Полнолуние

Артур взбесился!

— Мать вашу! — рявкнул он и грохнул так ладонью по столу, что Островцов содрогнулся, едва не потеряв очки. — Ну, интеллигенты! Ну, труха! Как языком молоть — так полнолуние готов устроить, а как до дела — так полные штаны!.. Мешок с дерьмом! С поносом! Пошшёл ты… Связываться с тобой, с дристуном.

Он взял фуражку и, не прощаясь, развернулся, крупно зашагал к двери. Геннадий Александрович слезливо побежал следом.

— Артур!.. По… подождите, подождите, прошу вас!.. Я… извините, я не хотел ничего… ч-чёрт, простите… эта моя вечная нерешительность… проклятье! Вы правы, правы, я… чёрт!.. Я готов, готов. Простите ещё раз.

Артур возвратился. Мальчишеское румяное лицо его было сурово.

— Ладно, — отрывисто сказал он. — Я погорячился, извиняюсь… Но не люблю, когда менжуются! Решил так решил, чего кота за хвост тянуть.

— Да-да, — торопливо соглашался Геннадий Александрович. — Сейчас так и сделаем!.. Вы это, кстати, хорошо придумали, со шприцем, очень удачно, потому что жидкость должна растворяться практически мгновенно… а! Кстати, лучше всего, пожалуй, будет брызнуть на спящего, он не заметит даже, не проснется, испарение тоже практически мгновенное… Шприц у меня есть, одноразовый, новенький… есть, есть, я вам дам!..

Лицо Артура отразило краткую работу мысли.

— Ну, вот это дельная идея, — похвалил он. — Насчёт спящего. Это годится.

Геннадий Александрович от похвалы расцвёл и засуетился.

— Сейчас, сейчас… Вот, ага! Минуточку!

Схватив реторту, он скрылся в малой комнате, где у него стоял химический шкаф с манипулятором, приспособленный к вентиляционной отдушине. Артур подошёл к немытому до страха балконному окну, смотрел. Ветви рослых берёз, которыми была обсажена пятиэтажка, неуютно пошевеливал прохладный ветер. Пасмурный день равнодушно пугал дождём. Тяжкий, невесёлый день. И всё лето такое.

— Ну вот и всё, — Геннадий Александрович явился с пузырьком, закрытым медицинской резиновой пробкой. — Закрыто надёжно, лучше бы, конечно, пластмассовая пробка, но в ней после иглы дырочка останется, может испариться. А так — нет… Предупреждаю вас, Артур: будьте осторожны! Здесь наверняка критическая доза есть. Брызните (вот шприц — «двушка») два кубика — и больше не надо. Потом пронаблюдайте реакцию. По моим предположениям, это должно вызвать лишь нестандартные, яркие переживания… может быть, до галлюцинации… полагаю, в течение нескольких дней, потом должно пройти… но не исключаю, что реакция будет бурной, а возможно, напротив, слабой… это всё зависит от индивидуальных особенностей…

Тут Артура осенило.

— Да, Геннадий Александрович! Я как-то сразу и не сориентировался. Что получается: выходит, если кто-то один… с нашей помощью переключается на приём этих ужасов, то он как бы всех других заразит? Остальным этот препарат уже не нужен будет?

— Да, да!.. Я считаю, что должно быть так. Наш испытуемый-рецептор послужит как бы катализатором этого процесса. От его воздействия, от общения с ним, в мозгу других будут включаться такие механизмы, которые и обеспечат приём других каналов без помех… Внушение — поразительно мощная вещь, Артур! А уж при таком мощном раздражителе, как фантастическая реальность…

Геннадий Александрович воздел плечи и затряс головой, показывая, что у него нет слов.

Артур кивнул и сказал:

— Ясно. Но только я не понял, как же мы-то с вами убережёмся от этого воздействия… от этих динозавров, что сюда ворвутся? Они же и на нас с вами накинутся?

Геннадий Александрович довольно захихикал, тряся согнутым указательным пальцем.

— Хороший… хороший вопрос, логичный! Но я объясню. Здесь просто. Я готов синтезировать вещество, нейтрализующее действие этого нашего… э-э… нашего вещества, антивещество, так сказать. Но! Это не значит, что мы с вами останемся двое нормальных в сумасшедшем доме — ведь это будет не чьим-то бредом, а уже реальностью… реальностью, жизнью!.. А с помощью нейтрализатора мы станем для них неуязвимы… Более того, они будут у нас в рабском подчинении, будут служить нам!.. Я же говорю: будем повелители мира!..

Возбуждённый будущим величием, Геннадий Александрович понёс чепуху и опять собрался было впасть в экстаз, но Артуру это порядком надоело. Ему всё стало понятно, и он сказал:

— Ну ладно, я пойду. У меня уже время увольнения кончается. К двадцати ноль-ноль надо быть в части. Давайте шприц, давайте пузырёк, я пошёл. О результате сообщу, звякну вам. Глаза Геннадия Александровича под очками ужаснулись.

— О, нет, нет, Артур!.. Не нужно по телефону, мало ли что… Давайте так, давайте вот как: вы позвоните мне условным звонком… Н-ну, хотя бы вот так: два звонка — разрыв — три звонка — пауза секунд двадцать-тридцать — три звонка. Хорошо?

— Хорошо, — сказал Артур, забирая одноразовый шприц, с иголкой вместе заделанный в герметичную целлофановую упаковку. — Только смотрите не забудьте, а то схватите трубку, забывши-то.

— Не забуду… да мне, собственно говоря, и звонить-то некому, — сказал Геннадий Александрович, грустно усмехнувшись. — Ну, ладно… Значит, вы мне звоните условным звонком, я выхожу, и мы встречаемся… ну, вот хотя бы на пустыре за соседним домом, вот тут за торцом. Знаете?

— Знаю. Ну всё, пошёл.

— Ага… вы на машине будете?

— Как получится. Ну всё, до свидания. Ждите звонка. Артур вышел от Островцова и отправился в часть. Он соврал: срок увольнительной у него кончался не в восемь, а в десять вечера, но ему опротивело слушать россказни Геннадия Александровича, и надо было как следует обмозговать создавшееся положение. Для этого он даже не доехал одну остановку до части на автобусе, а сошёл на предпоследней и пошёл пешком — благо, дождя пока не было. А по городу болтаться было неохота.

Он шёл и думал. Ситуация, в общем-то, беспроигрышная, — думал он. Опробовать эту хренотень: ничего не выйдет — не беда. А выйдет — хорошо. Значит, будем соображать, что потом. Но он был почти уверен, что препарат сработает — всё-таки Островцов был превосходный химик. Правда, эти его идеи… нельзя сказать, впрочем, что Артур отнёсся к ним, как к бредовым, — нет, просто это было для него сейчас не первостепенное. Там посмотрим, — отмахнулся он. Другое занимало сейчас его мысли: обладание сильнейшим психоделиком — вот это да, это серьёзно. Тут могут быть дела, важные дела… Геннадий Александрович для таких дел, конечно, не годится, — размышлял Артур. Ну да ладно. Узнаю рецепт, узнаю компоненты, технологию… пару раз приготовлю — и всё. А после сам справлюсь… Впрочем, там поглядим.

К Артуру пришло отличное настроение. Есть дело! И он с подъёмом взялся за него. Сначала надо было выбрать объект исследования. Недолго покопавшись в памяти, он остановился на некоем Раскатове из СКР: тот как-то раз возник немерено крутым в столовой и Артур это запомнил. Он не любил забывать обиды.

А эту особенно. Тогда, в столовой, он, несмотря на то, что был младше по призыву, вознамерился было показать зубы и решительно повернулся к Раскатову, но напоролся на его взгляд.

Артур почувствовал себя котёнком. Взгляды столкнулись на какой-то миг, и в этот миг Артуру стало ясно, кто есть кто. Язык прикусился сам собой.

Забыть это было нельзя. Заноза в памяти. Артура кривило от бессильного унижения, и он даже бледнел.

Но сейчас он ухмыльнулся.

Столовая навела ещё на одну мысль: повар, сержант Белов, был отвратный, подлый тип. Воровал консервы, масло и сахар, и всё это продавал. Кроме того, он наверняка стучал. И самое то ему было попробовать снадобья Островцова. Артур ещё раз ухмыльнулся на ходу.

Однако с этим делом получилась заминка. Утром, перед завтраком, привезя в часть Клименко, Артур заехал в бокс, запер дверь изнутри, вскрыл упаковку со шприцем, вогнал иглу сквозь крышку, набрал два кубика, осторожно вытягивая поршень. Аккуратно вытащил шприц, придерживая пробку пальцами, и тут же надел на иглу пластмассовый колпачок. Можно было приступать, и Артур попытался приступить, но не очень вышло. Он сунулся в поварскую комнату, увидел, что там никого нет, а на столе дымится завтрак Белова. Не теряя ни секунды, Артур озирнулся, выхватил шприц, снял колпачок и уже брызнул тонкой струйкой в чай едва-едва. Только успел нажать на поршень, как явился Белов.