Страница 21 из 64
– О, нет, – возразила я, – я не смогу так пойти.
– Ты боишься выглядеть старше? Так ты будешь среди солидных женщин и не должна напоминать ребенка, – сказала Триша, – тем более стиль твоего платья требует этого. Только так и никак иначе.
Мне пришлось согласиться. Когда я надела платье, меня поразило собственное отражение в зеркале.
Дело было не только в броши, которую также мне навязала Триша, а во всем облике, я напоминала себе мать. Болезненно реагируя на изменения в Джимми, я долгое время не желала замечать своих. Исчез детский румянец, изменился взгляд, в нем появилось что-то своеобразное, мое. Появилась мамина манера поднимать правую бровь, когда я что-нибудь спрашивала. Моя шея выглядела более мягкой, линия плеч более изящной и гладкой. Даже в Тришином взгляде можно было прочесть удивление.
– Ты так повзрослела! – воскликнула она. – Секундочку, – она взяла коробку с драгоценностями и достала оттуда золотой браслет с множеством крошечных алмазов. – Надень его.
– Не, Триша, я не могу, а что если я потеряю? Я знаю, что это подарок твоего отца.
– Здесь все подарки, – усмехнулась она, – не волнуйся, ты его не потеряешь, и к браслету тебе нужно что-нибудь надеть на шею, уж больно глубокий вырез.
– Я похожа на глупца, который во что бы то ни стало хочет добавить себе годы.
– Ничуть, – настаивала Триша, – ты уже не ребенок, Дон, нужно понимать это. В марте ты станешь совершеннолетней, пожалуйста, осознай это.
Агнесса ждала меня внизу. Я думала, что оглядев меня, она заставит что-нибудь изменить в туалете, уменьшить количество драгоценностей, чтобы более соответствовать своему возрасту. Но внезапно ее глаза вспыхнули, и она схватилась за горло.
– Мне показалось, – голос ее дрогнул, – что я увидела себя, играющей в мелодраме, тогда я была на пять, шесть лет старше тебя, – она закрыла глаза и наклонила голову.
– Мне нужно вызвать такси, – сказала я, прервав бесконечный поток воспоминаний, которые у Агнессы могут затянуться надолго.
– Вас немного подождут, – Агнесса принесла белый шарф и накинула мне на шею. – Теперь вы выглядите изящной и одетой, как подобает одной из моих воспитанниц.
У меня закружилась голова, я испугалась, что таксисту придется везти меня в больницу. С трудом добравшись до машины, я упала на сидение и долго не могла прийти в себя.
– В какой музей? – видно не в первый раз спросил таксист.
– Музей… современного искусства.
– Хорошо.
Когда мы прибыли туда, я оказалась в толпе богато одетых мужчин и женщин, выходящих из авто. Я увидела несколько молодых людей, но они все были с родителями. Расплатившись с водителем, я медленно и несколько неуверенно двинулась вперед, к главному входу, надеясь найти там ожидающего Михаэля Саттона, но его нигде не было видно. Вместе со всеми я вошла внутрь. Люди небольшими группами стояли в коридоре, многие казались знакомыми, никого, стоящего в одиночестве, как я, заметно не было. Я медленно проходила вперед. За столом перед входом в зал сидела пожилая леди со списком приглашенных.
– Добрый вечер, – сказала она и стала ждать, пока я представлюсь.
– Добрый вечер, я Дон Катлер.
– Катлер? – она посмотрела на список приглашенных гостей. – Катлер, – повторила она, – мне жаль, но я ничего не могу сделать.
Я почувствовала, что моя краснота стала заметна даже сквозь толстый слой макияжа, люди теснили меня, чтобы пройти.
– Вам посылали приглашение? – пожилая леди все еще дружески улыбалась.
– Я… я была приглашена Михаэлем Саттоном.
– А, вы гость господина Саттона, да, да, проходите и занимайте место, какое вам понравится.
Я прошла в зал и огляделась вокруг, пытаясь отыскать Михаэля. Здесь я никого не знала и не догадывалась, куда идти. Я старалась не выглядеть смущенной и испуганной, но мне казалось, что каждый считает своим долгом оглядеть меня и улыбнуться. Я была уверена, что выглядела ужасно. Наконец, обнаружив свободный проход, я спустилась и заняла первое доступное место. Я постоянно оглядывалась, чтобы не прозевать, когда придет Михаэль Саттон.
Уже перед самым представлением он пришел, одетый в черный смокинг, но я не двинулась навстречу. Рядом с ним шла красивая женщина с рыжими волосами, в ее ушах сверкали бриллианты. Взволнованный распорядитель немедленно подбежал к нему и провел в другую сторону направо.
Я была ошеломлена. Он даже не искал меня, его не интересовало, приехала ли я, а я надеялась, что он будет ждать меня в коридоре. Могла ли я теперь подойти к нему? Я привстала и не увидела возле него ни одного пустого места.
Прежде чем я что-либо успела предпринять, началось представление, и у меня появилось время на раздумье. Выступали звезды Столичного дома оперы, они исполняли известные арии. Голоса, музыка, подача – все было настолько потрясающим, что я забыла обо всем, забыла о том, что смущена, забыла о том, что я одна, забыла даже о Михаэле Саттоне, который в свою очередь, наверное, забыл обо мне.
После того, как отгремели аплодисменты и люди начали медленно покидать зал, я свернула направо, чтобы Саттон заметил меня. Вокруг него образовалась толпа, и я не знала, что делать. Даже кричать, по-моему, было бессмысленно, поэтому я последовала за всеми к вину и сэндвичам. Официанты разносили вино в высоких тонких стаканах. Я взяла вино и стала ожидать Михаэля, вскоре я увидела его в толпе людей посередине зала, я постаралась как можно изящней приблизиться, когда мне это удалось, я заметила, что господин Саттон с нежностью смотрит на свою рыжеволосую спутницу, голова которой лежала у него на плече.
Вскоре он заметил меня и улыбнулся.
– Дон, – крикнул он и помог мне пробраться сквозь толпу. – Вам понравилось?
Его лицо раскраснелось от вина, разговоров, жары.
– Да, но мне казалось, что вы встретите в коридоре…
– Леди и господа, – обратился он к окружающим. – Хочу представить вам одну из своих учеников.
– О, право, Михаэль, – рассмеялась рыжая, – я совсем забыла, что в этом году ты стал преподавателем, – она наклонилась к нему и что-то прошептала на ухо, Саттон рассмеялся.
Потом он обратился ко мне:
– Вы взяли бокал вина?
– Да, – я показала ему.
– Хорошо, наслаждайтесь. Мы обо всем поговорим на первом же уроке.
Он кивнул мне и принялся разговаривать со своими знакомыми. Сколько я ни ждала, на меня внимания он больше не обращал, как и никто другой. Я была одна среди многих. Вскоре Саттон, его женщина и друзья отошли, так что я осталась в полном одиночестве.
Михаэль ведь никому не представил меня по настоящему, он даже не сообщил моего имени. Я осмотрелась, кто бы мог вывести меня из затруднительного положения? Всюду, куда я обращала взгляд, все были заняты своими знакомыми. Как идиотка я стояла с бокалом вина в руке и ждала, пока кто-нибудь подойдет ко мне. Какой-то мужчина посмотрел на меня, что-то прошептал своей женщине и они рассмеялись, конечно, надо мной.
Мне хотелось бежать, но я знала, это еще сильней привлечет ко мне внимание. Медленно опустив глаза, я направилась к выходу. Уже в коридоре я расплакалась, не боясь, что кто-нибудь увидит мои слезы. Я вышла из музея и побрела по вечерним улицам, мои нервы были натянуты до предела. Я не знала, что я делаю и куда иду, я просто уходила. Остановившись наконец, я поняла, что заблудилась. Я испугалась, но еще сильней испугалась, когда заметила, что вынесла из музея бокал с вином. Что если кто-нибудь видел, и решил, что я воровка? Он бы описал меня женщине за столом, а та, без труда опознав, сообщила обо всем Михаэлю Саттону. Я так и слышала:
– Ваша дорогая студентка украла бокал вина и умчалась прочь.
Я уже собиралась выбросить его, как вдруг услышала сзади чей-то голос:
– Привет, детка. Погожий вечерок?
Я обернулась, сзади меня стоял человек с глазами, похожими на пустые гнезда. Когда он улыбался, было видно, что большинство зубов у него отсутствует. От него разило виски. На нем был грязный коричневый плащ и рваные ботинки. Когда он рассмеялся, я развернулась и кинулась прочь так быстро, как я только могла на своих высоких каблуках. Белый шарф, который мне дала Агнесса, слетел с плеч, но я не останавливалась, потому что слышала сзади тяжелое дыхание. Как только я достигла угла, отвалился каблук. Не оглядываясь, я сбросила туфли, и продолжала изо всех сил бежать, пока не достигла перекрестка, там было довольно светло. Мимо проезжали машины, но никто не останавливался, чтобы спросить, чем может помочь.