Полицейский из библиотеки

Сэм оторвался от текста, и во второй раз сегодня к своему удивлению понял, что все, что он сказал, идет прямо от сердца. Он ощутил всю полноту счастья и элементарную благодарность. Как приятно было почувствовать, что у тебя все еще есть сердце, что рутина будничности не истрепала его, и как приятно было почувствовать, что оно все еще может выражать себя словами.

— Мы, бизнесмены маленького города, мужчины и женщины, дарим вам это человеческое прикосновение. С одной стороны, это не так уж много… но с другой — это почти все. Я мог бы еще долго говорить об этом. Я хочу пожелать нашему несостоявшемуся оратору, Ослепительному Джо, скорого выздоровления; я хочу поблагодарить Крейга Джоунза за сделанное мне предложение заменить его; и я хочу поблагодарить всех вас за терпение, с которым вы слушали мою скучную беседу. Словом, большое спасибо.

Аплодисменты послышались еще до того, как он произнес последнюю фразу; они нарастали, пока он собирал те несколько страниц текста, которые Неиоми напечатала ему и которые он выправлял все время после обеда; они стали бурными, когда он садился, ошеломленный такой реакцией.

— Так, под воздействием выпитого, — сказал он сам себе. — они аплодировали бы, даже если ты рассказал бы им, как тебе удалось бросить курить после встречи с Иисусом на какой-то вечеринке.

Затем они начали подниматься со своих мест, и он подумал, что должно быть, говорил слишком долго, если они так заторопились уходить. Но они продолжали аплодировать, и потом он увидел, что Крейг Джоунз делает ему тсакие-то знаки руками. И Сэм понял. Крейг хотел, чтобы он встал и поклонился.

Он покрутил пальцем у виска: «Бестолковый!»

Крейг энергично тряс головой и начал поднимать руки так сильно, что стал похож на священника, призывающего верующих петь громче.

Тогда Сэм встал и был ошарашен, когда они устроили ему овацию.

Несколько минут спустя Крейг подошел к аналою. Одобрительные возгласы, наконец, стихли, когда он постучал по микрофону несколько раз и все услышали глухой звук кувалды, обернутой в тряпицу, ударяющей по гробу.

— По-моему, мы все согласимся, — сказал он, — что речь Сэма стоила больше, чем поданный вам цыпленок, которого не ужуешь.

Опять послышался взрыв аплодисментов.

Крейг повернулся к Сэму и сказал: «Если бы я знал, что в тебе есть такое, Сэм-душка, я бы запланировал твое выступление давным-давно!»

Это добавило аплодисментов и свиста. А Крейг Джоунз схватил руку Сэма и начал проворно поднимать и опускать ее, как насос.

— Это было великолепно! — сказал Крейг. — Откуда ты это списал, Сэм?

— Ниоткуда, — сказал Сэм. Его щеки зарделись, и хотя он выпил только немного джина, сильно разбавленного тоником, еще до начала выступления, он почувствовал себя немного пьяным. — Это все мое. Я взял пару книг в библиотеке, и они помогли.

Теперь стали подходить другие ротарианцы. Сэму вновь и вновь трясли руку. Он стал чувствовать себя, как городской насос во время летней засухи.

— Здорово! — закричал ему кто-то на ухо. Сэм обернулся и увидел, что это — Фрэнк Стивенс, который'выступал вместо представителя союза водителей грузовиков, которого обвинили в злоупотреблениях. — Надо бы записать это на пленку, можно было бы продать чертову Ииеесуусу! Черт возьми, это было хорошо, Сэм!

— Тебе следует отправиться на гастроли! — сказал Руди Перлман. Его круглое лицо было красным и мокрым от пота. — Клянусь, я почти заплакал! Ей-богу! Где ты нашел этот шедевр?

— В библиотеке, — сказал Сэм. Он все еще был ошеломлен…, но облегчение, которое он почувствовал в связи с окончанием одного дела, уступило место какому-то осторожному восторгу. Он подумал, что надо бы выдать Нсйоми премию. «Оно было в книге под названием…»

Но прежде он успел сказать Руди, как называлась книга, Брус Энгалз подхватил его под локоть и повел к стойке бара.

— Лучше этой чертовой речи я ничего не слышал в этом глупом клубе за два года! — восклицал Брус. — Может быть, за пять лет! Кому нужен какой-то чертов акробат? Сэм, позволь мне угостить тебя рюмочкой! К черту все, позволь мне угостить тебя двумя!

Прежде чем Сэм смог выбраться оттуда, он пропустил целых шесть рюмок и закончил свой триумфальный вечер блевотиной на коврике для ног своего собственного дома на Келтон авеню вскоре после того, как Крейг Джоунз помог ему выйти из машины. Когда тошнить было нечем, Сэм попытался вставить ключ в замок входной двери. Сделать это было очень трудно, потому что оказалось три замка и четыре ключа, да к тому же все время приходилось бегать в кусты сбоку от ступенек. Поэтому, когда ему, наконец, удалось открыть дверь, он просто взял подстилку для ног (осторожно, поддерживая края, чтобы содержимое не разливалось) и слил с нее это.

Он сварил себе чашку кофе, чтобы успокоить желудок, но дважды звонил телефон, пока он пил кофе. Снова поздравления. Второй звонок был от Элмера Баскина, который вовсе и не был там. Он чувствовал себя как Джуди Гарлэнд в фильме «Родилась звезда», и было трудно испытывать удовольствие, пока желудок еще не успокоился, а голова начинала болеть в наказание за его чрезмерное увлечение.

Сэм подключил автоответчик в гостиной, чтобы не отвечать более, затем поднялся в спальню, выдернул телефонный шнур из розетки, проглотил две таблетки аспирина, разделся и лег.

Он стал быстро забываться; он был переполнен чувствами и очень устал, но прежде чем он совсем заснул, он успел подумать: «Я обязан всем этим Нейоми… и той неприятной женщине из библиотеки. Как ее: Хорст, Борщ. Может быть. мне заплатить ей тоже».

Он слышал, как внизу зазвонил телефон и как включился автоответчик.

«Молодец, — засыпая, думал Сэм. — Делай свое дело, я хочу сказать, разве не за это я плачу тебе, в конце концов?»

Затем он погрузился в небытие и ни о чем не думал до десяти часов утра в следующую субботу.

Он вернулся на землю с ощущением тошноты и слабой головной боли, но могло бы быть и хуже. Ему стало жаль подстилки для ног, но хорошо, что он убрал с нее, а то бы голова еще больше закружилась. Он постоял под душем десять минут, делая вид, что моется, затем вытерся, оделся и с полотенцем на голове спустился вниз. Мигала красная лампочка на автоответчике. Когда он отключил соответствующую кнопку, пленка перемоталась очень быстро; видно, он застал последний звонок, когда подходил к телефону.

Дзын! «Хэллоу. Сэм». — Сэм нажал на кнопку «Пауза», снял полотенце и нахмурился. Это был женский голос, и он знал его. Чей? — «Я слышала, ваша речь имела большой успех. Я так рада за вас».

Он понял, это была женщина — Лортц.

«Но как она узнала мой номер?» Ну конечно, для этого есть телефонная книга… И разве он не написал его на карточке библиотечного абонемента? Написал. Нечего спрашивать, сам знаешь как, и у него по спине прошли мурашки.

— Не забудьте вернуть книги к шестому апреля, — продолжала она и затем лукаво добавила. — Не забудьте про полицейского из библиотеки.

В трубке послышался щелчок, повесили трубку. На автоответчике загорелась лампочка «Все записи прослушаны».

«Ну и сука же вы, леди» — сказал Сэм сам себе и отправился на кухню делать завтрак.

Когда в следующую пятницу неделю спустя после триумфального дебюта Сэма в качестве оратора Нейоми пришла в контору в 10 часов утра, Сэм протянул ей длинный белый конверт, на котором было написано ее имя.

— Что это? — спросила Нейоми недоверчиво, снимая плащ. На улице шел сильный дождь, гнетущий весенний дождь.

— Откройте и поглядите.

Она открыла. В конверте была благодарственная открытка, к которой ленточкой был прикреплен портрет Эндрю Джексона.

— Двадцать долларов! — Она посмотрела на него с еще большим подозрением. — За что?

— Потому что вы спасли мне шкуру, когда послали меня в библиотеку, сказал Сэм. — Выступление прошло очень хорошо, Нейоми. Можно сказать, что у меня был большой успех. Я бы положил в конверт и пятьдесят долларов, если бы был уверен, что вы их возьмете.