Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 57

* * *Итак, Вооз лежал у своего гумна.Окончен страдный день – и в сладостной истомеВокруг него жнецы заснули на соломе…То было в давние, иные времена.Израиль жил в шатрах, согласно выбираяСудью для всех племен. Земля, еще храняСледы каких-то ног чудовищных, со дня,Как миновал потоп, была совсем сырая.* * *И как Иаков спал и как Юдифь спала,Так ныне спал Вооз. И над скирдами хлебаЧуть приоткрылась дверь раскинутого неба,Чтоб греза странная на спящего сошла.Увидел он, дивясь, как у него из чреваПотомков длинный ряд – огромный дуб восстал.И некий царь вещал внизу под сенью древа,И некий бог вверху в мученьях умирал.Но голосом души в смятенье и в испугеВооз шептал: «Увы! Обманчив сонный бред.Я прожил более восьмидесяти летИ сына не имел; и нет моей подруги.От ложа мужнего ты взял ее, творец,И на твоем она теперь почиет ложе.Но, разлученные, мы с нею слиты все же:Она во мне жива, а я почти мертвец.Потомство от меня? Ужель поверю бреду?С мечтой о сыновьях проститься мне пора.Да, юность нам дарит чудесные утра,Из ночи день встает и празднует победу.Но вот я одинок, мой вечер подошел,И, старец, я дрожу, как зимняя береза.К могиле клонится теперь душа Вооза,Как тянется к ручью на водопое вол».Так говорил Вооз, и в небосвод полночныйНезрячий взор его был смутно устремлен.Как розы под собой не видит ясень мощный,* * *У ног своих жены еще не чуял он.* * *Пока Вооз дремал, совсем неподалекуМоавитянка Руфь легла, открывши грудь,И сладко маялась, и не могла уснуть,И с тайным трепетом ждала лучей востока.Вооз не знал, что Руфь у ног его легла,А Руфь не ведала, какой послужит цели.Отрадно и свежо дышали асфодели;По призрачным холмам текла ночная мгла.И ночь была – как ночь таинственного брака;Летящих ангелов в ней узнавался след:Казалось иногда – голубоватый свет,Похожий на крыло, выскальзывал из мрака.Дыханье спящего сливалось в темнотеС журчаньем родников, глухим, едва заметным.Царила тишина. То было ранним летом,И лилии цвели на каждой высоте.Он спал. Она ждала и грезила. По склонамПорою звякали бубенчики скота;С небес великая сходила доброта;В такое время львы спускаются к затонам.И спал далекий Ур, и спал Еримадеф;Сверкали искры звезд, а полумесяц нежныйИ тонкий пламенел на пажити безбрежной.И, в неподвижности бессонной замерев,Моавитянка Руфь об этом вечном дивеНа миг задумалась: какой небесный жнецРаботал здесь, устал и бросил под конецБлестящий этот серп на этой звездной ниве?Виктор ГюгоТРИ ПЕСНИприемного сына Майора Опика[188]ПОКОРИСЬ, МОЕ ГОРЕПокорись, мое горе, в далеком углу затаясь,Так хотела ты, Ночь, свою подавляя зевотуНа предместье упала гниющего воздуха вязь,Здесь родив тишину, там – страдания, боль и заботу.Покорись, мое горе, и руку сожми мне сильней,Чтобы шип удовольствия стал гильотиной любви,Чтобы яд я черпал из глубин карнавальных огней,Чтобы гнусная магма в банальной кипела крови.На далеком балконе забвения годы торгуют собой,И одежды их стали огромной вонючей дырой,Пораженья улыбку со дна извлекает прибой.Аполлон умирает под аркой высокой стены,Ночь из парка прядет свои черные, черные сны,Белоснежной любви простыня тянет к дням, что тоскою полны.АККОРДЫСтань космос дворцом, где в тиши обитаетПоддержка и странные мысли рождает.Прохожий там скрещивал символ разлукиИ рога лесного глубинные звуки.Там бой барабанов, замешанный магмой,Массивный, глобальный, и мраком глубокимСоседствует с радугой, черной и алой,Сияющий звуком и духа пороком.И ветер нежнейший, как плоть олененка,Зеленый, как поле, гобоями звонкийСменяется гнилью дыханья подонка.Воспой розмарином, жасмином беспечнымВосторги любви, как река, быстротечной,И саваном белым укрой бесконечным.КОТЫБлестящие любовники… коты,Могучие, но с пульсом ледяным,Их нежность, словно дерзкие мечты,Когда сидим за кругом игровым.Хотя нежны, хотя и холодны,Как игорный азарт их любим мы.Крадется в тихий угол белый кот,С ума-палатой, ворохом забот.О Стикс, не он ли жеребенок твой,Которого посмертного поройПлутон рабам мечтает предложить,Чтоб их в чертог провечный проводить.Высокомерен, хоть в душе дрожит,И мнит: он – Сфинкс, с тоской Сахары слитый,Который забывается в Забытом —И этим сном безмерно дорожит.Потрется он спиной – и блеск искристыйТо золотом сверкает, то алмазом,А он глядит, как триумфатор истый,Божественным и потаенным глазом.вернуться

188

Пер. Л.Губаревой.