Меня зовут Бригантина

— И я обещаю! — заорал таксик, изо всех своих щенячьих сил колотясь в отделявшее его от девочки стекло.

Мама решительным жестом подозвала продавца.

— Мы его покупаем! — твердо сказала она. — Нам нужны корзинка, корм, миски, ошейник и поводок! Скажите, с ним уже можно гулять?

Брыся радостно запрыгала возле вольера, а таксик все не мог поверить, что главное событие в его жизни только что произошло. В глазах Мари блестели слезы настоящего детского счастья. Продавец не знал, с чего начать: то ли с вызволения таксика, то ли с поиска корма и корзинки… Наконец, он решился и отомкнул запоры, удерживавшие стекло.

Лабрадоры и джеки подняли настоящий гвалт, сообразив, что их соседу только что крупно повезло. Едва стеклянная дверь приоткрылась, таксик, ловко увернувшись от рук продавца, прыгнул прямо на Мари, которая от неожиданности выронила плюшевую собачку. Все рассмеялись. Таксик вылизал ее пунцовые щеки с таким пылом, словно всю жизнь ждал этого момента. Мари расстегнула курточку и бережно засунула щенка в тепло.

Не дожидаясь окончания этого рождественского спектакля, мы с Брысей пошли к кассе. Я думала о том, что вся эта сцена больше напоминала голливудские фильмы, где каждого положительного героя ждет надлежащий счастливый финал.

В реальности же все совсем не так: переполненные приюты, усыпляемые каждый день собаки и кошки, взрослые и совсем малыши… Может быть, они тоже когда-то были рождественскими подарками, а потом надоели, наскучили. Но их не смогли просто засунуть в чулан, как прочую ерунду, которую люди обычно дарят друг другу на праздники.

В машине Брыся задумчиво сказала:

— Я, кажется, знаю, зачем нужно Ра-жди-ство…

— Зачем?

— Чтобы кого-нибудь сделать счастливым. И чем больше, тем лучше! Видишь, они хотели осчастливить Мари, а получилось, что счастливы двое!

Я кивнула, понимая, что она опять права, и с горечью подумала, что если бы каждый человек хотел сделать кого-то по-настоящему счастливым, в мире не было бы несчастных детей и взрослых, одиноких инвалидов и стариков, брошенных собак и кошек, зоопарков, цирков, охоты… И тогда в мире не стало бы равнодушия, убивающего лучшее, что есть в человеке — его человечность.

29.

Добро пожаловать, Люсент Лайт!

Когда волшебство рождественских праздников закончилось, мы опять окунулись в работу и прочие будничные занятия. Чтобы немного развлечься, я записала Брысю на Парижское Дог-Шоу — самое крупное зимнее кинологическое событие Франции.

Решив, что на сей раз она достойна лучшего парикмахера, я решила подстричь ее у чемпионки Европы по грумингу, которая совсем недавно открыла салон в одном из парижских предместий.

По дороге в салон Брыся ужасно нервничала: с незнакомыми людьми у нее больше не было проблем, но стрижка — это же совсем другое дело.

— Только пообещай, что ты никуда не уйдешь! — требовала Брыся. — А то я буду орать!

— Не уйду, Брыся, — терпеливо повторяла я. — Можно подумать, ты на операцию идешь, а не на стрижку!

— Все равно, это опасно! — убежденно говорила Брыся. — Вдруг она меня поранит или прическу испортит?

— Не испортит, это же чемпионка! И голос у нее очень хороший.

— Но я-то его не слышала! — заявляла Брыся. — И потом, вдруг у нее хороший только голос?

Над дверью салона красовалась новенькая табличка с незатейливым названием «Стрижка собак». Нас встретила хрупкая симпатичная девушка, Сандра, которой на вид было всего лет двадцать пять.

Мы прошли в салон с новеньким оборудованием: стол-подъемник, ванна, батарея шампуней, спреев, ножниц, расчесок и две дорогущие сушилки говорили о том, что Сандра экипирована именно так, как надлежит настоящей чемпионке.

Она попросила меня поставить Брысю на стол, чтобы получше рассмотреть ее шерсть. Я предупредила, что Брыся вымыта, расчесана и высушена сегодня утром, так что можно обойтись без мытья.

— Да, да, без мытья! — мрачно вторила Брыся, которая никак не могла настроиться на прикосновение незнакомых рук.

— Это кто у нас такой недовольный? — рассмеялась Сандра. — Мыть мы тебя не будем, можешь не беспокоиться.

— Вот и отличненько! — обрадовалась Брыся. — Может, и стричь не будем?

— Будем, будем! — поспешила сказать я и засунула Брысину голову в петлю-держатель. — Ты лучше стой спокойно.

Сандра обошла вокруг стола, внимательно изучая Брысин силуэт, пощупала лапы, провела рукой по очесам, прошлась гребешком по длинным прядкам. Потом вынула из коробки напальчники и сказала, обращаясь к Брысе:

— Вот, смотри! Это — напальчники, я тебя ими немного пощиплю. Это совсем не больно, ты не бойся!

— А я и не боюсь! — бодро сказала Брыся. — Мама меня тоже щиплет!

И Сандра начала работу. Ее тонкие руки мелькали с немыслимой скоростью. Брыся иногда ойкала, видимо, на всякий случай. Шерсть сыпалась на пол, и вскоре Брысиным черным пухом было усеяно все пространство вокруг стола.

Ощипав намеченное, Сандра перешла к стрижке. Ее руки летали, как птицы. У меня возникло странное ощущение, будто Брысю стрижет восьмирукая индийская богиня. Когда Сандра объявила, что стрижка закончена, я поставила Брысю в стойку, и мы втроем полюбовались произведением грумерского искусства.

— Ну как, тебе понравилось? — спросила Сандра, присев перед Брысей на корточки.

— Да так, ничего! — с вызовом ответила Брыся. — Сначала страшно было, а потом — нормально.

— Еще раз спасибо, — перевела я, бросив на Брысю предупреждающий взгляд. — Вы — отличный мастер!

— Да не за что! — улыбнулась Сандра. — Увидимся на шоу!

Мы вышли из салона и сели в машину. Брыся рассеянно смотрела по сторонам и морщила лоб, анализируя последние четыре часа своей жизни.

— Вот видишь, она тебя не поранила и прическу не испортила! — сказала я.

— Чемпионка стригла чемпионку! — хихикнула Брыся. — Интересно, я выиграю?

— Не знаю, — пожала я плечами, — будем готовиться, а там — посмотрим…

Три недели, оставшиеся до выставки, пролетели незаметно. Каждый день мы бегали во дворе и тренировали выставочную стойку. Уверенная в себе после победы на Чемпионате, Брыся спокойно выполняла то, что от нее требовалось. Мне же было в радость заниматься с ней: сосредоточенная, целеустремленная и удивительно красивая Брыся стала не только моей гордостью, но и полноправным партнером.

Тай из-за забора тихонько наблюдал за тренировками. Сначала ему было все равно, но потом он втянулся и начал давать дельные советы.

Перед выставкой мы съездили повидаться с Чарли. Он нашел, что за последние два месяца Брыся похорошела. «Потому что потолстела, — уточнил он. — А то была совсем худющая. Тощая — это некрасиво».

В день Парижского Дог Шоу мы вышли из дома очень рано, в небе еще виднелись звезды.

Брыся посмотрела наверх и улыбнулась:

— Мне Тай сказал, что там, наверху, есть созвездие Куки, Наны и Соны. Только я забыла, как оно называется.

— Гончие Псы, — ответила я. — А его главная звезда называется «Сердце Карла».

— Красиво, — задумчиво сказала Брыся. — А этот Карл, он тоже был собакой?

— Может быть… Наверное, астрономы тоже иногда называют звезды в честь своих собак.

— Эх, жаль, что ты не астроном! — грустно сказала она. — А то ты нашла бы две новеньких звезды и назвала их «Юджи» и «Брыся».

— Да, жаль… Но вы обе — звезды моего сердца. Знаешь, ведь у каждого человека в сердце есть звезды, как на небе.

— И у каждой собаки! — твердо сказала Брыся. — Я это точно знаю!

По дороге в Париж Брыся что-то бормотала, а я слушала музыку. На горизонте, слева от меня, появилось оранжевое зимнее солнце, похожее на гигантский апельсин. Восход над Парижем был, как всегда, прекрасен.

Машин почти не было, и мы быстренько добрались до места. Пройдя внутрь спортивного комплекса, мы замерли от восторга: вокруг носились собаки потрясающей красоты и грации, настоящие произведения искусства: афганские борзые и овчарки, йорки и чау-чау… Брыся спокойно и уверенно наблюдала за этой говорливой, разношерстной толпой.