Чужие следы

— А как он там себя ведет?

— Хорошо. Даже очень, — замялся Василий Валентинович. — Я два раза к нему ездил. Переписывался с его воспитателем. Он Славку очень хвалил. «Взялся за ум», — говорил. И вот, представляете, около двух месяцев тому назад я получил извещение, что Слава от них бежал. До конца срока оставалось две недели, ждали домой, а он сбежал. Как это понять?

Карасев попросил, и ему дали письма Славика и переписку с начальником отряда. Перечитывая все это, он думал, что же произошло в колонии, заставившее паренька, «твердо ставшего на путь исправления», как писал отцу Славы воспитатель, почти полностью отбыв срок, бежать, заведомо зная, что за это следует строгое наказание.

Обо всем этом он написал в колонию, а сам решил во что бы то ни стало встретиться с Костей. А то с самой весны он только и слышал от ребят: «Костя, Костя», а сам до сих пор не собрался узнать, что это за фрукт. Теперь он был почти уверен, что его мелкие кражи на огородах, таинственные уходы в лес, сетки с едой, которые он туда таскал, связаны с посещениями дружка, по неизвестной причине сбежавшего из колонии и теперь прячущегося в лесу. Надо увидеть Костю и вместе с ним добраться до Славы. Жаль, что времени мало и в садоводстве ему приходится бывать только по выходным, да и то не всегда.

ПОТЕРЯЛИСЬ В ЛЕСУ

Утром Павлик сбегал к дяде Мише и снова вернулся ни с чем. Того все не было. Но как он удивился, когда застал всю звездочку с корзинками. Все собрались в лес за грибами.

— Нет, нет, — запротестовал он. — Что вы. В воскресенье пойдем со взрослыми. Одним нельзя. Разве забыли…

— Хитрый! «Вместе», — передразнила Таня. — Ты, может, и пойдешь. Тебя дядя Миша возьмет, а мы опять дома?

— Как полезные дела, так все вместе, а как за грибами, так ты один, — сказал Вовка. — Сколько раз обещал…

— Пойдем, Павлик, — упрашивал Валерик. — Мы не долго. Походим недалеко от просеки, и домой.

— Хорошо, — согласился Павлик, — надо только тете Поле сказать.

— Мамы дома нет, будет только после обеда, — сказала Оля, — но мы к этому времени вернемся, — добавила она.

— Опять ты со своим кусакой, — разозлился Валерик, поглядывая на Тузика.

— Он нам дорогу будет показывать…

— Павлик! Пусть эта артистка прогонит собаку. Возится со своим Карапузиком, как с куклой. Кто же со щенком в лес ходит.

С тех пор как Тузик укусил Валерика за палец, их дружбе пришел конец. Валерик старался не замечать щенка, а Тузик не ласкался к нему, как прежде.

— Какой же ты, Валера, вредный. Один только раз он тебя поцарапал, и ты теперь всю жизнь помнить будешь. Сам виноват. Не надо было дергать за хвост. Это тебе не Уголек…

— А Уголька, по-твоему, можно, что у него, хвост крепче? — не выдержал Вовка. — И что за привычка, чуть что — сразу Уголек…

Рассердился не на шутку. Пришлось Оле отвести Тузика домой и закрыть на веранде.

И вот, растянувшись цепочкой, они пошли в лес. Погода сегодня была необычной. С ночи, не утихая, все усиливался ветер. Как-то по-особому грозно шумел лес, окружавший поселок. Гремели железом крыши и водосточные трубы.

— Павлик! Может, сегодня не пойдем. Ты только послушай, как страшно воет лес, — первым сдался Вовка. — И солнце куда-то спряталось. Нет, ты послушай, послушай, как воет. Может, там поросенков много собралось?

— Это, наверное, только здесь так, а в лесу потише, — сказала Таня.

— Ребята, подождите, я за компасом сбегаю, дома забыл.

— Не надо, мы далеко не пойдем, — успокоил его Валерик. — Поищем в первом квадрате, и домой. А для того чтобы не заблудиться, на деревьях будем ломать ветки, а на тропинках стрелки рисовать. По ним всегда найдем дорогу домой.

Пройдена просека. Начался настоящий лес. Сегодня он был не таким, каким знал его по прежним походам Павлик. Ветер подымал вокруг водоема пыль, швырялся рыжими колючками прошлогодней травы. И завывал так, как будто рядом за толстыми осинами сидели великаны и дули в разные трубы.

Одна труба все время гудела: у-у-у, у-у-у, у-у-у — Другая: о-о-о, о-о-о, о-о-о… Третья: а-а-а, а-а-а, а-а-а… А остальные трубы то блеяли, как козлята, то хрюкали, то свистели, от чего становилось зябко и страшно.

— Я же говорил, что это поросенки, — хныкал Вовка, но его никто не слушал.

Густые темно-зеленые кроны осин, обычно закрывавшие небо, теперь, как петушиные хвосты, распластавшись под ветром, гнулись к земле, а стройные в рябых сарафанах березы, как девушки в хороводе, кланялись друг дружке. Над самыми кронами стонущего леса летала сорока и что-то высматривала. Ветер бил ее в грудь, трепал хвост, отчего она летала не прямо, а как-то боком и, как заводная, все время трещала.

Чем дальше заходили в лес, тем тревожней становилось на душе Павлика. Он уже несколько раз предлагал ребятам вернуться, но Таня уверяла, что эти места она хорошо знает, они с мамой всегда здесь собирают грибы. И когда Павлик все-таки решил вернуть ребят домой, было поздно. Заметки свои они давно потеряли. Павлик понял, что заблудились. Откуда-то издалека, приглушенное ветром, донеслось: «А-у-у-у». Павлик, не раздумывая, повел ребят туда. Потом голоса послышались справа и они снова повернули на них. Шли долго, но больше ничего не услышали.

— Эх, Валерик, — вздохнула Оля, — был бы сейчас Тузик, он бы дорогу домой нашел…

«Хотя бы солнце выглянуло, я бы по нему нашел дорогу», — думал Павлик. Но Тузика не было, солнце в этот день так и не показалось, а компас он забыл дома. Вскоре плававшие по небу разрозненные тучи расширились, опустились ниже и закрыли все небо. А когда наступила короткая ленинградская ночь, над головой не оказалось ни одной звездочки, как будто их склевала летавшая днем сорока.

Карасев держал в руках записку и думал, что же случилось. После дежурства надо бы отдохнуть, но записка беспокоила. В ней говорилось, что ребята нашли в лесу Рыжего и того другого, большеногого. И вместо того чтобы лечь» он оделся, закрыл комнату и вышел.

Дома Павлика не было. Не было его и на поляне возле водоема. Когда он вернулся назад, во дворе, где жил Павлик, увидел Полину Ивановну и показал ей письмо.

— Ах вот что, — улыбнулась она и начала рассказывать о событиях той ночи, когда в петлю попался Костя. — Господи, и что это за дети. Чего они только не придумают, — увлеклась и начала рассказывать о Павлике, об Оле, об остальных.

— А я, признаться, тоже привязался к этому мальчику, но часто мне кажется, что я его не понимаю. Какой-то он не по годам серьезный. Кстати, где же дети? — спросил Карасев.

— И то правда, где же они? — повторила она, вспомнив, что по возвращении домой не видела ни Олю, ни Павлика, закричала: — Дети! Павлик! Оля! — но никто не отзывался. — Вы посидите немного, а я сбегаю за ними.

Карасев видел, как ее белый платок мелькал то на одном, то на другом участке. Вернулась она бледная, запыхавшаяся.

— Как сквозь землю провалились. Господи, куда же они девались?

— А соседские дети дома?

— Их тоже нет, — сказала она и испугалась своих слов.

— Пойдемте, поищем вместе, — предложил Карасев.

— А куда идти? Я уже все обегала, — сказала Полина Ивановна.

— Сходим на поляну, ребят поспрашиваем…

Но там ни Павлика, ни его компании не было. Только какая-то женщина сказала им, что видела, как в двенадцатом часу дня две девочки, три мальчика пошли в лес с корзинками.

— Как в лес? — растерянно спросила Полина Ивановна. — Неужели Павлик мог решиться на такое?

— Пойдемте искать.

— Пойдем, — с надеждой подхватила она.

Молча шли они минут тридцать — сорок. Наконец Полина Ивановна остановилась и сказала:

— Разве же их найдешь? Здесь вон сколько дорог, — и показала на причудливо переплетающиеся тропинки.

— Может, они уже дома? — спросил Михаил Петрович.

— И то правда! Пошли домой, — быстро ответила она и повернула назад. Впереди мелькнуло что-то белое. Полина Ивановна опередила Карасева и первая наклонилась к земле.