Патриций

– Не можете уснуть?

Раздалось вдруг за ее спиной и Веста вздрогнула от неожиданности. Обернувшись, она увидела молодого человека, приезжавшего на Вэлас. На нем был темный, отороченный золотым шитьем халат, распахнутый на голой груди, на тугой гладкой коже сияли цепи с медальонами, щедро усыпанные драгоценными камнями.

– Извините, если напугал вас, – медленно произнес молодой человек, – но Дворец такой огромный, что в нем легко можно заблудиться, особенно ночью. Было бы очень хорошо, если бы вы вернулись в свои покои и оставались там до утра.

Он любезно улыбнулся, но его глаза остались холодными и неподвижными, а зрачки были неестественно расширены, как у человека, постоянно принимающего дурманное зелье. Веста молча развернулась и пошла обратно, а Палач смотрел ей вслед до тех пор, пока за девушкой не закрылись двери ее покоев.

– Вот так история, – Дэн осторожно обрабатывал ссадины и царапины Ластении прозрачным составом, предоставленным Лерусом.

– Боже, что я пережила, – Терра огорченно рассматривала свои сломанные ногти. – Вся наша одежда осталась у дикарей, а мы похожи на подзаборных бродяг.

– Да, – кивнул Сократ, – выглядим и впрямь неприлично. Ют, не вертись, а то я тебя всего перепачкаю этой дрянью!

– Щиплет! – хныкал малыш. – У-у-у-у!

– Терпи, все же терпят и ты терпи. Что ж ты за герой такой, если перед такой ерундой спасовал?

– Я сейчас больше всего мечтаю о бокале ледяного вина и сигарете, – Терр-Розе откинула со лба прядь волос. – Еще мечтаю о горячей душистой ванне, чистой одежде…

– Терра, твои мечты выходят за грань реальности, – усмехнулся толстяк. – Скажи спасибо, что вообще живы остались, легко, можно сказать, отделались.

– Что-то в последнее время мне слишком часто приходится благодарить за это, – вздохнула королева.

Едва пришедшие в себя после случившегося, Макс с Анаис сидели на низеньких скамейках и молча слушали разговоры друзей. Вскоре в комнату вошли Алмон, Лерус и еще какой-то важный маленький господин, с торчащей в разные стороны бородой.

– Это Кигур, – представил Алмон, – он будет заниматься нашим крейсером. Кигур один живет в большом доме и приглашает всех нас переночевать у него.

– Идем, – кивнул Сократ. – Алмон, ты поблагодари от нас Леруса, переведи ему, что мы теперь его вечные должники.

Полуволк кивнул и произнес в переводчик благодарственную речь. Выслушав Алмона, Лерус засиял, заулыбался. Затем он проводил друзей к дому Кигура. Уставшие до потери сознания, пришельцы рухнули на кровати в отведенных им комнатах и мгновенно заснули.

Веста вбежала в белоснежные покои и дрожащими пальцами поискала на двери задвижку. Ни замка, ни задвижки не было… Едва переводя дыхание, прислонившись спиной к двери, она широко распахнутыми глазами вглядывалась в роскошный сумрак апартаментов.

– Этот человек… – прошептала Веста сама себе, – он… больной… он принимает дурман…. Но почему его зрачки расширены? – Девушка уже не обращала внимания на то, что разговаривает сама с собой. – Они же должны быть сужены…. или я что-то путаю…

Веста тряхнула головой с растрепавшимися вишневыми волосами и, присев на низенький коридорный пуф, закрыла светящееся во мраке лицо тонкими, светлыми руками.

Наутро друзей поджидал самый настоящий сюрприз: все в том же музее Лерус раздобыл костюмы более-менее похожие на обыкновенную одежду. Это оказались наряды лесных богов, речных духов и демонов гор. Больше всех повезло Ютфорду – в его распоряжение Лерус предоставил свой собственный гардероб, и меньше всех повезло Алмону – ему пришлось ограничиться набедренной повязкой из какого-то меха и, по мнению Дэна, он стал вылитым Тарзаном.

За завтраком, пока друзья отважно пробовали местные блюда, Алмон поведал о дальнейших планах:

– Сегодня наш крейсер перевезут в ангары мастерских. На время ремонта Кигур любезно позволил нам пожить у него.

– Слушай, – огляделся по сторонам Сократ, – а этот Лерус вполне надежен? Он без киндебоберов?

– Нет, с ним все в порядке, – улыбнулся полуволк, – он хороший парень.

– Как ты думаешь, у него можно оставить Ютфорда, пока мы на Марс слетаем?

– Думаю, да.

– Папа! – немедленно заголосил малыш. – Ты что, хочешь меня тут бросить?

– Ютфорд, я больше не могу рисковать твоей жизнью! Если Лерус согласится, ты останешься у него и будешь ждать нашего возвращения.

– Ага, еще чего!

– Ют, осторожнее! В последнее время мне приходилось часто нервничать! С тобой останется Понт, и к тому времени, когда ты все тут рассмотришь и изучишь, мы вернемся!

– Ага! А если с вами что-нибудь случится? Мне что, придется остаться среди этих недомерков на всю жизнь? Потом я постепенно пожелтею, уйду в какое-нибудь племя и буду плясать вокруг костра? Ты этого хочешь, да?!

– Ют, не серди меня! С нами ничего не случится! Ты пойми, мне еще иногда надо и другими делами заниматься, кроме заботы о тебе и твоей собаке! Я больше не хочу постоянно бояться за тебя! Ты останешься здесь, в этом чудном городе, у милого Леруса! Все, точка!

– Хорошо, – неожиданно покладисто кивнул малыш, – я согласен, папа.

Сократ с подозрением покосился на сына, но промолчал.

За дни, проведенные во Дворце, страх постепенно покинул Весту. Она прекратила пододвигать кресло к дверям в своей спальне, как делала это первые ночи, перестала вздрагивать от каждого шороха. Постепенно, как и ее отец, Веста по-настоящему прониклась красотой и роскошью Дворца. Резиденция на Вэласе была гораздо скромнее и проще. Курем утверждал, что правителю нельзя окружать себя большим богатством, иначе можно забыть о подданных.

Прогуливаясь по бесконечно прекрасным Залам Дворца, Веста, хорошо разбиравшаяся в искусстве, была потрясена, частенько она думала о том, что воспринимать этот дом, как дом, может только тот, кто его создал. Или же родился в нем и вырос.

Отбросив тщетные попытки найти в Патриции хотя бы один недостаток, Веста стала по-другому смотреть и на Владыку. Георг часами слушал рассуждения ее отца, был неизменно внимателен к нему, галантен, учтив с Вестой, соблюдал дистанцию и все правила приличий, был немногословен, остроумен, и Веста чувствовала, как день ото дня все больше и больше симпатизирует нему.

Однажды, после ужина в Малахитовой Зале, произведшей на девушку сильнейшее впечатление, Патриций сыграл для них на фортепиано. Мелодия была исполнена такой печалью, столько в ней звучало невысказанной грусти… что Веста почувствовала какую-то заповедную тайну в душе Георга, делающую Владыку несчастным. И ей вдруг захотелось стать для него тем человеком, который сможет залечить его раны, изгнать печаль из музыки и сердца.

Закончив играть, Патриций поднял взгляд на сидевших за столом Курема и Весту, улыбнулся девушке одними уголками губ, так, словно понял все, что творилось в ее душе. У Весты перехватило дыхание, ее сердце на миг остановилось. Она поняла, что без оглядки влюбилась в Георга Патриция.

Времени на ремонт корабля потребовалось не так уж и много, как предполагали друзья, – мастерские Крамиса превзошли все ожидания. Алмон с утра до вечера пропадал на ремонтных работах, контролируя процесс, так же по его по его просьбе корабль перекрасили и сменили эмблему.

Лерус с удовольствием согласился оставить у себя Ютфорда, который почему-то произвел на него впечатление спокойного, хорошо воспитанного мальчика. Сократ не стал разубеждать.

Наконец, настал торжественный, долгожданный день – завершился капитальный ремонт воздушного корабля, и путешественники, волнуясь, как перед встречей со старым другом, собрались поздороваться с ним. Каково же было их удивление, когда перед глазами возник преображенный крейсер, выкрашенный в белые и зеленые цвета, с сияющим на борту новым названием: «КИРАС» и эмблема – Зеленая Звезда.