Капкан для оборотня

Во-вторых, боевик уже запрограммирован на любое преступление, вплоть до убийства, самим фактом участия в бандгруппе. Для чего он становится ее членом? Что же, по-вашему, ждать, пока он сам совершит убийство и не одно? Не лучше ли предотвратить будущие неизбежные тяжкие преступления, уничтожив их потенциального носителя? Тем более, присягнув убивать, он уразумевает, что тоже может быть убит. Он осознанно выбирает этот путь, и гуманнее, а также полезнее для общества, оборвать этот путь заранее.

«Логика у него железная и почти безупречная, — невольно с восхищением отметил Барсентьев про себя. — Крастонов и других сумел этим заразить и убедить. Но, спрашивается, для чего же тогда вообще существуют законы?»

— Что же касается тайных агентов областного УВД среди пришельцев, — продолжил Крастонов, — то их там быть просто не могло. Если бы был хоть один агент среди них, он обязан был связаться с руководителем местной милиции, то есть, со мной. Времени и возможностей для этого вполне хватало. Их же не встретили на подходе к городу, чтобы сразу расстрелять. Им дали время обозначиться…

Вновь зазвонил мобильник полковника.

— Сейчас открою, — произнес в трубку Крастонов, взял с подоконника небольшой черный пульт и нажал на клавишу.

Послышался легкий гул, затем — шум въезжающей машины.

«Он автоматически открыл ворота, — догадался Барсентьев, — вероятно, приехал Легин».

— А вот и Легин прибыл, — подтвердил его догадку полковник.

В зал без стука вошел Легин. На этот раз он был в штатском. Его мощная грудь буквально распирала пиджак. Он сунул руку в карман и протянул диктофон Крастонову.

— Прослушал? — спросил тот.

— Да, — Легин утвердительно кивнул, — но ничего нового, кроме его разговора с Алисой. Все остальное у нас уже есть.

Полковник нажал на кнопку, и из диктофона послышался испуганный голос Али:

— … и меня заставили. Я не знала, что это яд… страшные люди, они весь город поставили на колени… Легин — страшный человек. Он меня иногда использовал… и, как любовницу…

Крастонов косо посмотрел на Легина. Тот неопределенно пожал плечами и повел головой в сторону: мол, что здесь такого.

— Вот, стерва! — полковник протянул диктофон сообщнику, — уничтожь. А ты утверждал — железная леди, будет молчать, как килька в томате. Все растрепала…

Легин вновь пожал могучими плечами:

— Она производила такое впечатление, а в деле до этого проверить не довелось…

— Больше ничего не нашел?

— Вот, — Легин достал из бокового кармана пиджака блокнот, — здесь какие-то записи, пометки, схемы, еще не разбирался. И в машине осталась его папка с новыми следственными документами.

— Просмотри и сожги вместе с диктофоном. Что еще?

— Сейф закрыт. Дубликаты ключей у администратора просить не стал, сами понимаете…

Полковник оглянулся на Барсентьева:

— Где ключи от сейфа?

— В кармане, — Барсентьев скосил глаза на правый карман пиджака.

— Забери, — кивнул полковник Легину, — ты, что не обыскал его?

— Нет, забрал только пистолет и сотовый телефон.

— Так, ну-ка посмотри, что у него в карманах.

На стол лег черный бумажник, темно-бордовое удостоверение с золотистой надписью «Генеральная прокуратура Российской Федерации», носовой платок, два небольших ключика на колечке и несколько монет.

— Эти? — Крастонов взял ключи.

Барсентьев утвердительно кивнул.

— Что в сейфе?

— Ничего, кроме уголовных дел и ноутбука.

— Поезжай сейчас же в гостиницу, все забери, — быстро приказал Крастонов Легину. — Ноутбук сразу отдай нашему компьютерщику, пускай посмотрит, что там в памяти с момента его приезда, — полковник кивнул на Барсентьева, — в Белокаменск. И пусть хорошенько поищет следы. Если стерто, чтоб все восстановил. Дела привезешь мне, гляну сам. Подожди, сейчас отдам тебе бумажник, уничтожишь вместе со всеми вещами. Пистолет утопить в реке, подальше от города.

Полковник заглянул в бумажник, — так, деньги, визитки, квитанция за гостиницу… — он вытянул цветную фотографию мальчика и повернулся к Барсентьеву, — сын?

Тот молча кивнул головой.

В глазах Крастонова мелькнуло сожаление:

— Я бы и отпустил тебя, — он впервые обратился к Барсентьеву на «ты». — Под честное слово офицера. Человек ты нормальный, честный, правильный. Побольше бы таких. Но ты же его не дашь?..

Барсентьев опустил голову.

— И, чего вам не сидится в ваших столицах? — вновь с досадой повторил полковник. — Там своих дел по уши. Поймите, вы принесли и еще принесете людям этого города зло. Вернее, вернете людям зло, если вам дать свободу действий… Город станет таким же, как и пять лет назад. Даже еще хуже, потому что налетят чужаки и станут рвать добычу на куски.

Он на некоторое время замолчал, а затем зло прищурил глаза:

— Вы представляете серьезную опасность делу, которому я отдал всю свою жизнь. Я с детства мечтал избавить людей от преступников. Тому были причины. Дело не во мне, и не в Легине. Он такой же честный офицер, как вы и я. Просто мы по-разному смотрим на окружающее. Мы — трезвыми глазами. Вы — сквозь мутные очки Фемиды. Закон должен служить людям. А вы, и вам подобные повернули дело так, что люди поклоняются и служат закону.

Барсентьев опустошенно молчал. Никаких мыслей у него не было. Только перед глазами маячило лицо сынишки с озорной улыбкой и сморщившимся носиком.

Полковник снова помолчал и крутнулся на каблуках в сторону Легина:

— Как говорят в этих суррогатных американских боевиках — «ничего личного»… Верно, Андрей?

Легин кивнул.

— Все. Действуй, — Крастонов аккуратно вложил фотографию в бумажник и протянул его подполковнику.

Легин сгреб широченной ладонью все оставшееся со стола в другую ладонь, сунул в карман своего необъятного пиджака и направился к двери.

— Подожди, — остановил его Крастонов.

Легин обернулся.

— Сделаешь дела и езжай сразу к себе. Все подготовь, а потом мне позвонишь.

Легин, кивнув, вышел.

Крастонов подошел к бару, достал оттуда второй стакан для виски и бутылку «Реми Мартена».

— Хотите? — он повернулся к Барсентьеву.

— Налейте. — Голос следователя зазвучал обреченно.

Полковник плеснул в оба стакана примерно по трети и поднес один из них к губам Барсентьева.

Затем он выпил сам и задумчиво покрутил стакан в руках.

— Как вы вышли на следователя городской прокуратуры? — поинтересовался полковник у Барсентьева.

— Знаете, Крастонов, давайте, сначала закончим Вашу историю, а потом, обещаю, я отвечу на все ваши вопросы, — спиртное не подействовало на Барсентьева, находящегося в сильнейшем напряжении, — плесните-ка мне еще немного, хороший у вас коньяк.

Полковник с сомнением посмотрел на стакан, — большое содержание алкоголя в крови нам, вообще то, ни к чему, — буркнул он, но все же налил еще немного.

— На чем мы остановились? — уточнил он у Барсентьева.

— На бойне в карьере.

— Да какая там бойня, правильнее сказать — расстрел. Бандиты вполне его заслужили. И закончилось все это в течение минуты. Никто из них и понять не успел, в чем дело. Легин подал сигнал обычным милицейским свистком, и автоматы ударили разом. Каждый выпустил по одному рожку. Перекрестный огонь — страшное дело. Боевиков буквально смело…

— Но троих добивали выстрелами в затылок…

Крастонов чуть пожал плечами:

— Я не в курсе. Ну, если и добили… Чего им мучиться?

— А для чего было мять их бульдозером? Для устрашения других?

— Такой цели не было. Просто бульдозер сгреб их тела и автомобили к задней, обрывистой стене карьера. Эту высокую нависающую стену хотели обрушить, и все останки похоронить под песком, чтобы не осталось никаких следов. Сделать что-то вроде братской могилы. Планировалось абсолютно бесследное исчезновение боевиков. Так страшнее.

— Что-то помешало этому?

— Да. Здесь принесла нелегкая этого гибедедешника. Он вечно ошивался на глухих лесных дорогах, ловил подвыпивших водителей и любовные парочки, по известным причинам искавшие уединения. И «доил» их, то есть вымогал деньги. Он вообще был закоренелым взяточником. Брал все, что можно, и где можно, и за все, что можно. Точнее, за что нельзя. Да и другие черные делишки за ним водились — обложил данью две платных автостоянки, по-видимому, с соизволения Тиши, с которым иногда тайно встречался. Легин дважды его письменно, анонимно, от имени «Черной пантеры», предупреждал: «заканчивай с этим, парень, иначе плохо кончишь». Но не послушался, вот и кончил плохо. Услышал выстрелы, подъехал полюбопытствовать… В живых его оставлять было, конечно, уже нельзя.