Историк

Фармакологи, и так игравшие немалую роль в существовании Социума, создали средства для многократного повышения возможностей памяти. Естест­венно, происходили срывы. Совсем свихнувшихся уничтожали, впрочем, для одноклассников — переводили в другую «школу».

Те кому Совет открывал двери в прошлое, получали право на частичное нарушение общепринятого регламента жизни. Им разрешалось носить одежду иных эпох, получать пищу тех времен. Необходимо было полное проникновение. И только алкоголь и некоторые небезопасные виды наркотиков были запрещены. Было освоено достаточно транквилизаторов для регулирования духа и подавлении плоти. Историки не имели, естественно, ни малейшего отношения к воспроизводству населения хотя и не были кастратами. При определенных условиях у них могли быть, с разрешения Сонета, восстановлены половые функции. Но в этом-то и заключался колоссальный трагизм ситуации. Пропуская через свой мозг тысячи и тысячи книг, кинофильмов, миллионы тактов музыки, записи спрятанных в веках событий, спортивных репортажей, истории религий и бракоразводных процессов, историки не могли стать Людьми.

«С анабиозом придется подождать. Эти железные солдаты цивилизации, этот авангард человечества…. о-о-о…, они совершили открытие. Во время дежурства астронавигатора обнаружился-таки обитаемый гадюшник. Астронавигатор вовремя среагировал на появление в секторе биомассы, уставился в два своих астроглаза на этот участок мироздания, провел зондирование, дал точную настройку и, когда вся кама­рилья, свободная от работы явилась на завтрак, наш впередсмотрящий между двумя кусками тюри, кото­рая почему-то называлась пудингом, скромно объяс­нил, что обнаружил обитаемый мир. Все, понятно, повскакали с мест. Советник призадумался. Потом была длинная связь с Землей. Теперь мы загружаем первый модуль, вернее, они загружают, а я даже не смотрю, так как арестован, хотя на радостях мне и дозволено покидать каюту.

Но тут они немного прохлопали. Пока все труди­лись не покладая рук, я пробрался к синтезатору, естественно, разжившись ключом-биркой, и чудесный аппарат создал некоторое количество заветного элик­сира. И, что самое главное, мне так удалось припря­тать пару флаконов, что потом комиссар нашел толь­ко половину запретного и сладостного. Теперь я временно, но непоколебимо счастлив, хотя путь к синтезатору для меня отрезан навсегда. Но до анабиоза мне, пожалуй, хватит.

Самые гениальные описания пьяных бдений обнару­живаются в одной из славянских литератур начала двадцатого века. Там я обнаружил такие слова, как косушка, мерзавчик, штоф, четверинка, маленькая. Трудно сейчас судить, какие это объемы. Это, возмож­но, определит лингвист. Но слово «мерзавчик» мне всех милее. Так вот. Я принимаю «мерзавчик» и иду смотреть «кино». На той планетке, что мы подцепили, как раз осваивают ближнее космическое пространст­во… Мы попали прямехонько к их первой высадке на спутник. Мы принимаем все их теле-, радио- и еще какие-то передачи и наш лингвист трудится в поте лица. В принципе нора и мне приняться за дело, но Советник, видимо, решил иначе. Другими словами мне крышка. Анабиоз. Земля. Суд. И после белое поле…»

На планете было примерно четыре миллиарда жите­лей, четыре материка, острова, реки и все прочее, необходимое для случайного и беспечального сущест­вования. Но где он, потерянный мир? Половина планеты стояла на индивидуально личностной плат­форме, другая половина — на общественной. Вот здесь и понадобился историк. И Советник ничтоже сумняшеся решил освободить его из-под ареста и допустить к работе. Слишком высока сейчас была цена информации.

Тем временем лингвист, подключившись к Большо­му компьютеру базы дубль-два, которая была в этом районе ближайшей, начал идентификацию языков. Когда первые результаты работы лингвиста легли на стол Совета, тот немедленно запретил связь с Землей на всех каналах, кроме личного канала председателя Совета.

Дело заключалось в следующем.

Основные языки планеты даже непосвященному показались бы отчасти знакомыми. Просчитав их в ретроспективных направлениях, компьютер вышел на основные языковые группы Земли. Но, благодаря цепи случайностей, последнее слово было сказано сошедшим с круга историком. Во время работы он обнаружил Нечто.

«Итак, ввиду чрезвычайных обстоятельств меня выпустили. И вовремя. Три астронавта планеты воз­вращались после визита на спутник домой, и мы могли прочитать, что пишет об этом их пресса.

Я, впрочем, отыскивал прежде колонки спортивных новостей и пробовал разобраться, во что они тут играют. Оказывается, недавно закончился чемпионат их мира по игре, несколько напоминающей футбол.

Сейчас, конечно, никто не знает, что это за штука. Только здесь играли не между странами, а между какими-то клубами, которых на планете насчитыва­лось десятка два. Победил клуб центрального матери­ка и конечно чемпионы получили приветствия от покорителей космоса. Прямо из черных бездн. Барбукаин, Ныкаль, Урдам. Был декабрь по их календарю и скоро должна была состояться посадка в океане.

И тут что-то во мне замкнуло. Какое-то воспомина­ние. Темное что-то. Бросил я это кино и побежал в свою камеру. Комиссар за мной. Решил, что мне приспичило хватить стопку. А я достал из сундучка старинную книгу какого-то Жюля Верна. Полистал, полистал и все вспомнил. С «Земли на Луну». Барбикен, Николь, Ардан. Порылся в своих кладовых и достал «Историю космонавтики». Так вот, милости­вые государи. Первыми на Луну ступили Борман, Ловелл и Андресс. Дело было в декабре. Стартовали они с мыса Флорида и приводнились в Тихом океане. Ну, положим, мы обозвали их месяц декабрем, он у них называется по-другому, но также замыкает год. Диаметры этой планеты и Земли почти совпадают. Будто их пекли в одной форме, и если наложить на их планету нашу систему координат, то координаты их приводнения разнятся между собой и тем, что у Жюля Верна, всего на три-четыре мили. А параметры летательных аппаратов совпадают почти до дюйма. И тут я не таясь достал мерзавчик и выпил одним духом. Комиссар, понятно, зашипел. Но как глянул на меня, так и отстал. Ну, ладно. На Земле есть масса сбывшихся пророчеств. Романы эти, рассказики. По­жалуй, могут совпасть имена, даты, орбиты.

— А ну, сучье племя, мне нужны кое-какие книги. Кое-что из сочиненного этими умненькими. Мне нужно прочесть, что тут написано у них в одном бестселлере.

И отказать они мне не смогли, хотя и в штрафни­ках я, и в пропойцах. Я попросил связь с Председателем и получил ее. Просмотрел сотни телепередач этой планеты. Работа есть работа. И в конце концов вышел на «Миг». Его экранизировали на трех материках и перевели на все их языки. Как образец душещипа­тельного провидческого романа. Только не знал их провидец, что он провидел абсолютно все. Это был роман из жизни галактических странников. Из многообразия картин и фрагментов я потрясенно узнавал прошлое, настоящее и будущее нашей расчудесной Земли. Будучи специалистом, я мог подтвердить под­линность происходившего. Только вот по прихоти авторов кино- и телеверсий все это были фрагменты. А мне нужна была полная рукопись романа. На любом языке. Перевод дело не сложное. Так я принял решение, результатом которого стала высадка групп нашего корпуса быстрого реагирования на планету.

Действительно, что может быть заманчивей, чем привезти с планеты, которую и обнаружили-то случай­но, местную книжонку, где есть все про Ивана Грозно­го, Французскую революцию и открытие антигравита­ции в 2049 году. Их книги были почти как у нас когда-то. Только читать их надо было сверху вниз, в столбик, как какую-то азиатчину.

Все эти парсеки и разнообразные дыры, куда мы безболезненно суем носы, сделали нас беспечными. Эти голованы просто-напросто сбили наш модуль. И никакие силовые поля не сработали. Естественно, нам пришлось уничтожить то, что от него осталось. Никаких улик. Вот первый закон доброжелателя.

Мы увидели на экране, как наш дорогой аппарат спокойно опускался на ночную сторону планеты и тут, откуда ни возьмись звено, ну, скажем, истребителей. Обозначили модулю курс и показали трассами ракет, куда садиться. Модуль принялся было воспарять, дабы банальнейшим образом смыться. И тогда они расстреляли его. Только не ракетами и не лазером. Чем-то таким, чего мы не знали. Ведь глубокого изучения их технических возможностей не проводи­лось ввиду отсутствия времени. Модуль вспыхнул, как мотылек, экраны мигнули радостно и погасли.