Секреты утра

Я заметила такси.

– Странный же у вас вид, – сказал водитель, когда я села.

Только тогда до меня дошло, что волосы были в страшном беспорядке, слезы, оставили на щеках следы туши, мое платье было в грязи и порвано, обуви не было, в руках я держала бокал с вином. Усмехнувшись, я дала водителю свой адрес и закрыла глаза.

Когда мы прибыли, я расплатилась за проезд и помчалась домой. Войдя, я услышала голоса из зала и поняла, что у хозяйки собрались снова театральные друзья. Я попробовала проскочить незамеченной, но Агнесса услышала, что я вошла. Она крикнула не вставая:

– Дон, подойди и расскажи, как все было.

Так как я не подходила, она поняла, что что-то произошло:

– Что случилось?

– Агнесса, я заблудилась и потеряла ваш шарф, извините.

– Дорогая, вы так и не добрались к музею? Но как могло такое случиться? Ведь таксист должен был доставить вас прямо к подъезду.

– Это случилось позже, – объяснила я.

Она внимательно осмотрела меня и заметила бокал в руке.

– Я не понимаю, – Агнесса покачала головой, – откуда у вас этот бокал?

– Я… Я не знаю, – проговорила я и помчалась вверх по лестнице.

Конечно, Триша ждала меня, чтобы услышать рассказ о потрясающем вечере. Но как только я вошла, улыбка сползла у нее с лица.

– Что случилось?

– О, Триша, я так страдаю. Это не было свиданием с Михаэлем, он едва сказал мне два слова. Я вне себя бежала оттуда и забыла вернуть вот этот бокал. Потом я заблудилась, и ужасный человек хотел ограбить меня. Я убежала, потеряла шарф Агнессы и туфли, – плакала я, лежа на кровати.

– Я не понимаю, что ты говоришь, – сказала Триша.

Я продолжала кричать сквозь слезы:

– Я не должна была надеяться на что-то. Я не должна была наряжаться так. Я не должна была даже идти туда. Бабушка Катлер права, все видят, что я из себя представляю, что я чужая для всех, что я совершенно одинокая.

– Это глупо, конечно, она не права. Любой может заблудиться в Нью-Йорке поздно вечером. Перестань реветь, – потребовала Триша. – Великое дело, забыла отдать стакан. Другие люди, даже более именитые, чем ты, могли просто его спереть. Ответь мне, Михаэль Саттон видел, как ты сбежала?

– Я не знаю, – ответила я, размазывая по лицу слезы.

– Ну?

– Я такая дура, никто даже не говорил со мной, даже люди, которые сидели рядом со мной. Такое ощущение, что зал был забит Катлерами.

– Они пожалеют об этом, – Триша расчесывала мои волосы, – однажды они с открытыми ртами будут ловить каждое твое слово, а ты им напомнишь про этот вечер.

Я посмотрела на нее и покачала головой.

– Непременно, – Триша взяла бокал у меня из рук, – у нас есть подарок от первого твоего вечера с Михаэлем Саттоном, а он и не подозревает об этом.

Она сделала большие глаза, и мы рассмеялись. Спасибо судьбе за Тришу, которая мне стала больше, чем сестра. Я с радостью поменяла бы ее на Клэр. Бабушка Катлер, ты была не права, не всегда кровь ищет кровь.

Глава 7

Индивидуальные занятия

Теперь, когда я была в старшей группе, страсть к занятиям у меня сильно возросла, особенно по сравнению с первым годом обучения в школе Искусств имени Сары Бернар. Когда я проходила по университетскому городку и видела лица новых студентов, еще зеленых, с беспокойными глазами, то не могла не почувствовать превосходства. Я же занималась у таких звезд, как пианистка мадам Стейчен и оперный певец Саттон.

Я знала, что Агнесса написала бабушке Катлер и обо всем ей доложила, потому что мать во время одного из душевных подъемов позвонила и поздравила меня.

– Рэндольф сообщил мне все, – сказала она, – я очень горжусь тобой, Дон. Это подтверждает, что у тебя действительно есть музыкальный дар.

– Возможно, отец также хотел удостовериться в этом. Почему ты не скажешь, кто он, чтобы я могла рассказать ему о своих достижениях? – спросила я.

– Дон, что у тебя за страсть постоянно затрагивать неприятные темы? Придет этому когда-нибудь конец? – с чувством продекламировала она. Можно было представить, как она звонит, лежа на кровати между двумя большими подушками и накрытая несколькими одеялами.

– А мне кажется приятным узнать, кто мой отец, – съязвила я.

– В таком случае, нет, – быстро ответила она, глубина ее чувств поразила меня. Кто бы мог подумать что все так плохо?

– Мама, – попросила я, – пожалуйста, расскажи мне о нем. Почему это неприятная вещь.

– Иногда, – сказала она очень медленно, понизив голос, подобно джазовым певцам, – хорошие взгляды и шарм могут быть только внешним лоском, скрывающим порочность и злобу. Интеллигентность никак не благословение свыше, как думают многие, она не гарантирует, что перед вами хороший человек. К сожалению, Дон, я больше ничего не могу рассказать.

Какой странный и неожиданный ответ, подумала я. Он вызвал еще больше вопросов и еще больше погрузил меня в тайну моего рождения.

– Мама, скажи, он все еще на сцене?

– Я не знаю, по крайней мере, он все еще жив. Да, и раньше она не говорила, что он умер.

– Одна из причин, по которой я позвонила… – голос матери стал торжественным. – Я подумала, что в связи с увеличившимся количеством выступлений тебе потребуется более роскошный гардероб.

– Я не знаю, мне кажется, что этого достаточно.

– Мы с Рэндольфом посоветовались и решили открыть тебе счета в некоторых лучших универмагах. Он пришлет сегодня инструкции. Будешь покупать все, что тебе нужно, – сообщила она.

– Бабушка Катлер одобряет?

– У меня есть немного собственных денег и они вне ее контроля. – В голосе ее прозвучала гордость и удовлетворение. – Во что бы то ни стало, пиши мне о всех своих достижениях, чтобы я могла порадоваться тоже.

Откуда такой интерес? Я была удивлена. Может быть, проснулись материнские чувства? Но обещать я ничего не стала, так как она стала описывать свое новое лечение и новых докторов. Вскоре она сказала, что устала, и мы прервали разговор.

Все, что мать рассказала о моем отце, было ложкой дегтя в бочке меда, она практически ничего не сказала, но плохой осадок остался на долгое время. Что означают ее слова? Если я унаследовала музыкальные способности отца, то может, и отрицательные черты тоже? Как бы мне встретиться с ним? Почему он уехал, так и не попытавшись увидеть меня? Была ли это рука бабушки Катлер, угрозы, что она изничтожит его карьеру или лишит жизни? Или я не интересовала его, и мама действительно была права? Он был плейбоем? Как мне отыскать правду в океане лжи?

В то время как других студентов посещали только приятные мысли на первых занятиях, я вынуждена была двигаться как в тумане, единственным светлым пятном было пение и игра на фортепиано.

В Нью-Йорке наступила осень, сократились дни, зеленые тона сменились желтыми и коричневыми. Теперь, когда мы с Тришей ожидали переключения светофора, вокруг было все мокрым, перед глазами стояли серые пятна автомобилей, домов. Но как ни странно, весне с ее буйным цветением, я предпочитала дождливую осень. Возможно, потому что ее таинственность больше подходила к моей музыкальности. Как бы то ни было, осенью в зеркале я замечала у себя более знающий, взрослый взгляд.

После приключения в музее я стала внимательней присматриваться к манерам других девушек и чаще рассматривать себя в зеркале, где я видела семнадцатилетнюю девушку, образ жизни которой круто изменился и эти изменения стерли невинность в ее глазах. Линия губ стала более твердой, шея и плечи более изящными, грудь полнее, талия уже.

Возможно, я была все же еще не женщиной, но стояла уже на пороге. Конечно, я не рассказала Михаэлю Саттону ничего из того, что случилось со мной после побега с бокалом вина из музея, и очевидно, он ни о чем не догадывался.

Пришло время индивидуальных занятий. Когда я пришла, то увидела Ричарда Тейлора за фортепиано. Михаэль Саттон еще не появлялся. Из слов и действий Ричарда я поняла, что пунктуальность не была отличительной чертой маэстро.