Изгой

Воздух завибрировал и начал нагреваться. Демоны, находящиеся за пределами пентаграммы не чувствовали этого, но демоненок ощутил сразу. С каждым мгновеньем невидимые силы касались его все отчетливее. Пространство вокруг медленно твердело, словно превращалось в стекло.

Неожиданно что-то толкнуло отпрыска, в горле защипало, кожу обвеяло горячим ветерком.

Темные падишахи и архидемоны снова и снова повторяли заклинание, и Наргх начал ощущать нарастающую боль… боль, что подобно крови растекалась по всему телу. Заклятие сковало его, он уже не мог и пошевелиться.

Вокруг демонов пыль и зола поднялись столбом и вихрем закружили, словно маленькие торнадо, образуя при этом густую пелену черноты. Внезапно тело Наргха пронзила молния боли, и он, не выдержав, неистово зарычал, тщетно пытаясь высвободиться из незримых объятий. Но пошевелиться по-прежнему не удавалось. Зажатый в невидимый кулак, демон мог лишь жалобно рычать.

Внезапно нарисованная кровью пентаграмма всполохнула адским пламенем. Огненные языки бешено поскакали по полу, образуя замысловатые узоры. Одновременно блеснула ослепительная вспышка, колющей болью пронзая привыкшие к темноте глаза демонов, и мрачный замок впервые за многие столетия наполнился ярким, почти солнечным светом.

Через мгновение все погасло. На месте пентаграммы догорало желтое пламя, тонкими струйками поднимался и растворялся во мраке дымок. Молодого демона, так досаждавшего всех собравшихся здесь правильных сынов преисподней, больше не было в аду. Он отправился в мир людей.

Глава 3

Наргх оказался на опушке какого-то леса. Яркий солнечный свет нещадно ударил по глазам, заставив его жутко зарычать. Не знающие дневных лучей, демонические глаза готовы были лопнуть как переполненные жидкостью два сосуда. На мгновение демону померещилось, что ему в лицо прыснул пожирающий все на своем пути жидкий огонь.

Все тело демона окатило горячей волной парализующей боли, его словно облили бурлящим кипятком. Наргху казалось, что его разорвали на части, а потом снова склеили.

Да… переход между мирами — отнюдь не самый приятный процесс для демона, тем более, если его тело молодо и окончательно несформировано. В тот миг, когда тело «перешагивает» через барьер миров, его в буквальном смысле разрывает на миллионы мельчайших частиц. Это длится какую-то тысячную долю секунды, и потом тело снова собирается в единое целое. Ощущения же, полученные при этом, оставляют желать лучшего. Впрочем, все зависит от опыта самого демона, совершающего перемещения. Чем чаще он «прыгает» через барьер, тем боль становится все слабее и слабее. Гарок-Харотеп-Коген, к примеру, вовсе не чувствует боли при перемещении, ведь его тело привыкло к постоянным скачкам между мирами.

Но боль — это еще не самое страшное, что может ожидать неопытного демона-прыгуна. С ним может приключиться еще и несчастный случай. Порой путешественник, переходя через барьер, может застрять в оном. Уж из-за неправильно сложенного заклинания или по роковому стечению обстоятельств — неизвестно. Но такое застревание пользы ему не принесет. Правильнее сказать, оно совершенно ничего не принесет кроме гибели. Тело, расчлененное на миллионы мельчайших кусочков, не способно жить, будь оно хоть демоническим, хоть человеческим. Но, по правде сказать, этого бояться не стоит, ибо такие явления происходят крайне редко.

Демоненок бессильно рухнул на землю, судорожно корчась от боли. Он лежал на опаленной траве в центре такого же узора, что был нарисован на полу в замке. Вместе с ним в мир людей перенеслась и пентаграмма изгнания-вызова демонов. Но на этот раз она была не нарисована кровью, а аккуратно выжжена пламенем прямо на земле.

Вообще архидемоны и Темные падишахи хотели переместить Наргха в человеческий город, желательно в самый его центр. Но результат получился не такой, как ожидалось. Видимо, Гарок-Харотеп-Коген что-то сильно напутал (он хоть и любил посещать Альтеру и знал тамошнюю местность, но географ из него был не аховый). Но может быть и заклинание не верно сработало, все таки оно по природе своей нестабильно и вполне могло выбросить изгоняемого не совсем туда, куда хотелось бы…

Через некоторое время боль стихла. Тело молодого демона, так недавно появившееся на свет и уже успевшее покрыться рубцами, постепенно оживало, и Наргх начал ощущать окружающий мир.

Первое, что он почувствовал — это прохлада. Климат мира людей все же заметно отличается от климата его родного мира. Все-таки ад — место не из холодных, это, прежде всего, удушающая жара. Но демонам не ведом холод. Им по природе вообще не свойственно чувствовать мороза или зноя. Они могут ощутить прохладу или потепление, но вряд ли способны замерзнуть или пережариться на солнце.

Наргх приподнялся, медленно встал на ноги и прищурено огляделся. Его глаза уже более-менее привыкли к свету, да и солнце на время заволокло небольшим облачком.

Демон находился на опушке леса, на небольшом пригорке посреди огромного океана зелени. Неописуемая красота открывалась его взору: необъятное множество молодых дубов, кленов и осин, колышущихся под слабыми дуновениями ветерка. Правда, Наргх пока еще не мог в полной мере насладиться этой красотой. Ему как демону милее и роднее тьма ада.

Издалека время от времени доносились голоса щебечущих птиц, они словно переговаривались друг с другом на непонятном языке. На нежно голубом небе проплывало несколько бесформенных облаков. В общем, стоял разгар лета, и все вокруг излучало спокойствие и умиротворенность.

Демоненок еще какое-то время простоял на месте, но потом все же решил двинуться в путь. Он отлично понимал, что в том, чтобы стоять на месте и не понятно чего ждать не было никакого смысла.

Куда идти, Наргх не имел ни малейшего представления. Он вообще слабо понимал, где находится. Конечно, он помнил разговоры демонов о том, что его отправят в мир людей, что ему там будет очень тяжело. Помнил их смех, когда они, видимо, представляли его там. И демон прекрасно знал, как выглядят люди, но вокруг их почему-то не было.

Вокруг вообще не было ничего хоть мало-мальски ему знакомого.

Природой в сознание демон вложены первичные знания о мире. Их можно даже назвать своего рода инстинктами. Но эти знания о демоническом мире, а не о человеческом. Будучи даже недоразвитым порождением зла, Наргх вполне смог бы сориентироваться в преисподней, но не здесь. Здесь он не понимал ничего. Для его сознания все казалось чужим и диким.

Еще немного поразмыслив, Наргх отправился вглубь леса. Демон тешил надежду, что, может быть, он повстречает кого-нибудь. Ведь это же человеческий мир, и в нем должны находиться люди. Но мысль о том, что люди в лесу обычно не живут, ему в голову не приходила.

Прошло два дня. Все это время измученный и еще больше оголодавший демоненок бродил по лесу. Он не спал ни днем, ни ночью, а беспрестанно вел поиски, но так и не встретил ни единой живой души.

Демон передвигался медленно. Поначалу он шел быстро, можно сказать, бежал. Но сейчас, когда ему стало ясно, что уже никого не встретить, нужды в этом не было.

Лучи солнца, к которым демонические глаза почти что привыкли, тускло пробивались сквозь кроны деревьев и ласково касались тела Наргха. Сухие листья шуршали под его ногами-лапами, колючие ветки ежевичных кустов оцарапывали бока и бедра.

И тут вдруг какое-то необычное чувство овладело демоном, словно что-то непонятное ожило внутри и резво закопошилось. Он всем нутром ощутил, что где-то неподалеку есть что-то живое, что-то, излучающее невидимую энергию…

Демон принюхался — чувство усилилось. И Наргх понял, что в нем проснулось кое-что особенное и безусловно очень полезное, а именно — обоняние. Но это обоняние не похоже на человеческое или звериное. Демонический нюх действует немного по-иному. Человеческий нос улавливает запахи, источаемые людьми, животными, растениями или какими-то ни было предметами. У демонов по-другому. Они чувствуют жизнь, или, если точнее сказать, запах жизни существа. Подобно человеческому обонянию, демоническое тоже различает запахи, то есть у разных живых существ они отнюдь не одинаковы. Одни сильные и смердящие, другие слабые и приятные. Все зависит от существа и его характера. Как правило, у людей злобных и недовольных запах жизни противный, когда как у добродушных и приветливых — он, наоборот, приятный и даже ласковый.