Зелёная пиала

В эту зиму знатный купец Азиз-ага наживался с каждым днём всё больше и больше и с каждым днём становился всё толще и толще, а Дурды-чуречник не успевал утирать пот с лица полой своего халата и худел с каждым часом, но пел и шутил по-прежнему. Недаром прозвали его в народе Дурды — Весёлым. Разве не весёлая работа — кормить голодных? Хватило бы только сил. И Дурды трудился, не зная ни сна, ни отдыха.

Но вот однажды пришла к пекарю соседка-вдова и мать семерых детей. Она сказала:

— Последние времена пришли, Дурды-ага: голодных в городе с каждым днём всё больше, а купец Азиз берёт уже не три теньга, а двадцать теньга за одну лепёшку.

Услышав эти слова, Дурды выронил из рук скалку, которой раскатывал тесто. Он сбросил передник, наскоро вымыл руки и, затянув потуже кушак, побежал на базар к лавке купца Азиза.

Перед нарядной лавкой стояла толпа голодных, а приказчики в пёстрых халатах во всё горло расхваливали перед бедняками чуреки, поджаристые и румяные, слов: но солнце, пышки сдобные, варёные в кипящем масле, и десятки сортов пешме — рассыпчатого, как сахар, печенья.

Дурды растолкал торгашей локтями и прямо прошёл в лавку. Посреди лавки на белой кошме сидел сам Азиз-ага и прихлёбывал чай из прозрачной китайской чашечки.

— Стыдись, купец! — крикнул Дурды с порога. — В городе голод, а ты продаёшь хлеб по такой цене, какой не слыхали ни отцы наши, ни деды! Ты спрятал в карман совесть, а имя пекаря навсегда покрыл позором!

Но Азиз-ага даже не посмотрел на чуречника. Он не спеша отхлебнул глоток ароматного чая и процедил сквозь раздушенные усы:

— Хлеб мой и цена моя. Что хочу, то и беру!

Так ответил именитый купец, и Дурды понял, что говорить с ним о совести так же бесполезно, как учить барана читать стихи.

Но мудрецы говорят, — всё проходит. Прошёл и этот тяжёлый год. Пришла новая, счастливая осень: хлеб созрел, и люди повеселели. Дурды-чуречник снова стал печь лепёшки из просеянной пшеничной муки и смазывать их настоящим хлопковым маслом. Он стал толстым и круглым, как шар, и весёлым, как скворец. Только Азиз-ага был невесел. Он сидел в своей лавке печальный и хмурый, потому что не мог уже брать за свои лепёшки в двадцать раз дороже и доходы его уменьшились. День и ночь он сидел и думал, на чём бы ему нажиться, но за плохие лепёшки люди не хотели платить деньги, а хорошие самому хозяину стоили дорого. Не зря говорит народ: одной рукой двух арбузов не схватишь; а этого-то и хотелось жадному Азизу.

И вот тогда он вспомнил о Дурды — Весёлом, который в голодный год без муки и без масла выпекал такие вкусные чуреки! Без сомнения, у чуречника была какая-то тайна, а если овладеть этой тайной, можно снова загребать золото обеими руками.

Что задумал богач, то и сделал. Он стал засылать своих людей к чуречнику, чтобы выведать у него тайну. Очень любил поговорить с людьми весёлый чуречник, но он знал словам цену; и приказчики Азиза вернулись ни с чем. Тогда купец стал засылать старух к жене чуречника; они кланялись ей и приносили подарки, но и жена чуречника указала им на порог. Она не приняла купцовых подарков.

Азиз-ага был горд, но ему так хотелось нажиться, что он позабыл свою гордость и послал к Дурды с поклоном своего любимого сына — звать чуречника в гости. Но бедный пекарь не пошёл к богачу Азизу. Делать нечего, пришлось купцу самому идти к бедняку хлебопёку. Он выбрал ночь потемнее, накинул поверх своего бархатного халата старый плащ из верблюжьей шерсти, чтобы никто не узнал его по дороге, и, петляя как лиса, пошёл на самый край города, к дому весёлого хлебопёка. Он подошёл к дувалу, прислушался и услышал весёлую песню.

— Ай, как может петь человек за такой тяжёлой работой! — удивился купец и вошёл в ворота.

Был поздний час, но огонь пылал в обеих печах — тамдырах. Жена чуречника, сидя на корточках, подбрасывала в пламя корни саксаула; маленький сын скоблил ножом деревянные лопатки для замешивания теста, а хозяин хлопотал возле двух больших глиняных чанов. Он засыпал уже в чаны муку и как раз собирался залить её водой из трёх больших кувшинов, как вдруг увидел знатного гостя. Пекарь усмехнулся в усы и с поклоном предложил Азизу сесть на почётном месте. Жена чуречника расстелила для гостя лучшую кошму, а сын поставил перед ним чайник, полный ароматного зелёного чая. Но купец даже не прикоснулся к угощению. Он попросил, чтобы жена и сын хозяина удалились. Дурды нахмурился, но спорить не стал, и они остались вдвоём. Купец сказал:

— Ты знаешь, зачем я пришёл?

— Догадываюсь, — с усмешкой ответил Дурды.

— Так знай же — я дам тебе пятьсот теньга, если ты научишь меня печь лепёшки без муки и масла.

Но чуречник ничего не ответил.

— Я дам тебе тысячу! — задрожав от жадности, прохрипел Азиз.

Дурды рассмеялся:

— Как же я могу взять у тебя деньги, если уверен, что ты не научишься? Ремесло моё не простое…

— Научусь! — закричал богач. — Ты только скажи, как это делают.

— Ай, рассказать просто, сделать трудно! — с поклоном развёл руками Дурды. — Едва ли пойдёт тебе в прок мой совет.

— Полторы тысячи! — застонал в нетерпении купец.

И Дурды начал:

— Хорошо. Ладно. Слушай. Эту тайну я узнал от отца, а отец — от отца своего отца…

— Ближе к делу! — прервал чуречника нетерпеливый Азиз.

— Ай, зачем спешить? — хитро подмигнул в ответ Дурды. — Кому повезёт, тому урюк сам в рот упадёт! Тайна моя проще, чем ты думаешь, почтенный Азиз-ага: когда я замешиваю тесто для моих лепёшек, я пою весёлую песню, ту самую, что слышал от отца, а отец мой — от отца своего отца.

Купец удивился, а Дурды продолжал:

— Но это длинная песня. Её нужно петь всё время, пока месишь тесто. И что бы я ни засыпал в чан — муку или толчёную глину, — но, как только песня кончится, в чане будет настоящее тесто. Катай его, засучивай рукава да пеки чуреки!

Дурды замолчал, а купец развёл руками.

— Уж этому я никогда не поверю! — А сам подумал: «Не зря, видно, распевал песни чуречник, когда я подходил к его дому. А вдруг его слова окажутся правдой?»

— Да, поверить трудно, — согласился с гостем Дурды. — То ли деды мои с песней соразмеряли время, то ли в песне есть чудесное слово, но чуреки всегда получаются такие, что съешь один и скажешь: «Давай ещё!»

— Вах! — крякнул купец и подскочил от нетерпения на месте: — Давай, ладно, пиши слова своей песни; я сегодня же испробую её на деле. Пиши скорее — от пробы вино не киснет!

— Э, нет, — засмеялся в ответ Дурды. — Я не отдам тебе песню даром. Но, чтобы никому не было обидно, давай попробуем её вместе; вдвоём с тобою замесим тесто и споём чудесную песню. А когда ты увидишь, что мои лепёшки из простой ячменной муки окажутся вкуснее сдобных, ты отдашь мне обещанные деньги.

«Хочешь мёду — полезай в улей!» — говорит пословица. Пришлось купцу скинуть свой бархатный халат и повязать передник. Пришлось ему взять в руки лопатку и размешивать в чане муку с водою. А Дурды — Весёлый, засучив рукава, погрузил по локоть руки в тягучее тесто и запел во всё горло весёлую песню:

Ой, как ловко месил тесто весельчак Дурды! Он работал всё быстрей и быстрей, и всё громче звучала песня. Богач Азиз слово в слово повторял за хозяином песню и старался не отставать в работе. Но не спели они и половины песни, как лопатка натёрла мозоли на подкрашенных хной ладонях Азиза, а лоб покрылся горячим потом. Делать нечего — он бросил лопатку и, подражая Дурды, принялся месить тесто руками. Но и от этого ему не стало легче.

А Дурды продолжал петь как ни в чём не бывало. Он щебетал, как скворец, и тесто росло и пузырилось у него под руками.

От натуги Азиз-ага стал красен, как медный котёл — казан; глаза его помутнели, голос стал хриплым; а весёлый чуречник, ничего не замечая, заливался, как соловей весной: