Страница 13 из 58
— Ну, — Арбуз пожал плечами, — преступаем помаленьку. Но ты меня лучше об этом не спрашивай.
Я тебе уже сколько раз говорил, меньше знаешь — дольше живешь. Ты мне лучше расскажи, что там у Боровика. Пиво из ржавого сейфа — это ясно.
— А я, кстати, только что от него, — сказал Роман, зачерпывая из банки растворимый кофе.
— Ну-ну? — Арбуз взял со столика бутылку и начал отвинчивать пробку. — И что у него там?
— А… — Роман поморщился, — страдает наш Боровичок.
— Страдает? — преувеличенно удивился Арбуз. — А с чего ему страдать-то? Жизнь у него праведная, ловит злодеев, излишеств, кроме обычного пива с обычной водкой, не знает…
— Да у него… Короче говоря, на зоне повесился тот самый маньяк, который убил его сестру.
— Подумаешь! — небрежно бросил Арбуз. — Повесился, и слава богу. Радоваться нужно, а он страдает…
— А он, видишь ли, справедливости хочет, как тот Шарапов. Чтобы все по закону и прочее.
Арбуз налил себе коньяку и вопросительно поглядел на Романа.
— Будешь?
— Не, я за рулем.
— Ну и что? — усмехнулся Арбуз. — У тебя что, нет денег, чтобы откупиться от поганого мента? Могу ссудить нищему артисту.
— Сам ты нищий похититель кошельков! — Роман пренебрежительно взглянул на бутылку, которую Арбуз вертел в воздухе.
— Кто — я? — Арбуз обиженно посмотрел на Романа. — За всю жизнь ни одного кошелька. Что я тебе — карманник, что ли?
— То есть — чужого не берем, — язвительно заметил Роман.
— Слушай, моралист, кончай тут антимонии разводить. Будешь пить или нет?
— Буду, — обреченно кивнул Роман, — куда же от тебя денешься…
— Вот так, — Арбуз наполнил вторую рюмку. — Давай тогда за Боровика, чтобы он не очень там грустил на ниве борьбы за всемирную справедливость.
— Давай, — Роман поднял рюмку и посмотрел сквозь нее на свет. — Хороший коньяк… А все-таки вы с Боровиком два идиота. Вот так вот, за пять минут, поломать себе жизнь могут только полные недоумки.
Двадцать лет назад, после выпускного вечера, трое неразлучных друзей — Саня Боровик, Ромка Меньшиков и Мишка Арбузов — оторвались от шумной толпы бывших одноклассников, вооружились тремя большими бутылками портвейна «Массандра» и отправились на набережную реки Смоленки.
Такое серьезное событие, как окончание школы, по их мнению, следовало отметить вдумчиво и со всем пониманием, что настало время взрослой жизни, а вовсе не так, как все остальные оболтусы. Конечно же, ничего оригинального в их ощущениях и рассуждениях не было, потому что и до них миллионы молодых людей покидали привычные стены школы и были совершенно уверены в собственной неповторимости.
— Ну вот, — сказал Мишка Арбузов, открывая вторую бутылку, — закончилась эра коротких штанишек.
— И начинается светлое время ответственного бритья по утрам и опозданий на службу, — подхватил Ромка Меньшиков, сидя на теплом парапете и болтая ногами над неподвижной Смоленкой.
— А поэтому мы теперь имеем полное взрослое право попадать в вытрезвитель, — резюмировал Саня Боровик.
Отобрав открытую бутылку у Мишки, он встал в позу горниста и сделал несколько крупных глотков.
Было два часа ночи, белая петербургская ночь была прекрасна, и каждого из трех друзей ждали великое будущее, блестящая карьера и невиданное доселе счастье в личной жизни. К четырем часам утра, когда вино закончилось и пришлось посетить ближайшего подпольного торговца спиртным, взгляды на жизнь несколько изменились и в них появилась некая толика скорби, которая обычно умножается пропорционально мудрости.
А в половине шестого Саня Боровик зашвырнул пустую бутылку на середину Смоленки и объявил:
— Лично я решил посвятить свою жизнь борьбе со злом. А поскольку в этой стране для осуществления такого намерения есть только один путь, то завтра же, ну… послезавтра иду подавать заявление в школу милиции.
— Что? — Мишка Арбуз спрыгнул с парапета и покачнулся. — Ты хочешь стать поганым ментом?
— Юноша! — Боровик поднял палец и тоже покачнулся. — Каждый болван знает, что не место красит человека, а человек — место. Похоже, что вам это неизвестно.
— Нам это известно, — ответил Мишка и икнул, — но нам еще известно, что среда формирует личность. И когда ты попадешь к ментам, то со временем станешь таким же подонком, как все они.
— Среда формирует личность… — Ромка широко открыл глаза. — Какие умные слова! Никогда бы не подумал, что это говорят мои друзья, которые обычно не утруждают себя…
Тут его затошнило, и он был вынужден прервать фразу и склониться над черными водами Смоленки.
— Слабак! — Саня презрительно посмотрел на него. — Таких, как ты, ждет карьера приемщика стеклотары.
— Может быть, и ждет, — простонал Ромка и вытер губы, — но тебе не мешало бы знать, что в эту ментовскую школу принимают только после армии.
Мишка, который в это время что-то напряженно обдумывал, решительно шлепнул ладонью по парапету и сказал:
— Значит, ментом хочешь стать. Так?
— Так! — с вызовом ответил Саня. — И не просто хочу, а стану.
— Ладно, — покладисто кивнул Мишка, — а я в таком случае стану вором в законе. Понял?
— Вором в законе? — Ромка повернулся к Мишке. — Тогда не забывай, что тебе предстоит совершить множество мелких и крупных гадостей и мерзостей, прежде чем ты заслужишь ранг вора в законе. Так что ребята — флаг вам в руки! Один — бодрым строевым шагом в армию, а другой — в троллейбус, кошельки воровать. Желаю успеха.
Он еще раз икнул и нагнулся за стоявшей на асфальте бутылкой пива.
В это время Мишка злобно прошипел:
— Мент поганый…
И дал Сане в глаз.
Саня взвыл и бросился на Мишку, выкрикивая:
— Вор! Вор! Кошелек у старушки двинул!
Сцепившись, они повалились на асфальт, и Ромка, глотнув пива, стал комментировать происходящее:
— Борьба с организованной преступностью приобрела неслыханный размах. Удар, еще удар… Похоже, что силы правопорядка терпят поражение. Нет, инициатива снова перешла в руки генерала милиции Александра Боровика…
В это время невдалеке послышался неровный шум мотора, и из-за угла Четвертой линии медленно вывернул милицейский «Уазик».
— Атас! Менты! — воскликнул Ромка, и представители противоборствующих сторон, резво вскочив на ноги, бросились наутек.
Ромка последовал за ними, и на этом выпускной вечер закончился.
Расстались они на углу Седьмой и Малого, никаких прощальных слов при этом сказано не было, и Ромка, вздохнув, побрел домой, на Двадцать вторую линию.
На следующий день, проспавшись после бурно проведенной ночи, он позвонил сначала одному, а потом второму своему приятелю, но их не было дома. Не появились они и на второй день, и лишь на третий, случайно встретив Саню возле метро «Василеостровская», Ромка удивился его короткой стрижке.
— Ты это чего? — спросил он, указывая пальцем на голову Саньки.
— А ничего, — буркнул тот, — в армию иду, вот чего.
— В армию? Ты что, всерьез тогда говорил?
— Конечно, всерьез! — Саня потрогал синяк под глазом. — Причем не просто в армию, а в спецназ. Я ведь айкидо занимаюсь, сам знаешь. Вчера был в военкомате и все такое… Третьего числа уезжаю.
— А как же мы? А Мишка?
— Пошел он, этот Мишка! — Саня снова потрогал синяк. — Вот пусть теперь вором становится. А я его… В общем — пошел он!
— Идиоты… — Ромка потерянно огляделся. — Это вот так вот, просто, спьяну… Может, подумаешь еще?
— Все уже обдумано, — отрезал Саня. — Держи корягу. А мне еще за некоторыми справками надо идти. Спецназ — это тебе не детский сад.
— Идиоты… — Ромка машинально пожал протянутую руку и пошел домой переваривать новости.
А дома его ждал очередной сюрприз.
Войдя в квартиру, он, как всегда, прямиком отправился на кухню.
На кухне перед маленьким черно-белым телевизором сидела бабушка, которая, увидев Ромку, скорбно поджала губы и сказала:
— Допрыгался твой Мишка.