Алмон

«Если бы я только мог узнать что-нибудь о Глазе Идола, об Анаис, о чем-нибудь, кроме того, что и так всем известно, возможно Терра и вернулась бы ко мне…» – думал Дракула, глядя на ревущее пламя камина. Поймав себя на этих чудовищных мыслях, он разозлился, выплеснул в огонь остатки вина из кубка, едва не швырнув туда и сам кубок, и, покинув Большую Каминную, отправился в свои покои.

Над дворцом во всем своем великолепии наливался красками закат. Закаты на Сатурне прекраснейше глубоки, их палитра изменчива и многообразна. Упершись лбом в оконное стекло, Сократ сумрачно наблюдал эту красоту. Аргон и Олавия отправились на переговоры с правителями планеты Верон Системы Лик, а толстяк поднялся в свои апартаменты.

– Сократ? – послышался голос Ластении.

– Здесь я, – ответил он, не оборачиваясь.

Прошелестел по полу подол золотисто-оранжевого платья, в стекле отразилась изящная головка с гладко убранными под золотой венец черными волосами.

– Ты себя во всем винишь, да? – взгляд девушки скользнул по погасшему лицу толстяка. Он не ответил.

– Сократ, – пальцы Ластении коснулись его лица и легонько погладили щеку, – все равно нечто подобное случилось бы рано или поздно, ты и сам это знаешь. Ты же сам говорил, что теперь мы можем только ждать.

– М-да, – вздохнул толстяк. – Есть в жизни моменты, которые лучше перепить, чем пережить, или того хуже – переждать.

– Сказать, чтобы тебе принесли вина?

– Да ну его, это ваше вино! Пьешь, пьешь, а толку никакого. Покрепче что-нибудь в доме водится?

– Конечно. Что именно ты хочешь?

– Все равно, маленькая моя, абсолютно все равно.

Алмон не мог определить, сколько они с Анаис пробыли в этой серой комнате – время во Дворце являлось понятием весьма относительным, на разных уровнях, в различных сторонах Дворцового света время текло по-своему.

Сидя на кровати, полуволк смотрел на Анаис, от слабости и истощения она могла только спать. Не известно так же было, сколько они обходились без пищи и воды. Сам Алмон чувствовал себя вполне сносно, а вот девушка, отдавшая ему все свои внутренние силы, таяла на глазах. Ее необходимо было хоть чем-то подкрепить, хоть как-то поддержать. Алмон прокусил вену на своем запястье и поднес руку к пересохшим губам Анаис.

Патриций стоял у необъятного ложа и смотрел на мертвенно-бледное лицо юноши, оно казалось почти голубоватым на черном шелку подушек – загар, подаренный солнцем Сатурна, испарился с его кожи. Леброн все еще находился без сознания. Глаза Патриция были печальны. Его сын… он пришел сюда, чтобы обмануть его. Его обмануть… «Какое он носит имя? – текли мысли Георга. – Леброн? Леброн… Леброн… Ах, да, Леброн… Бог Ясности Ума, Знаний и Света, один из богов Сатурна». Постепенно всплыли значения других имен: Аргон – Бог Мудрости и Справедливости, Олавия – Богиня Любви и Материнства… Ахун, – вспомнилось Георгу, – Бог Постоянства. Патриций усмехнулся и снова посмотрел на юношу.

– Имя тебе я выбрал давно, – произнес Георг. – Как же я мог не знать, не чувствовать, что ты есть? Что ты живешь?.. Пусть поможет нам Нэскей – Бог Торжества Мщения.

Пальцы Патриция коснулись лба юноши и едва заметно дрогнули, высвобождая потоки энергий.

Напиваться Сократ предпочел в одиночестве, он не выносил публичных переживаний. Как только нужный результат был достигнут, толстяк дополз до кровати, рухнул и отключился.

– Дракула, по-моему, ты впал в уныние, – констатировал Палач, созерцая старого вампира, сидящего в кресле. Дракула молча тянул вино, не реагируя на потуги молодого человека завести разговор. – Может, пойдем, отколемся где-нибудь так, чтобы небу стало жарко?

Вампир так же молча вылез из кресла, подошел к Палачу, взял его за плечо и подвел к большому напольному зеркалу в серебряной раме.

– Смотри, – сказал он.

– Куда? – удивился Палач. – Ты чего?

– Туда, – Дракула кивнул на отражение. – В зеркало.

Палач – довольно высокий, крепкого телосложения молодой человек с вьющимися волосами каштанового цвета, правильными чертами лица рыцаря-крестоносца, темными порочными глазами, и старый вампир, похожий на выбеленную временем древесную щепку, являли собою разительный контраст.

– О чем ты говоришь, Палач? – с яростью произнес Дракула. – «Отколемся»! Я уже отколол от этой жизни всё, что мог, куда ж больше? Ты что, во всем Дворце не можешь найти себе подходящую компанию и оставить меня в покое?! Ах да, теперь здесь больше нет этого толстого мерзавца, обобравшего меня до нитки, с которым ты был настолько дружен, что и вовсе позабыл о моем существовании! Тебе даже в голову не приходило поинтересоваться, чем я живу, что со мной происходит! Ты вспомнил обо мне только теперь, когда заняться тебе больше нечем и некем!

Палач с удивлением смотрел на взбесившегося вампира.

– Да чего я такого сказал-то? Я же хотел…

– Оставь меня в покое! В по-ко-е!

– Сократ! Проснись!

Некто тряс его за плечи и взволнованным голосом требовал немедленного пробуждения. Приподняв веки, он сфокусировал взгляд и увидел встревоженное лицо Олавии.

– М-м-м? – толстяк попытался приподняться.

– Сократ, от Леброна до сих пор нет никаких известий! Понимаешь – никаких!

– А что, уже утро? – он принял сидячее положение и помассировал гудящие виски.

– Уже вторая половина дня!

– Вот это я поспал…

– С ним что-то произошло! Я сердцем чувствую! Произошло что-то плохое! – Олавия разрыдалась. – Что делать, Сократ, что же нам делать?

– Вот слезы – это лишнее, моя хорошая, совершенно лишнее, – забормотал Сократ, мгновенно просыпаясь. Он слез с кровати и обнял дрожащие плечи королевы. – Для нас Леброн все еще маленький мальчик, однако, он давно уже взрослый парень, способный постоять за себя.

Олавия плакала, уткнувшись ему в плечо, Сократ неловко поглаживал ее по неприбранным волосам и думал о той глупости, которою он только что сказал.

Дверь приоткрылись, в спальню заглянул Аргон.

– Сократ, – немного растерянно произнес он, – там явилась какая-то дама и требует тебя, причем немедленно.

– Аргон, прямо сейчас не могу, ты же видишь – я занят. Я успокаиваю твою жену.

– Простите меня, я сейчас приду в себя, – Олавия отстранилась. – Все хорошо.

Толстяк спешно поискал по карманам платок, но не нашел ничего подходящего.

– Идем, милая, – Аргон взял ее под руку, – тебе необходимо немного отдохнуть. Сократ, твоя гостья в зеленой гостевой зале.

– Если бы я еще знал, где находится эта зала.

– Хорошо, я сейчас вернусь и провожу тебя.

Аргон с Олавией вышли, а Сократ бросил взгляд в зеркало.

– М-да, – пробормотал он, – и зачем только поместили столь омерзительный портрет в интерьер королевского дворца? Опять уснул в одежде, на башке лесоповал, морда мятая… мрачный мрак.

И толстяк поплелся в ванную, на ходу стягивая с себя рубашку и штаны.

Над Дворцом полыхало утро. Патриций вошел в спальню, выдержанную в белоснежных, лазурных и светло-синих тонах, и принялся раздвигать портьеры на всех пяти окнах.

– Пора просыпаться, – сказал Георг, – утро в самом разгаре.

Юноша с трудом разлепил веки и увидел склоненное над собою лицо Патриция.

– Как спалось? – Патриций взял со спинки кресла заранее приготовленный халат, расшитый серебром.

– Отменно, – улыбнулся юноша, спрыгивая с кровати и потягиваясь.

– Что-нибудь снилось? – с ответной улыбкой Патриций окинул взором его превосходно развитое поджарое тело.

– Какая-то ерунда, точно не помню, – он сунул руки в широкие рукава халата, и Георг набросил одеяние ему на плечи. – Слушай, как все-таки хорошо, что весь этот глупый кошмар закончился. Даже не верится, что наконец-то я дома.