Властелин колец

– Нет, это не его стихи, – возразил Бродяга. – Это часть старинной баллады, которая называется «Падение Гил–галада». Баллада эта первоначально была сложена на одном из древних языков. Видимо, Бильбо перевел ее. Я об этом не знал.

– Да, это длинный стих, – сказал Сэм. – Но там дальше все про Мордор. Я потому и не стал учить, что боялся. Бр–р–р! Вот уж никогда не думал, что мне самому выпадет туда отправиться!

– В Мордор?! – в ужасе воскликнул Пиппин. – Этого еще не хватало!

– Поосторожнее с этим словом! – остановил их Бродяга.

Был уже полдень, когда они наконец добрались до конца тропы, и в бледном, чистом свете октябрьского солнца перед ними вырос серо–зеленый вал – что–то вроде моста, ведущего на северный склон Пасмурника. Решено было, пока солнце еще высоко, взобраться на вершину. Скрыться теперь было негде; оставалось уповать, что ни враги, ни вражеские соглядатаи за ними пока не следят. На вершине было мертво и пусто. Если Гэндальф и бродил где–нибудь в окрестностях, о его присутствии пока ничто не говорило.

На западном склоне Пасмурника нашлась укромная лощина, а на дне ее – чашеобразная яма с поросшими травой склонами. Оставив Сэма, Пиппина, пони и поклажу в лощине, Бродяга, Мерри и Фродо отправились наверх. После тяжелого получасового восхождения Бродяга первым ступил на вершину холма; усталые Фродо и Мерри, тяжело дыша, вскарабкались следом. Последний участок подъема, крутой и скалистый, дался им нелегко.

Вершину, как и предсказывал Бродяга, венчало огромное выщербленное кольцо древней каменной кладки. Камни сильно раскрошились и потонули в разросшейся за многие века траве. В середине круга высилась груда битого камня с черными следами ожогов. Трава вокруг выгорела до корней, да и внутри всего кольца полегла и казалась опаленной, будто над горой пронеслась огненная буря. Никаких следов жизни на вершине заметно не было.

Взобравшись на развалины, Бродяга и хоббиты увидели широко раскинувшиеся равнины, голые и однообразные; только на юге темнели заплатки леса, да кое–где вдали поблескивала вода.

Южное подножие Пасмурника огибала лента Старого Тракта; петляя, ныряя и снова взлетая на склоны, она исчезала за темной полоской леса на горизонте. Тракт был пуст. Следуя за ним взглядом, хоббиты увидели вдали бурые и мрачные предгорья, за ними – серые волнистые громады, а еще дальше – белые пики, мерцавшие вровень с облаками.

– Вот мы и пришли! – вздохнул Мерри. – Как безрадостно, неприветливо, ну просто слов не найду! Тоска! Ни воды тебе, ни защиты. И никакого Гэндальфа. Но я не стану его винить, если он нас не дождался, хотя неизвестно, приходил ли он сюда вообще…

– Не знаю, – сказал Бродяга, внимательно осматриваясь. – Даже если он заехал в Бри только через день или два после нас, на Пасмурник он попал бы гораздо раньше. Когда требуется, торопиться он умеет.

Он наклонился к обожженной груде камней и поднял верхний обломок. Он был площе остальных, светлее, и огонь его не коснулся. Взяв камень в руки, Бродяга тщательнейшим образом изучил его, вертя и так и сяк.

– Этот камень кто–то сюда принес, и совсем недавно, – сказал он. – Как ты думаешь, что это за знаки?

На плоской нижней стороне камня Фродо различил какие–то царапины, выглядевшие примерно следующим образом:

– Штрих, точка и еще три штриха, – сказал он.

– Левый штрих может оказаться руническим «Г», особенно если судить по двум тонким черточкам справа, – предположил Арагорн. – Вполне может быть, что этот знак оставил Гэндальф, хотя уверенности у меня в этом нет. Царапины тонкие и выглядят совсем свежими. Но не исключено, что они означают что–нибудь совершенно иное, и до нас никакого касательства не имеют. Например, у Следопытов тоже в ходу руны, а Следопыты здесь бывают.

– А что могут означать эти знаки, если их оставил Гэндальф? – спросил Мерри.

– Я бы сказал, – ответил Бродяга, – я бы сказал, что здесь написано «Г–три». Это значит, что Гэндальф побывал здесь третьего октября, то есть три дня назад. Это говорит также о том, что он спешил, уходя от какой–то опасности, из–за чего не успел или не решился написать больше или хотя бы понятнее. Если так, то и нам надо быть настороже.

– Я хотел бы точно знать, Гэндальф оставил эти штрихи или нет, какой бы смысл они в себе ни несли, – сказал Фродо. – Как хорошо было бы увериться, что он уже в пути – неважно, обогнал он нас или еще только догоняет!

– Все может быть, – сказал Бродяга. – Но я думаю, что он действительно побывал здесь и опасность следует за ним по пятам. Эту вершину обожгло лютое пламя. Припоминаете вспышки, которые полыхали три ночи назад на горизонте, в стороне Пасмурника? Видно, здесь, на вершине, на него кто–то напал, но чем дело кончилось – точно не скажешь. Как бы то ни было, его здесь уже нет, а нам надо не зевать по сторонам и пробираться в Ривенделл самостоятельно.

– А далеко Ривенделл? – спросил Мерри, устало глядя вниз, в долину. С вершины Пасмурника мир казался бескрайним и пустынным.

– Между Ривенделлом и «Покинутой Корчмой», которая находится в дне пути от Бри, верст, насколько я знаю, никто не мерял, – отозвался Бродяга. – Одни говорят так, другие – иначе. Это странная дорога, и все, кому доводится по ней идти, рады поскорее достичь цели, неважно, требует их дело спешки или нет. Но я знаю, сколько дней потребовалось бы, например, мне, иди я один, в хорошую погоду, и не встреть я на пути никаких препятствий. До Бруиненского Брода я шел бы двенадцать дней. Там Тракт пересекает реку под названием Шумливая – она течет из долины Ривенделл. От Брода уже рукой подать до цели. Но теперь нам понадобится не меньше двух недель, потому что идти по Тракту нам, похоже, заказано.

– Две недели! – вздохнул Фродо. – За это время много что может случиться.

– Не спорю, – сказал Бродяга.

Они подошли поближе к южному краю и молча остановились. Только здесь, в этом безлюдном и диком месте, Фродо наконец вполне ощутил, каков на пробу жребий бездомного странника, и осознал подлинные размеры опасности, которая ему грозила. Ну почему, почему судьба оказалась к нему так жестока и не позволила мирно скоротать отпущенные ему деньки в любимом, тихом Заселье? Он перевел взгляд на ненавистный Тракт, так беспечно бежавший обратно к дому. И вдруг в глаза ему бросились две черные точки. Обе они медленно ползли по Тракту на запад. Фродо вгляделся – и заметил еще три точно таких же; эти ползли навстречу первым. Он сдавленно вскрикнул и вцепился в руку Бродяги:

– Смотри!

Бродяга, мгновенно оценив обстановку, бросился наземь, прячась за камни, и потянул за собой Фродо. Мерри упал рядом.

– Что это? – шепнул Мерри.

– Не знаю, но боюсь, что дело плохо, – ответил Бродяга.

Они осторожно подползли к разрушенной стене и выглянули в щель меж двух изъеденных непогодой камней.

Ясное утро сменилось хмурым днем; тучи, постепенно наползавшие с востока, скрыли солнце, как только оно начало свой путь к закату. Все трое ясно видели теперь, что по дороге действительно движется несколько черных пятнышек. Фродо и Мерри не могли сказать точно, что это такое, но сердце подсказывало им: там, далеко внизу, на дороге, у подножия горы, собираются Черные Всадники.

– Это они, – подтвердил Бродяга, чьи глаза были зорче хоббичьих. – Враг здесь!

Они торопливо отползли прочь и спустились к друзьям.

Сэм и Перегрин не сидели сложа руки. Прежде всего они придирчиво осмотрели яму на дне лощины и все окрестные склоны. Неподалеку нашелся родник, а рядом – следы, свежие, не более чем одно–двухдневной давности. В лощине обнаружились остатки костра и другие приметы чьего–то краткого пребывания на Пасмурнике. На краю лощины, ближе к склону, лежало несколько скатившихся с вершины валунов. За валунами Сэм обнаружил небольшой запас аккуратно сложенного хвороста.

– Уж не побывал ли тут старина Гэндальф? – сказал он Пиппину. – Впрочем, кто бы тут ни побывал, он, наверное, собирался вернуться, иначе зачем дровишки?