Пытаясь понять Россию

Виктор Черномырдин был весьма последователен в своем подходе к управлению правительством и постепенно вытеснял оттуда всех ставленников Гайдара. Впоследствии он избавился и почти от всех остальных, за исключением тех, кто стал совершенно необходим для дела и был по отношению к Черномырдину вполне лоялен. "Завлабы", по понятным причинам, оказались не в чести. Единственным исключением из этого правила был и остается Анатолий Чубайс, которого премьер, как мне кажется, никогда не любил, но уважал за силу и напористость.

Сначала мне были даны самые широкие полномочия в области всей финансово-экономической политики, то есть я курировал фактически все основные экономические ведомства. Однако, когда я в конце марта 1993 года стал еще и министром финансов, то это уже начало вызывать раздражение чиновной бюрократии. Долго терпеть подобную монополизацию власти "не в тех руках" аппаратчики не стали и начали искать выход из ситуации.

Помните референдум в апреле 1993 года, главным вопросом которого было доверие курсу экономических реформ в России? Вроде бы, тогда однозначно победили Борис Ельцин, демократия и реформы. А кто на самом деле пришел в правительство на уровень первых (именно первых) экономических вице-премьеров? Правильно – О. Сосковец, О. Лобов и другие ретрограды. В это же время за министром экономики А. Нечаевым из правительственного кабинета удалился мой друг, молодой министр юстиции Н. Федоров. Следует ли удивляться, что реформы в целом не были завершены?

К осени 1993 года Черномырдину все чаще и все настойчивее начали "капать" на меня противники реформ, мои придворные недоброжелатели вроде В. Геращенко, О. Лобова и многих отраслевых министров. В особенности "старорежимным" членам правительства не нравилось, что я, Минфин и Кредитная комиссия правительства приобретали все большее влияние на процесс принятия важных решений. Отсюда и напористые действия (скорее противодействия) бюрократии и аппаратчиков.

Я уверен, что лично Виктор Черномырдин ничего против меня не имел и не планировал, однако правительственные интриги делали свое дело. В результате, нормального диалога у нас с премьером, к сожалению, больше не получалось.

Разумеется, я много раз пытался поговорить с Черномырдиным начистоту, но, видимо, не проявил достаточного упорства. Я предлагал ему буквально следующее: "Я готов взять ответственность за все непопулярные меры на себя – только давайте действовать". Не раз в наших разговорах я приводил печальный пример И. Силаева, которого никто никогда не помянет у нас добрым словом. Однако пример этот действовал на Черномырдина обычно недолгое время.

Честно говоря, мне была совершенно непонятна чисто человеческая позиция Виктора Черномырдина. Он пять с лишним лет находится у руля правительства, и при этом у правительства нет никаких крупных конкретных достижений, зримых результатов деятельности. Он вынужден работать с множеством неприятных ему людей, непрерывно заниматься вопросами, в которых ему было трудно разобраться и к которым у него не лежит душа. За бесконечным маневрированием и заботой о выживании пропал, как мне кажется, сам смысл его пребывания в правительстве.

При этом у меня лично не было ощущения, что он держится за власть только ради власти или кровно заинтересован в материальной стороне поста премьер-министра. Он всегда относился к людям, в том числе и к поверженным противникам, без злобы и со снисхождением, искал приемлемые компромиссы. Никто его лично не мог обвинить в корыстных интересах.

Кроме того, следует учитывать, что большую часть его премьерства еще не существовало олигархов и "семьи" в современном их понимании, а группа А. Коржакова тогда еще не стремилась к прямому и тотальному контролю за финансовыми потоками. Но бездействие Черномырдина, безусловно, способствовало становлению олигархов и "семьи" и, в конце концов, они же его и выжили.

Безусловные плюсы пятилетки Черномырдина – пусть медленное, но движение вперед, возможность продолжения развития частного сектора, признание необходимости финансовой стабилизации, развитие отношений с МВФ, расширение кадровой базы реформ, сдерживание коммунистического реванша.

Виктору Черномырдину удалось установить хорошие, и даже приятельские, отношения с руководителем МВФ М. Камдессю. Они часто встречались лично, переговаривались по телефону, вместе охотились недалеко от Москвы и, говорят, весьма удачно. Страстный охотник Черномырдин заразил хитрого француза своим увлечением. Неформальные отношения начались с того, что на первой встрече с Камдессю Виктор Степанович расстелил перед ним карту России и доходчиво объяснил специфику нашей страны. Директор МВФ "растаял", и это позволило России непрерывно выбивать из него все новые и новые кредиты без выполнения согласованных программ.

Пожалуй, можно даже сказать, что крайняя неэффективность и бездеятельность правительства создали исключительно либеральную ситуацию в экономике: налоги не собираются, регулирование не действует, все покупается и продается. На мой взгляд, это все же лучше, чем возвращение к плановой экономике и тотальному государственному контролю над всеми сферами производственной и финансовой деятельности.

Надо признать, что Черномырдин поддержал, хотя и с оговорками, целый ряд важнейших реформаторских решений. Например, в актив 1993 года можно отнести ликвидацию импортных дотаций и кредитов странам СНГ, ужесточение контроля над государственными расходами и кредитами (Кредитная комиссия была часто важней правительства).

Знаменательными событиями явились первое заявление правительства и Центрального банка об экономической политике (вопреки желаниям В. Геращенко), либерализация цен на хлеб и зерно, отмена субсидируемых кредитов, появление положительных реальных процентных ставок, укрепление рубля – все это и многое другое удалось сделать вопреки консервативной части правительства, сопротивлению парламента и некоторых представителей аппарата Президента.

Кстати, тогда еще не было реального олигархического лоббирования и такой коррупции, как уже в следующем, 1994 году. Не было зачетов, а налогов в реальном выражении собирали едва ли не в два раза больше, чем сегодня.

К сожалению, поражение демократов на выборах в Госдуму в декабре 1993 года побудило Черномырдина сместить акценты, и реформирование экономики замедлилось до черепашьего шага. За 1994-1997 годы в качестве достижения можно назвать лишь отказ от эмиссии Центрального банка, но снижение инфляции достигалось за счет построения бюджета на инъекциях из пирамиды ГКО и иностранных денег.

Последовательной макроэкономической линии больше не было. Бурным цветом расцвела коррупция. Результатом стал "черный вторник" в октябре 1994 года, что вызвало некоторое отрезвление. Повышение роли А. Чубайса и уход в отставку В. Геращенко, С. Дубинина и А. Шохина несколько выправили ситуацию. Но одновременно накапливались новые серьезные ошибки.

Оставшимся в правительстве реформаторам (А. Чубайс и др.) казалось, что любой компромисс способствует продолжению реформ. Но это лишь отчасти было верно -выигрывалось время, но к победе реформ мы не приближались. Реформы и реформаторы были скомпрометированы и выставлены виновниками всех бед. Сумма компромиссов оказалась чрезмерной. Я помню, как я выступал против действий правительства, а Гайдар и Чубайс – за. Это катастрофически сузило политическую базу реформ.

Появились денежные суррогаты и зачеты, расцвела околоправительственная коррупция, бюджет финансировали при инфляции в 20% по ставкам в несколько раз более высоким. Ввели валютный коридор, опасность которого очевидна для каждого грамотного экономиста. На месте стояла налоговая реформа.

Внешний долг России непрерывно возрастал, а МВФ по политическим причинам продолжал кредитование, несмотря на очевидное невыполнение объявленных программ. В 1997 году многим казалось, что реформы идут полным ходом, но на самом деле они топтались на месте.

Главные минусы этого периода: формирование отечественной клептократии (власти воров), потеря колоссального количества времени и еще больших финансовых ресурсов, дискредитация реформ и разочарование в них значительной части населения (отсюда 25% голосов, отданных коммунистам в декабре 1999 года).