Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 64

– Как? Когда?

– Приблизительно через два месяца.

– Но как? Но как школа, карьера?

– Одно другому не помеха. Он поможет мне. Он так заботится обо всем, даже собирается нанять няню, чтобы ребенок не мешал моей карьере. Он всегда хотел ребенка, – говорила я, смешивая ложь, правду и романтические фантазии, – он переживал, что первая жена не могла иметь детей. Но, я должна все это сохранять в тайне, долгое время. Так что пожалуйста, Триша, никому ни звука. Обещаешь?

– Конечно, я обещаю, но ты не сможешь это долго скрывать. – Триша пристально посмотрела на меня и улыбнулась. – Ты уверена, что хочешь этого?

– О, да, – ответила я. – Больше, Чем ты думаешь. У меня наконец-то будет семья, собственное семейство, няня, помогающая мне, никакого пренебрежения к ребенку, он никогда не почувствует невнимание, никогда не ощутит нелюбовь.

– Тогда я счастлива за тебя, – Триша пожала мне руку.

– Спасибо.

Мы обнялись.

– Но ты лучше подойди к Агнессе, и сообщи, что вернулась, – посоветовала Триша. – Она, наверное, уже загримировалась для новой трагической роли.

Я оставила ее и пошла в комнату к Агнессе. Только я собиралась постучать в дверь, как услышала за ней голоса. Агнесса была не одна.

– В этом только ваша вина, – говорила другая женщина. – Вы увлекли их за собой, но не позаботились о том, что станет с ними после вашей смерти, и в случившемся обвиняйте только себя.

– Это несправедливо, – отвечала Агнесса, – я никого не увлекала, это все из-за вашей ревности.

– Я?

Кто бы мог там быть? О чем они говорят? Но точно не обо мне. Я уже собралась уходить, когда увидела миссис Лидди в дверях своей комнаты.

– Моя дорогая, где вы были? Агнесса так взволнована. Вы пришли, чтобы отметиться?

– Я… да, но она занята, не одна, – ответила я.

– Не одна? – Госпожа Лидди удивленно приподняла брови, потом улыбнулась: – О, нет, стучите, – и через некоторое время повторила, – стучите.

Я так и поступила, Агнесса открыла дверь. На ней был темно-красный сюртук, распущенные волосы, на щеках слезы. Она как будто вышла из прошлого. Больше никого в комнате не было. Я оглянулась на миссис Лидди, та слегка кивнула и закрыла глаза.

Тогда я поняла, другой голос тоже принадлежал Агнессе. Она разыгрывала диалог из какой-то пьесы.

– Где вы были, юная леди? – сказала она, сложив на груди руки и гордо подняв голову. – Вы не расписались и никому не сообщили, куда ушли. Где вы были, Дон? Почему не обедали и не предупредили? – Ее глаза позеленели, бледные руки затряслись, судорога прокатилась от талии до горла. – Благодарите госпожу Лидди, что я не позвонила вашей бабушке.

– Извините, Агнесса, я уже шла обедать, когда внезапно позвонили, что у одной моей подруги большая неприятность, нервный срыв, и я помчалась к ней, прежде чем успела кого-либо предупредить. – Для пущей убедительности я раскрыла широко глаза.

– О, дорогая! – воскликнула Агнесса, и я поняла, что становлюсь участником высокой драмы. Но госпожа Лидди недоверчиво прошептала:

– Мне жаль.

Я быстро повернулась к Агнессе.

– Теперь все в порядке?

– О, да, да, – ответила я, размышляя над тем, что врать дальше, – все… совершенно.

Постепенно день ото дня токсикоз уменьшался и потом совсем исчез. Я начала чувствовать себя необычайно хорошо и даже позабыла на время обо всех своих проблемах. Когда я осматривала себя в зеркале, то почти не замечала прибавления в весе. Мои глаза сверкали как никогда раньше, но все же моя «лучезарность» не ускользнула от внимания многих людей, особенно мадам Стейчен.





– Теперь вы играете страстно, – сказала она однажды, – теперь вам не нужны примечания, вы слились с музыкой, с инструментом. – В голосе ее слышалась гордость за ученика, – и фортепьяно зазвучало.

Я жила в эйфории. Я плыла по коридорам, молодые люди галантно со мной раскланивались, широко улыбались, смотрели вслед и старались завести беседы. Я имела, по крайней мере, полдюжины приглашений от полдюжины мальчиков на свидание, я, естественно, отказывалась. Но из страха, что меня посчитают высокомерной, придумывала тысячи любезных отговорок.

Я удивилась бы, если бы оказалось, что Михаэль заметил во мне изменения. По крайней мере, он не говорил о них. Мы беседовали только о моей беременности. Михаэль все больше колебался между ролями преподавателя и любовника. В уикэнды он все чаще оказывался занят на встречах с устроителями рандеву на Бродвее, и в один из выходных вместе с режиссерами должен был съездить в Нью-Йорк, чтобы встретиться с вкладчиками. Михаэль обещал каждое свободное мгновение посвящать мне, но этого не было так долго, что я начала беспокоиться.

– У тебя все в порядке? – спросила у него я после занятия, как только вышел Ричард Тейлор.

– Да, но почему ты спрашиваешь?

– Ты был так далеко, что я начала бояться, что ты забыл про меня.

– Нет же, нет. У меня не так много времени, и еще я хочу убедиться, что ты готова для великих свершений. Извини, если буду давить на тебя на уроках.

– Но мы занимаемся не слишком интенсивно, кроме того, я хочу полностью отдаться музыке. Так будет лучше?

– Значительно лучше. Мы не можем ждать, пока ты родишь, нужно раньше выйти на сцену. Но для этого требуется, – подчеркнул он, – работа, работа и еще раз работа для нас обоих. Я бегу сейчас на встречу с режиссерами. Пожалуйста, не подумай, что я пренебрегаю тобой. Придет момент, и все свершится, жди.

– О, Михаэль, я жду, – мне захотелось обнять его, но маэстро напомнил, что мы все еще в школе, и в любой момент может кто-нибудь войти. Мы обменялись, как и обычно, быстрым поцелуем.

Даже наступившие холода радовали меня, мне нравилось морозное дыхание, кучерявые клубы дыма поднимались из труб в морозный воздух. Триша оказалась верна своему слову, она очень беспокоилась обо мне, но никому не рассказывала о беременности. Почти каждый вечер мы с ней измеряли мою талию. Когда она выросла на три дюйма, я купила себе корсет. Тем временем Триша сходила в общественную библиотеку и взяла пособие для беременных, мы вечерами читали его и обсуждали стадии развития плода.

– Если будет мальчик, я назову его Андрей. Это значит – сильный, мужественный.

– А если девочка? – спросила Триша.

– Это легко, Салли, в честь мамы Лонгчэмп.

– У меня не будет детей, по крайней мере, до сорока, – объявила Триша. – Я не хочу отдавать на заклание материнству свой танцевальный талант. А в сорок карьере балерины приходит конец.

– Тебе придется выйти замуж за понимающего человека, – заметила я.

– Если он меня не понимает, то зачем жениться. Я хочу, чтобы он считал приятным то же, что и я. Ты не согласна?

– Согласна.

Триша настаивала, чтобы я как можно больше рассказывала ей об Аллане. Я продолжала сочинять как бы пропущенные детали. Триша, со своей стороны, не забывала ничего и часто ловила меня на противоречиях. Ее подозрения все росли.

Я подумывала, не сказать ли ей правду. Ведь Триша так надежно хранит мои тайны, почему же я должна ей врать? Но было страшно, я боялась, что-нибудь случится, что может разлучить меня с Михаэлем. И в конце концов я обещала ему.

Нас с Тришей забавляли приступы страстного аппетита у меня. Иногда во время обеда я выбегала на улицу, чтобы купить бананы, жареные в масле. Я не могла дождаться, пока госпожа Лидди приготовит обед, и прибегала к ней на кухню. Однажды я заглянула в холодильник и увидела, что госпожа Лидди приготовила желе нам на десерт. Я тайком взяла его и начала поедать, но госпожа Лидди застала меня.

– Извините, – я попыталась спрятать остатки желе себе за спину, – я не хотела трогать его, только посмотреть…

Она продолжала сверлить меня очень заинтересованным взглядом.

– Ты съела желе и пончик?

Я виновато улыбнулась и на всякий случай опустила взгляд, боясь показывать довольные глаза.

– Да, госпожа Лидди.

– Ты каждый день макаешь тайком галеты в масло? – Я кивнула. – Тебе не хватает школьного завтрака, моя дорогая?