Полицейский из библиотеки

Глава четвертая. ИСЧЕЗНУВШИЕ КНИГИ

В будни Сэм мало ел на завтрак: стакана апельсинового сока и булочки с отрубями хватало, но по субботам (по крайней мере, когда накануне не бывало попойки в Ротари Клаб) он любил вставать немного позже, пройтись до ресторана МакКенны на площади и, не торопясь, прожевать стейк и яичницу и одновременно прочитать газету, а не просмотреть ее в промежутках между деловыми встречами.

Вот так он и проделал все на следующее утро, седьмого апреля. Вчерашний дождь прошел, и небо было ясное, чисто-голубое, как сама ранняя весна. После завтрака Сэм пошел домой окольным путем, по дороге останавливаясь и отмечая, чьи тюльпаны и крокусы хорошо взошли, а чьи немного запаздывают. Он вернулся домой в десять минут одиннадцатого.

На автоответчике светилась лампочка «Прослушайте записанный разговор». Он нажал на кнопку, достал сигарету и чиркнул спичкой.

— Хэллоу, Сэм, — послышался вкрадчивый голос Аделии Лортц, который ни с чьим нельзя спутать, и от стыда Сэм забыл, что делает и почти не сжег всю сигарету. — Вы меня разочаровываете. Вы просрочили книги.

— Ах ты дрянь! — воскликнул Сэм.

Что-то терзало его всю неделю, как будто хотелось сказать какое-то слово, оно готово было сорваться с губ, как с трамплина, помимо вашей воли. Книги. Чертовы книги. Эта женщина будет относиться к нему. как к человеку, за которого она его приняла, при том, что он безвозмездно высказал свои суждения о месте некоторых плакатов в детской библиотеке. Его волновал один вопрос: записала ли она свою брань на автоответчике или приберегла до встречи.

Он задул спичку и бросил ее в пепельницу около телефона.

— Насколько я помню, я объясняла вам, — продолжала она своим вкрадчивым и слишком уж убедительным голосом, — что «Спутник оратора» и «Самые любимые стихотворения американцев» из специального хранения библиотеки и что их нельзя держать более недели. Я надеялась на вас, Сэм. В самом деле надеялась.

К своему величайшему раздражению, Сэм почувствовал, что стоит здесь, в своем собственном доме, держа незажженную сигарету в пальцах, и по шее и щекам растекается краска стыда. Снова он почувствовал себя четвероклашкой, на этот раз сидящим на табуретке лицом к стене с бумажным колпаком для слабоумных на голове.

Как бы делая одолжение, Аделия Лортц продолжала:

— Но я решила продлить вам книги; вам предстоит вернуть взятые книги не позже первой половины дня в понедельник. Пожалуйста, избавьте меня от этих неприятных забот. — И, помедлив: — Не забывайте о полицейском из библиотеки.

— Ты стареешь, Аделия-детка, — пробормотал Сэм, но он знал, что его никто не слышит, она повесила трубку после того, как упоминула о полицейском из библиотеки, и аппарат спокойно отключился.

Сэм достал еще одну спичку, чтобы зажечь сигарету. Он делал первую затяжку, и в голове оживали события, связанные с книгами. Может быть, это смахивало на трусость, но навсегда свело бы все счеты с мисс Лортц. К тому же, в этом была какая-то неделикатная справедливость.

Он вручил Нейоми ее вознаграждение, и он сделает то же с Аделией. Он сел за письменный стал в своем кабинете в конторе, в котором он сочинял свою знаменитую речь, и пододвинул отрывной блокнот с бланками. Отступив немного от фирменной надписи «Из конторы Сэмьюэля Пиблза», он настрочил следующее:

Дорогая мисс Лортц,

Извините за то, что возвращаю Ваши книги с опозданием. Примите мои искренние извинения, потому что книги здорово помогли мне составить выступление. Поу — жалуйста, примите эти деньги в счет штрафа за просроченные книги. Остальное оставьте себе в знак благодарности.

Искренне Ваш

Доставая скрепку из выдвижного ящичка в столе, Сэм прочитал письмо. Он решил изменить «возвращаю Ваши книги» на «возвращаю библиотечные книги» и остальное оставить как есть. Аделия Лортц запомнилась ему как женшина, чьей философией было «государство — это я». даже если «государство», как в этом случае, было просто местной библиотекой.

Он вынул двадцатидолларовую банкноту из бумажника и скрепкой прикрепил ее к письму. Он в нерешительности помедлил немного, постукивая беспокойно пальцами по краю стола.

«Она сочтет это взяткой и, возможно, обидится и чертовски рассвирепеет».

Может быть и так, но Сэму было наплевать. Он знал, что кроется за лукавым телефонным звонком женщиныЛортц сегодня утром, да пожалуй, за обоими телефонными звонками. Он слишком много взял на себя, критикуя плакаты в детской библиотеке, и теперь она брала реванш или пыталась его брать. Но это вам не начальная школа, и он не непоседливый запуганный подросток (по крайней мере, теперь), и его не запугаешь. Ни злопыхательскими надписями в фойе библиотеки, ни нытьем библиотекарши:

«На целый день задержал книги, негодный мальчишка!»

— Иди ты! — сказал он вслух. — Если тебе не нужны эти чертовы деньги, отдай их в фонд охраны библиотеки или еще куда-нибудь.

Он положил на стол письмо вместе с прикрепленными к нему двадцатью долларами. Он не намеревался вручать его лично, потому что она могла рассерчать на него. Он положит письмо с деньгами в одну из библиотечных книг, да так, чтобы они торчали, и затем скрепит обе книги парой резиночек. И потом он просто опустит это дело в щель для книг. Он шесть лет прожил в Джанкшн Сити, не зная Аделии Лортц, и если повезет, то он не увидит ее еще шесть лет.

Теперь ему оставалось лишь найти книги.

Их не было на столе в кабинете, это уж точно. Сэм вышел в столовую и посмотрел на стол. Там он обычно складывал вещи, которые надо было вернуть. Там лежали две видеокассеты, которые надо было вернуть в видеопрокат к Брусу, конверт, на котором было написано «Пейпэбой», две папки со страховыми свидетельствами…. но не было ни «Спутника оратора», ни «Самых любимых стихотворений американцев».

— Чепуха какая-то, — сказал Сэм и почесал себе голову, — Куда к чертям…?

Он прошел в кухню. На кухонном столе — ничего, кроме утренней газеты, которую он положил, когда пришел. Он безразлично пошарил в картонной коробке у печи, проверил стойку. На стойке ничего, кроме упаковки, из которой он достал накануне вечером замороженный ужин.

Он медленно пошел наверх, чтобы осмотреть комнаты на втором этаже, но его уже начинало охватывать неприятное ощущение.

К трем часам дня неприятное ощущение стало нарастать. Сэм Пиблз прямо кипел от злости. Осмотрев дом сверху донизу дважды (во второй раз он даже проверил чердак), он ушел в контору, хотя он был абсолютно уверен, что он принес обе книги домой, когда ушел с работы поздно в прошлый понедельник. Ну конечно, он там ничего не нашел. И вот в этих безрезультатных поисках двух библиотечных книг было утрачено прекрасное короткое мгновение весны.

Он продолжал думать об ее лукавом тоне «не забывайте о полицейском из библиотеки, Сэм», и как счастлива она была бы, если бы знала, как глубоко она его задела. Если библиотечная полиция в самом деле существовала, эта женщина, не сомневался Сэм, с удовольствием натравила бы ее на него. Чем больше он думал об этом, тем больше он свирепел.

Он вернулся в кабинет. Там со стола на него ласково смотрело письмо Аделии Лортц с прикрепленной к нему двадцатидолларовой банкнотой.

— Чепуха! — воскликнул он и готов был вновь броситься шарить по дому, но взял себя в руки и остановился. Это ничего не даст.

Вдруг он услышал голос своей давно умершей матери. Голос был мягкий и приятно рассудительный. — Когда ты не можешь найти вещь, Сэмыоэл, обычно бесполезно носиться и искать ее. Вместо этого сядь и постарайся вспомяить. Работай головой, а не ногами.

Это был хороший совет для десятилетнего, и Сэм подумал, что по прошествии тридцати лет совет не стал хуже. Он сел за стал, закрыл глаза и стал прокручивать в голове все. что связано с этими чертовыми книгами с момента, когда мисс Лортц вручила их ему до… когда?

Конец ознакомительного фрагмента.