Историк

«Во хмелю возвратился домой,

ночью проснулся — услышал

шум дождя.

Очнулся от сна,

слушаю шелест дождя.

Возле окна осенние листья лежат —

Ночью, наверно,

кружился шумел листопад.

Забыл, как вернулся,—

был охмелевший такой,

спальню свою за гостиничный

принял покой.

Изучая книги той эпохи, что входит в круг моих профессиональных обязанностей, я очень часто, пожа­луй, чаще, чем что-либо другое, встречал упоминание о некоем напитке, преимущественно именуемом «ви­но», а также его производных. Мне пришлось прой­тись по многим трудам по химии, биологии, медицине, чтобы свести воедино разрозненные факты. Далее, ничего не стоило на синтезаторе воспроизвести груп­пу спиртов, в которой и был тот самый, наиболее подходящий. Нужно сказать, что подобные экспери­менты строжайше запрещены. Нельзя воспроизво­дить ничего из прошлых эпох. Но эти пентюхи, даровавшие историкам право знать, не могли пере­крыть все каналы для проведения экспериментов, так как почти никогда не понимали сути проблемы. Кое-кто, естественно, понимал все, но с планетой столько забот и без того… Текучка.

Я готовил водки разнообразных сортов, не имея, впрочем, таких компонентов, как натуральные лимон­ные корки или перец. Синтетика не лучший товарищ во время запоя. Это славянское слово близко мне. Оно греет душу.

Закончилось все печально. Я был пойман на месте преступления в лаборатории главной библиотеки. У нас на Земле есть несколько библиотек, к которым имеют доступ историки. Эти храмы знаний и навыков скрыты в земной коре и охраняются сумасшедшими роботами. Они стреляют во все, что движется. Здесь есть зал для просмотра кинофильмов. Есть комната для прослушивания филармонических записей. Есть спроектированная несколько веков назад и обустроен­ная по обычаям того времени квартира. Она наиболее типична для большинства стран и народов. Многое здесь есть.

Трудно сказать, что бы могли со мной сделать, но историков не хватало катастрофически, в наипрямей­шем смысле этого слова. Экспедиции ждать не могли. Счастливый случай. В результате я получил первое предупреждение, до вылета был лишен общения с кем бы то ни было, потом, в присутствии конвоя забрал сундучок с необходимыми мне книгами и кассетами. Теперь вот я заперт в этом бункере, и меня ждет анабиоз до возвращения, а потом суд правый и скорый. Ведь экспериментов я так и не оставил».

В космос отправились уже десять экспедиций. Воз­вратилось три. Две погибли, две были на пути к дому, десятая находилась на окраине галактики. Остальные пропали без вести. Историк прозябал в той, десятой.

Подарив Совету способ быстрого передвижения, пришельцы все же не отдали абсолютного способа. Но на Земле, самостоятельно используя косвенные данные, пришли к идее мгновенного перемещения, правда пока только в малых масштабах. Стало воз­можным трансформировать информацию. Само же путешествие к задворкам галактики и обратно занима­ло десятилетия.

Уже первые инфопосылы содержали уникальную и важнейшую информацию. Генотип людей на всех планетах был идентичным. Кто-то заботливо и щедро развеял Божье семя. Цивилизация, открывшая Земле путь к знаниям, находилась по техническому разви­тию на первом месте в галактике. Теперь первой, видимо, оставалась Земля. Так пока следовало из собранных данных. А проверены были огромные про­странства. Все обнаруженные миры находились на уровне развития, сопоставимом с бронзовым или подобными ему веками, до эры расщепления атомного ядра. Были впрочем некоторые исключения.

Необходимо было доподлинно выяснить, отчего погибла жизнь на трех планетах в созвездии Лиры. Уцелевшие свидетели, а часть индивидуумов спаслась и жила теперь в светлой печали, порожденной новым пониманием сути вещей, говорили на своих древних языках поразительные и странные вещи. Все, что произошло здесь, на всех трех планетах, очень напо­минало сцены из земного апокалипсиса и было как бы сработано по единому сценарию. Везде следы одной грозной воли.

— Что это у вас в руках, историк?

— Я уже объяснял. Сундучок.

— А что в этом, как вы сказали…

—В сундучке мое приданое. Книги, тексты, руко­писи.

—Что такое приданое?

—Извините,— вмешался тогда чин,— он нас сей­час заморочит. Таких словечек у историков масса. Это их право.

—Это мое право,— подтвердил историк.

—Прошу еще раз Советника не забывать о том, что историку запрещено пользоваться бортовым син­тезатором. У него не должно быть клише-бирки.

«Выпью вина —

грустью душа полна.

Почему все печаль одна.

Редкий бамбук шумит, шелестит.

Западный ветер свистит. Конечно, я обвел их вокруг пальца. Я потребовал у командира синтезировать для меня сахар. Чтобы понять, что к чему в эволюции этих народов, я должен потреблять очень много сахара. А то, что нам дают в пищеблоке, только вредит моей уникальной голове со всеми специальными извилинами. Так объяснил я командиру, а чин из Совета, наш комиссар, разре­шил!!!

Потом я долго маялся с закваской. Испробовал совершенно все, что можно было достать на нашем ковчеге. И нашел. Не буду вдаваться в подробности. А теперь, когда приходит время, предшествующее сну, я выпиваю этот чудесный нектар. Я пью ею до тех пор, пока пелена печали не падет на сей радостный мир и. читая китайские стихи, которые видимо пере­живут всех, кроме Создателя, пытаюсь заплакать и иногда мне это удается. Но ко всему привыкаешь. И вот я уже стал перед обязательным вкушением их «замечательных» обедов принимать чашу-другую, хотя мои запасы не безграничны. И глазки мои стали блестеть. Комиссар долго не мог ничего понять, тем более, что я здесь за чокнутого.

Алкогольного опьянения не знали на Земле уже лет триста. Какой-то мерзавец нашел способ избавить человечество от вина, пива, джина, виски, сливовицы, от сухого красного и белого, от портвейнов и вермутов, от домашних наливок и рюмки с мороза и перед дальней дорогой. Полное стирание информации на уровне генов. При рецидиве повторное. Хронических уничтожали. Понятно, в Совете пропускают пару рюмок за ужином. Но это всего лишь мое предположе­ние.

Кончилось все опять печально. Врач экспедиции взялся за меня, провел анализы и запросил у Земли по уважаемому мною каналу мгновенной связи, что бы это могло быть.

Теперь Советник проводит у меня ежедневный обыск. Я объяснил ему, что брага настаивается несколько дольше. Но сделал себе только хуже. Он просто решил упрятать меня в эту анабиозную ванну, даже не прибегая к шоку. Тем более что работа сделана, а запасы энергии иссякают».

При полном сокрытии информации от человечества, необходимость создания группы историков в создав­шейся ситуации была жизненно необходима. Коли сценарий был, значит был и режиссер и только профессионалы могли постичь, вернее имели эфемер­ные шансы понять, что происходит с миром.

Человечество всегда считало, что есть какие-то сверхцивилизации, от которых нужно то ли прятаться, то ли протягивай, им руку дружбы. Но то, что существовал конвейер, то, что теперь на этом конвейере первой стояла Земля и конвейер этот, запущенный кем-то, не думал останавливаться, а перемещал то, что на нем находилось к некоему бункеру, к судному дню перемещал, и что замедлить или остановить его было все-таки необходимо, шал только Совет.

Кстати, члены Совета были компьютерно неграмот­ны. У них не было необходимости самостоятельно пользоваться этими кошмарными машинами. У них было достаточно свободного времени. До того, как были открыты печальные обстоятельства бытия и оставалось только воспарять, отправлять экспедиции и ждать, ждать, что электронный мозг, тупой и самодовольный, найдет ответ, а определенные прови­дением операторы не пропустят главною.

Для выполнения программы нужны были специалисты высочайшей квалификации, и историк был одним из нескольких. Их отбирали путем строжай­ших тестов и интеллектуальных игр. Важнейшими здесь являлись способности к абстрактному мышле­нию и парению в эмпиреях. Они приходили в библио­теку компьютерными болванами, с кастрированным разговорным языком. Происходило накопление зна­ния. Однажды плотина рушилась и являлась истина. Покамест самая простая и открывающая начало пути.