Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 28

Успеха, друзья…

Слышится сигнал, похожий на сигнал точного времени. Тот же голос говорит:

— Пятнадцатого августа девять ноль-ноль мирового времени.

Экран гаснет. Ермаков глядит на часы.

ЕРМАКОВ. Девять ноль-пять. Спасибо, Бамберга.

БЫКОВ (удивлен). У кого же часы правильнее?

ЕРМАКОВ. И у нас, и у них. От Бамберги радиоволны идут до нас пять минут.

БЫКОВ. А что это такое — Бамберга?

ЕРМАКОВ (рассеянно). Это наша планетологическая база на астероиде Бамберга. Последний пост человечества в Солнечной системе. Дальше только мертвая материя, пустота и мы.

ЮРКОВСКИЙ. Я знаю Костикова. Работал с ним на Луне когда-то. Дельный парень. Умница.

Быков собирает и уносит посуду.

В камбузе он некоторое время стоит неподвижно, затем гордо и торжественно говорит вслух:

— Дальше только мертвая материя, пустота… и мы!

Рубка планетолета. Ермаков над микрофоном.

ЕРМАКОВ. Абсолютное время тридцать восемь суток восемь часов ноль-ноль минут…

Каюта Спицына. Богдан Богданович сладко спит, причмокивая губами.

Кают-компания. Юрковский возлежит в кресле и читает „Овода“.

Каюта Быкова. Здесь тесно. Между койкой и стеной едва можно повернуться. Быков лежит на узкой койке и пытается уснуть. Вертится с бока на бок. Сначала он не замечает тонкого свиста, проникшего в каюту. Свист усиливается. На лицо Быкова падают розовые отблески. Быков открывает глаза. Лицо его искажается ужасом, когда он видит, как крошечная лампочка в обшивке стены над дверью наливается кровавым светом. Свист сменяется пронзительными трелями звонка.

Быков срывается с койки и в халате на голом теле выскакивает в коридор. В коридоре тоже красные лампочки и звон. Быков бежит по коридору и скатывается по трапу в кают-компанию…

БЫКОВ (кричит). Излучение!

В кают-компании уже все остальные. Ермаков, Спицын и Юрковский неподвижно замерли, каждый на том месте, где его застал тревожный сигнал. Все смотрят на лампочку и слушают звон.

БЫКОВ (значительно тише). Излучение!

ЮРКОВСКИЙ (не поворачивая головы). Видим и слышим.

БЫКОВ. Почему? Откуда?

ЮРКОВСКИЙ. Праздный вопрос.

БЫКОВ (подходит к Спицыну). Может быть, можно закрыться?

СПИЦЫН. Спецкостюмы?

БЫКОВ. Ну да!

ЮРКОВСКИЙ. Ерунда! Спецкостюмы! Пробило оболочку и защитный слой…

Тревожный сигнал усиливается… Еще ярче вспыхивают красные сигналы тревоги.

ЕРМАКОВ (задумчиво). Да… От этого не закроешься.

СПИЦЫН. Будем ждать и считать секунды…

Быков видит, как все наблюдают за секундной стрелкой электрических часов на стене.

ЮРКОВСКИЙ. Рентген сто, не меньше.

СПИЦЫН. Больше.

ЕРМАКОВ. Сто пятьдесят.

Юрковский берет со стола циркуль Спицына и принимается сгибать его трясущимися пальцами.

ЮРКОВСКИЙ. Сто пятьдесят — раз, сто пятьдесят — два…

Честное слово, я прямо чувствую, как в меня врезаются протоны… Интересно, долго это будет продолжаться?

СПИЦЫН. Если больше пяти минут — нам труба!

БЫКОВ. А сколько же прошло?

ЕРМАКОВ (после паузы). Прошло три минуты пятнадцать секунд.

Все смотрят на лампочки… Звенит сигнал… Отсчитывая секунды, неумолимо движется стрелка часов…

Юрковский не выдерживает. Он срывается с места и стремительно идет по кают-компании…

ЮРКОВСКИЙ. Слушайте, командир, нельзя ли выключить этот проклятый перезвон? Я не привык умирать в таких условиях!

Юрковский, как в подтверждение своих слов, сжимает циркуль в кулаке, и тот ломается. Юрковский бросает обломки на стол. Спицын невозмутимо смотрит на обломки, на Юрковского…

СПИЦЫН (спокойно). Первая жертва лучевой атаки… Владимир Сергеевич, будь другом, засунь руки в карманы.

Юрковский, намеревавшийся взять в руки счетную линейку, невольно отдергивает руку и снова устремляется в свой по ход по кают-компании.

ЕРМАКОВ. Четыре минуты…

Внезапно все стихает. Сигнальные лампы гаснут. Некоторое время все молчат.

ЕРМАКОВ. Четыре минуты двенадцать секунд… Отбой!

СПИЦЫН (облегченно). Ф-фу… Пронесло…(Поворачивается к Юрковскому.) А ты все-таки фат, Володенька Сергеевич, да еще и психопат притом…

ЮРКОВСКИЙ. Ну-ну…

СПИЦЫН. Ты не нукай, а достань-ка лучше новый циркуль… И в следующий раз ломай свои циркули…

ЮРКОВСКИЙ. Тебе хорошо… а у меня и без того на счету целая куча этих рентгенов!

ЕРМАКОВ (задумчиво). Удивительное невезение. Такие вещи раз в сто лет бывают.

БЫКОВ. А что это было?

ЮРКОВСКИЙ. Ясно даже и ежу — космическое излучение.

Впрочем, в Антарктике вы этого не проходили.

Быков так рад, что не реагирует на выпад.

БЫКОВ. А я, признаться, думал, что у нас кожух фотореактора пробило…

СПИЦЫН. Если бы лопнул кожух, мы с тобой, Алексей Петрович, путешествовали бы дальше в виде космической пыли.

ЕРМАКОВ. Нет. Это был, конечно, блуждающий пакет.

БЫКОВ (удивленно). Блуждающий кто?

ЮРКОВСКИЙ (авторитетно). Блуждающий пакет, товарищ химик-водитель, есть не что иное, как туча протонов сверхвысоких энергий. Какая-нибудь звезда в оное время выплюнула протуберанец, и потащился он между звездами, подгоняемый магнитными полями, а мы в него и врезались…

ЕРМАКОВ. А он таскался, может быть, миллионы лет…

СПИЦЫН. Редчайший случай.

ЕРМАКОВ (с обычной сухостью). Экипажу немедленно в медотсек, на прививку арадиотина.

СПИЦЫН (жалобно кряхтя). А может, обойдемся, Анатолий Борисович?

ЕРМАКОВ. Нет, не обойдемся. Вы, Спицын, первый. Жду вас в медотсеке через две минуты. (Уходит.)

СПИЦЫН (снимая куртку). Терпеть не могу уколов, братцы…

ЮРКОВСКИ Й. А я терпеть не могу лучевой болезни. Иди, а то я пойду вне очереди.

СПИЦЫН. Вне очереди командир все равно не пустит…

Пойду, ладно уж… (Уходит.)

БЫКОВ (с иронией). Все-таки, Владимир Сергеевич, „отважным межпланетникам“ приходится иногда „мужественно смотреть в глаза опасности“?

ЮРКОВСКИЙ (усмехается). Это, дорогой товарищ, еще не опасность… Это элементарный первобытный страх, всего-навсего!. А вот…

ГОЛОС ЕРМАКОВА (по радио). Юрковский, в медотсек!

Рубка. Ермаков, нагнувшись над микрофоном бортового журнала, говорит:

— Абсолютное время сорок шесть суток, восемь часов, семь минут. Скорость девять миллионов восемьсот тридцать три тысячи метров в секунду. Ускорение один запятая один „же“. Готовимся к повороту для торможения.

Кают-компания. Юрковский с презрительным видом выносит посуду на камбуз. Быков, развалившись в кресле, делает вид, что читает книгу.

ГОЛОС ЕРМАКОВА (в микрофон). Подготовиться к повороту — Юрковскому и Быкову закрепиться в креслах.

Юрковский выскакивает из камбуза и с радостным видом бросается в кресло. Быков в недоумении.

ЮРКОВСКИЙ. Пристегивайтесь, юноша. Будем переворачиваться.

БЫКОВ (медленно начинает пристегиваться). Как переворачиваться?

ЮРКОВСКИЙ. А так, вверх ногами. Пристегнулись?

БЫКОВ. Пристегнулся. А что все-таки будет?

ЮРКОВСКИЙ. Я же говорю, пойдем к Плутону кверху ногами.

Руки Быкова судорожно вцепляются в подлокотники.

ГОЛОС ЕРМАКОВА. Готовы?

ЮРКОВСКИЙ (небрежно). Вполне.

БЫКОВ (неуверенно). Кажется, да…

Рубка. Ермаков и Спицын, пристегнутые к креслам, глядят на приборы.

СПИЦЫН (тихо). Пять… четыре… три… два… один… Ноль!

Палец Ермакова нажимает клавишу.

В космосе. „СКИФ“ плавно, но быстро переворачивается на сто восемьдесят градусов. Вспышки плазмы направлены теперь вправо от зрителя.

В кают-компании. Заканчивается момент поворота, словно взмах гигантских качелей. Напряженное лицо Быкова. Дверь на камбуз распахивается, выкатываются грязные тарелки.

Из рубки спускается Спицын.

СПИЦЫН. Вот и все. Расстегивайтесь.

Быков расстегивается, робко поднимается.

БЫКОВ. Богдан Богданыч, правда, что мы сейчас вверх ногами?

Спицын удивлен, затем, поняв, в чем дело, поворачивается к Юрковскому.