Алмон

– Вернись, вернись обратно в тепло вен, в свободу артерий… – шептала Анаис, сопротивляясь тихому, едва различимому голосу крови вампира. – Вернись и снова будь живой… зачем тебе стыть, мерзнуть на холодном полу… ты ведь так любишь тепло… вернись… ты же не хочешь умирать, твое призвание жить… жить…

Пальцы, сжимавшие края раны, онемели, потеряв чувствительность, надежда Анаис вытекала вместе с кровью Терр-Розе.

– Перестань! – Вдруг резко, почти зло выкрикнула девушка. – Прекрати немедленно! Приказываю тебе!

И, к ее безграничному изумлению, кровь остановилась, будто повиновалась приказу. В Терр-Розе едва-едва теплилась жизнь, но все-таки она была жива.

По окончании конференции Патриций все никак не мог избавиться от чувства гадливости по отношению к господам, сидевшим за столом переговоров. Дождь закончился. Разводы и подтеки на витражах быстро высыхали, словно солнце слизывало с оконных стекол влагу теплым языком. В Малахитовой Зале слуги заканчивали сервировать ужин для высоких гостей, последние угощения выставлялись на столы, последние распоряжения отдавались тем, кто оставался прислуживать, и далеко не последние бутылки извлекались из погребов. Слоняющиеся по конференц-залу гости уже извелись в предвкушении знаменитой Дворцовой трапезы, и наконец-то прозвучало долгожданное:

– Что ж, мы вполне плодотворно поработали, теперь прекрасно отдохнем. Прошу пройти в Малахитовую Залу.

Терр-Розе уложили в постель и оставили на попечение врачей. Убедившись, что с нею все в порядке и ее жизни ничего не угрожает, друзья бросились на поиски Леброна. Юношу нашли в соседней зале, он неподвижно сидел на полу, забившись в угол, как дикий зверек. Казалось, Леброн спит, но его глаза были открыты и смотрели куда-то вдаль, сквозь Время и Пространство. Ничто не тревожило их стеклянной поверхности – Леброн был мертв.

Патриций не слышал ни шума, ни смеха развлекающихся гостей. В одиночестве сидел он за центральным столом и разглядывал вино в своем бокале. Из теплого аромата ежевики на него смотрело отражение застывших глаз Нэскея.

– Мы опоздали, – прошептала Анаис. – Как же все это глупо… Невыносимо глупо.

Еще хранящая тепло рук мастеров статуя Леброна смотрела с Семинебесной Площади в утренние небеса. Терр-Розе, слабая и бледная, с повязкой на шее, лежала на носилках в окружении докторов – она не пожелала оставаться в кровати, желая попрощаться с юношей вместе со всеми.

– Почему Леброн умер? Что произошло? – Ластения смахивала слезы с ресниц.

– После Посвящения изменилась структура его крови, – ответил Алмон, – она сделалась точь-в-точь такой же, как у вампиров.

– Зачем нужно было делать из него вампира? – глаза Анаис были ярко зелеными от ярости и боли. – Патриций хотел, чтобы Нэскей упивался чужой кровью?

– Не знаю, чего он хотел, но такая кровяная структура дает множество новых возможностей организму, начиная невосприимчивостью к инфекциям, заканчивая увеличением потенциала головного мозга. Все долго перечислять…

– Но умер-то он почему? – вмешался Сократ. – С такими-то потенциалами?

– Ну, у Терры же кровь вампира, а если один вампир кусает другого, то тот, кто укусил, умирает. Бывает, что умирают оба.

Ластения закрыла лицо руками и разрыдалась.

Вечер шел своим чередом, гости наслаждались отменными яствами и волшебными винами. То и дело за стол к Георгу норовил подсесть кто-нибудь с разговорами, но бесед не получалось. С пустым непроницаемым лицом Патриций потягивал вино, глядя поверх голов собравшихся. Но неожиданно взгляд его прояснился, Георг поднялся из-за стола и хлопнул в ладони. Шум стих. На мгновение погас свет. Когда он вспыхнул вновь, в центре Залы стоял белоснежный рояль. Под гром аплодисментов Владыка сел за инструмент и положил свои красивые пальцы музыканта на пожелтевшие от времени клавиши.

– Бывает, я иногда играю, дабы развлечь собственную душу, но сегодня хочу исполнить кое-что для вас, – сказал Георг и посмотрел на медлительных, молчаливых послов Луны. – Надеюсь, вы узнаете пейзажи своего мира в музыке, давным-давно написанной земным композитором. Композитором, который даже и не подозревал, что ваша жизнь существует в действительности.

Пальцы Повелителя скользнули по клавишам старого рояля так ласково, словно он коснулся тела женщины, восхищаясь эротикой ее линий и форм, заранее любя каждый ее стон или вскрик, которые мгновением позже он извлечет из ее податливого тела, заласканного непередаваемым наслаждением музыки. Патриций немного помедлил и произнес:

– Бетховен, «Лунная соната».

Умытое росами утро Сатурна наслаждалось своей чистотой и светом, не подозревая о горестях и печалях, тяготивших обитателей дворца. В этот ранний час друзья сидели за столиком в кружевной садовой беседке – оставаться во дворце уже не было никаких сил. Рядом маялись сонные слуги.

– Хотелось бы иметь собственную планету, – сказал Сократ, задумчиво прихлебывая обжигающе горячий напиток бодрости. – Создать свою, личную.

– Ах, конечно! – фыркнула Терра, которую ничто не могло заставить отказаться от общества и событий, возможно, именно жажда деятельности и исцеляла ее быстрее и лучше всяких лекарств. – Могу себе представить, что бы ты создал! Планета пьяниц и бездельников! «Сократиус», так бы она называлась, да?

– Настолько сильной манией величия я не страдаю, – зевнул толстяк.

– А как бы она все-таки называлась? – заинтересовалась Анаис.

– «Кирас», – не задумываясь, ответил Сократ.

– «Сердце Друга»?

– Ага, но это сокращенно. Полностью бы это звучало так: «Кирас Алисторунас, Ларгоне Лоре Миновар».

– Сократ, – покачала головой девушка, – это название не смог бы выговорить ни один гость, пожелавший посетить твою планету, а тем, кто не знает языка Космоса, пришлось бы произносить следующее: «Сердце Друга, Вечно Бьющееся Сквозь Временные Дали». Не слишком ли?

– Да, пожалуй, слишком… Ну, тогда просто Кирас, коротко и вкусно. Алмончик, – развернулся толстяк к полуволку, – а ты…

– Опять про пули?

– Нет, теперь про когти. Ты ими насмерть защекотать можешь?

– Какой вы, право, кровожадный, – усмехнулся полуволк, подливая в свой бокал освежающего напитка из кувшина.

– А они у тебя растут или всегда одной длины?

– Всегда одной.

– Ломаются?

– Сократ, отстань ты от него, пожалуйста, – сердито сказала Анаис. – Думаешь, Алмону приятны такие расспросы?

– Мне все равно, – честно признался полуволк, – пусть спрашивает, если интересно.

– Да, да, очень интересно, – заблестели глаза толстяка. – Про Организацию можно?

– Я думал, теперь про ноги или зубы.

– Про зубы потом. Сейчас кто у руля Спец. Штата стоит?

– Пока никто.

– А… как же так? Как Организация работает?

– У нее четко отлажена структура: отделы действуют автономно и практически независимо друг от друга, у каждого отдела свой начальник. Все шестнадцать начальников подчиняются мне, а в случае моей смерти или недееспособности они объединяются и создают Совет Организации, призванный временно заменять главу.

– И долго Организация так может проработать?

– Сколько потребуется.

– Я так поняла, – вмешалась Терр-Розе, – что в Империи нет больше никаких структур власти, кроме Патриция и Спец. Штата?

– Только Орден Дворца, но они больше хозяйственными делами ведают. Организация занимается практически всем, от безопасности Империи и торгово-транспортных вопросов до общественных дел.

– А что входит в «общественные дела»? – заинтересовалась Ластения.

– Если марсианин нажалуется на своего соседа, что тот по ночам траву портит на его лужайке, то этим вопросом будет заниматься одиннадцатый отдел Спец. Штата.

– Не может быть! – изумился Сократ. – Организация возится с такой ерундой?