кончилась любовь Пэт к Биллу! Помянула его вскользь и тут же выбросила из головы! Он, как видно, не занимает уже больше места в ее жизни. Салли заметила, что Пэт весьма довольна собой и своим положением в женских летных вспомогательных частях. Она подстригла свои рыжеватые волосы и подбирает их под элегантную пилотку с вышитой золотой эмблемой впереди; военная форма очень ловко сидит на ней и весьма ей к лицу. Пэт даже поздоровела — жизнь в военном лагере, должно быть, пошла ей на пользу. Забавно, что она старалась произвести впечатление на майора Дэккера и даже на бабушку Билла не столько своими женскими чарами, сколько военной выправкой. Впрочем, нельзя сказать, чтобы она совсем уж ими пренебрегала, и это тоже не укрылось от Салли. Пэт красила губы и раза два-три так улыбнулась майору Дэккеру и так поглядела на него своими зеленовато-серыми русалочьими глазами, что майор, конечно, не мог остаться нечувствителен к этому взгляду. Неужто Пэт тоже «помешалась на янки», подобно многим девушкам, которые беззастенчиво флиртуют с американцами? — думала Салли.

Стыд и позор, как они себя ведут! Конечно, австралийским солдатам в их грубых мешковатых куртках защитного цвета далеко до щеголеватых американцев. И они не могут так сорить деньгами. И не зовут своих подружек «красотка» и не внушают им, что они обольстительны, как Дороти Ламур. И все же легко ли австралийским солдатам видеть, как девушки вешаются на Шею этим янки! Каждый американец являлся в кино непременно под руку с девчонкой, и австралийцы, приехавшие домой на побывку из далеких военных лагерей, с ненавистью и злобой провожали их взглядом. Вероломство женщин и наглое бахвальство американцев нередко бывали причиной публичных скандалов и драк.

Чему тут удивляться, говорили некоторые. Тысячи молодых, здоровых мужчин, оторванных от своих жен и невест, хотят, пока их не бросили в бой, взять от жизни свое, повеселиться вовсю. А что им в сущности нужно? Женщина и виски — вот предел стремлений почти каждого. И пивные были полны, а перед публичными домами выстраивались очереди. Но слишком много австралийских женщин и девушек, разлученных на годы со своими мужьями, женихами или возлюбленными, забыли их ради пришельцев, и это порождало жгучую ненависть к американским солдатам и офицерам в сердцах австралийцев, призванных в действующую армию.

Американцы — приятные кавалеры, у них много денег, они щедры, умеют развлекать, говорили женщины. Молодые девушки льнули к этим веселым, беспечным янки, которые были похожи на героев из фильмов и так непринужденно заводили знакомства с женщинами в магазинах и кафе, дарили им орхидеи, катали их в такси и устраивали грандиозные кутежи всякий раз, как получали отпуск. Газеты печатали негодующие письма. Совсем молоденьких девушек, подростков даже, видели в городе пьяными, под руку с американскими солдатами; их тошнило на улице, они лежали с янки на скверах под деревьями. Возмущенное население требовало, чтобы был издан закон, запрещающий подавать в ресторанах спиртные напитки девушкам моложе двадцати лет или приводить их с безнравственными целями в номера гостиниц.

Однако разгул грубого распутства продолжался, а с ним — скандалы, драки, семейные трагедии, разводы, а порой и преступления; одни из них совершались на почве половых извращений, другие — на почве мести. На это смотрели как на неизбежное зло, как на дань войне. И тут же возникали и романтические любовные интрижки, происходили обручения, свадьбы. Но и в том и в другом случае австралийские солдаты не могли простить янки, что те отнимают у них любимых женщин, и сердца их были полны ненависти и горечи. Когда мужчины, возвратясь из действующей армии или приехав на побывку из военных лагерей, видели себя в положении обманутых любовников или покинутых мужей, о печальной участи которых судачат все соседи, убеждались в том, что их семейный очаг разрушен и дети заброшены они не могли не испытывать лютой злобы к американцам.