Страница 7 из 70
Осмотревшись по сторонам и покрутив своим веретенообразным носом, обладатель кожаного мешка двинулся прямиком к столу, за которым собиралась отужинать неразлучная троица.
Как раз, в этот момент хозяин харчевни брякнул перед ними три тяжелых кувшина, которые он принес в охапке. Сидевший унылым филином кот, немедленно оживился, перемахнул хвост на другую сторону и ловко ухватил один из кувшинов двумя лапами, заранее облизываясь маленьким розовым язычком. Фагот и Азазелло потянулись к своим кувшинам.
— Братья, — остановившись перед ними немым укором, начал надтреснутым голосом вечного оратора человек с мешком, — я смотрю на вас и вижу чистые светлые души…
Азазелло и Бегемот приникли к своим кувшинам. Фагот же заинтересованно оборотился к говорящему, очевидно признав себя невинной и незамаранной темными пятнами душой и отставил пока в сторону глиняный сосуд с вином.
Человек с мешком тотчас оживился и простер к нему руки, сунув поклажу за пазуху. Речь его была вдохновенной и выразительной.
— … и только Солнце, встающее над нами поутру и, пугающее ежедневно жалких человеческих тварей своим закатом, определяет наше бытие… — голос речистого пришельца сорвался на пронзительный визг, от которого поморщились даже некоторые бывалые моряки, сидящие в таверне, — … лишь негаснущее ослепительное Солнце дает всему жизнь и благоденствие…
Кот, давно закаливший свой слух кошачьими концертами, никак не реагировал на изменения тембра и грыз уже крылышко цыпленка, принесенного расторопным хозяином.
— На бесптичье и коршун — соловей, — лишь буркнул он неслышно, с хрустом разгрызая косточку.
— … и является нашим единственным богом… — на самой высокой ноте визжал оратор, воздевая руки к воображаемому светилу — и нашим единственным спасением…
Тут не выдержал и Фагот, казавшийся благодарным и внимательным слушателем. Он ковырнул грязным мизинцем в ухе, обращенном к очередному проповеднику, и, оглушенном небывалой тональностью изрекаемых истин, и, не надеясь перекричать его, просто приложил свой палец к губам. А мизинцем другой руки, оторвав его от уха, ткнул проповедника в тощий живот.
Оратор поперхнулся и затих, судорожно заглатывая воздух ртом выдернутой из воды рыбы и вращая, еще более округлившимися, глазами.
— В чем смысл твоего велеречивого обращения к нам, — несколько витиевато, своим жиденьким тенорком вопросил его Фагот, — ты хочешь обратить нас в свою веру?
— … души и всего лишь пожертвовать на строительство храма один медный асс, — с трудом откликнулась жертва железного фаготовского пальца, глотательными беззвучными движениями рта, начисто съевшая начало предложения, и пронырливым движением выдернула из-за пазухи кожаный мешок, спрятанный туда на время воздевания рук.
— Вот тебе монета и брызгай отсюда, мушиный помет! — Азазелло свирепо обнажил желтоватый клык и швырнул на пол денарий.
Поклонник солнца схватил монету на лету и благодарно поклонился, бросив, однако, исподтишка недобрый и внимательный взгляд, незамеченный друзьями. Он сунул серебряную монету в мешок и отступил вглубь харчевни, где подсел за чей-то стол, но своего внимания к щедрым посетителям не утратил. Не торопясь, пережевывая скудные гороховые лепешки и запивая их козьим молоком из глиняной кружки, он время от времени бросал на них косые взгляды, стараясь, вместе с тем, оставаться неприметным. Иногда неудавшийся оратор водил по сторонам своим длинным носом и что-то бормотал.
— Ессей — представитель религии солнечного культа, ее служители отрицают рабство и жертвоприношения, поклоняются… — просветил сокувшинников кот, не разжимая рта и неслышно для окружающих, — но, определенно, ненатуральный… ненатуральный.
Друзья согласно склонили головы.
— Обожаю закусывать фалернское жареными цыплятами, — тихо и жизнерадостно продолжил кот, похрустывая косточками третьего цыпленка, — но натолкнулся на усмешливо покривившийся рот Фагота и, без всякого перехода, предположил, — но не разбавил ли вино лукавый хозяин?
Его вид стал критически настроенным, а усатая морда исполнилась негодованием.
Фагот, забывший о своем кувшине из-за речистого ессея, немедленно проверил гипотезу кота и поперхнулся, — конечно же, разбавил толстый плут. Но, где же он?
Будто услышав призыв, хозяин засеменил к ним своими толстыми ножками.
— Еще вина? — его шельмоватые заплывшие глазки хитро щурились, а объемистый живот непрерывно колыхался и булькал.
Фагот встал во весь свой нескладный рост и навис над толстяком.
— Тебя же предупреждали, чтобы не разбавлял вино…
На попытку хозяина открыть рот и оправдаться, Фагот сжал своими длинными пальцами его нос, сразу залиловевший, и внушительно сказал загустевшим тенором речь, привлекшую внимание всех обитателей харчевни.
— Знай, обманывая жаждущего, ты обманываешь самого Юпитера. А, посему — делать это надо умело, ловко и незаметно. А, если не умеешь этого — плати сполна!
Хозяин харчевни руками вцепился в пальцы Фагота и силился их отодрать от своего носа, но не мог. Он завороженно впился в глаза говорящего, один из которых сверкал алмазом, а другой мерцал ужасающей пустотой.
— Сейчас ты бесплатно принесешь каждому своему гостю по две кружки вина, — проникновенно продолжил мучитель и лишь после этого выпустил злосчастный нос, незамедлительно налившийся свекольным цветом.
Отпустив кинувшегося исполнять приказание толстяка, пользуясь, что к нему приковано все внимание, Фагот обратил свою речь ко всем обитателям питейного заведения.
— Братья мои! — пылко начал он, — я хочу угостить вас всех прекрасным вином во имя пророка нашего Иисуса и восславить его добрые деяния…
Зал одобрительно загудел.
Хозяин харчевни, подтверждая сказанное, уже разносил по столам кувшины и кружки с вином, в душе ужасаясь опустошениям, которые сегодня претерпит его погреб. Прожженный мошенник, он удивлялся своим действиям по даровой раздаче напитков Бахуса, но поделать почему-то ничего не мог. Ноги сами несли его в погреб, а руки проворно разливали искрящуюся жидкость из огромных потемневших бочек.
Зал заметно повеселел. Лишь пригорюнившийся солнцепоклонник косил недобрым глазом.
— Слава Иисусу из Назарета и его великим деяниям, — гнусаво проорал Азазелло, размахивая кувшином, и несколько голосов нестройно поддержали его.
Фагот поймал за фартук проносившегося мимо хозяина с несчастной физиономией и доверительно сообщил ему на ухо, — несчастья и беды переноси с кротостью, брат мой, раз ты по глупости получил их и не смог от них отвертеться.
Толстяк похорошел лицом и с удвоенной энергией принялся обносить вином все столы.
Но эффект от бесплатной выпивки оказался противоположным.
Первыми начали задираться к Фаготу подвыпившие моряки. Колючие словечки, обильно сдобренные солеными морскими выражениями, были явно оскорбительны, как для самого угощавшего всех даровым хмельным напитком, так и для восславляемого им Иисуса. Фагота презрительно сравнили с недоделанным бушпритом, а его, возмущенно раскрывшийся на это, рот — с клюзом, в который оный бушприт надо и вставить. В харчевне явно запахло хорошей дракой.
Как ни странно, такой оборот дел ничуть не удивил и даже не удручил ярого приверженца назорейского пророка. Фагот ввязался в свару с полной готовностью и незамедлительно.
— Ну, ты, тухлая хмельная бочка, — начал он презрительно, обращаясь к самому здоровенному из рвущихся в схватку морских волков, — разрази меня Юпитер, если…
Но договорить ему не дали. Все пятеро завсегдатаев портовых кабаков, отличающиеся от остальных присутствующих внушительной комплекцией и удалым видом, разом кинулись на обидчика. Огромные ручищи, способные в одиночку вытравить судовой якорь, рассекали воздух с шумом крыльев гигантских птиц, порочные физиономии светились предстоящим удовольствием.
Фагот слегка расставил свои длинные ноги и согнулся, поджидая противников, любой из которых, сдавалось, был способен расплющить его, как муху на столе. Азазелло, ухватив рукой массивный табурет, уже поспешал на помощь к товарищу.