Отступник

— Представляю себе…

— Нет, — неожиданно улыбнулся Валяй. — Не представляешь. Ты и понятия не имеешь о том, что они такое, эти ребята…

— Охотно заполню пробелы в своем развитии, — заявил Сергей и сел верхом на старый стул. — Итак?

Со страдальческим видом, словно уступая непреодолимому нажиму, Валяй вздохнул и начал свой рассказ…

Глава 13. Шестнадцатое июня. После полудня. Валентин

…Он замолчал и некоторое время сидел тихо, зажав виски ладонями и спрятав лицо от своих слушателей.

А слушатели молчали. Только время от времени жалобно поскрипывал старый рассохшийся стул, на котором то и дело нервно поерзывал грузный Сергей. Валентин удивлялся неожиданному терпению брата. Сергей ни разу не перебил рассказчика. А рассказ был довольно неровным. Валентину было неловко выкладывать все то, что было его сокровенным. Поначалу он сбивчиво и путанно объяснял, как десять лет назад после отъезда Сергея обустраивал дом, готовясь провести в нем лето. Как забрел за овраг и сдуру подставил руку ядовитой змее. Как едва не погиб от неумолимого яда. Как очнулся в диковенной землянке без окон и увидел над собой темноволосую красавицу с ласковыми страстными глазами и удивительными руками, на которых сами собой вырастали жутковатые ногти…

Постепенно Валентин поймал себя на мысли, что говорить стало легче. Что даже произносить необычные искренние слова, сочные эпитеты, рассказывать о каких-то почти интимных деталях ему уже не трудно. Он говорил, не глядя в глаза ни брату, ни его подруге. Но чувствовал, что они с интересом слушают его и, может быть, даже верят.

Переведя дыхание, Валентин поднял голову и взглянул на Сергея.

Тот сидел на прежнем месте, верхом оседлав стул и положив подбородок на сложенные на спинке руки. На лице его читалось напряженная заинтересованность.

— И зачем я тогда так поторопился с отъездом? — сокрушенно произнес он.

— Ничего этого с тобой не случилось бы. Вечно я спешу куда-то…

— Ты тут совершенно ни при чем. Со мной в любом случае что-нибудь произошло бы, не это, так еще что-нибудь похлеще, — возразил Валентин. — Ты же меня знаешь, Серега.

— Да уж, — немного язвительно буркнул Сергей и вздохнул. — Ладно, проехали. Давай-ка дальше.

— Дальше? — растерялся Валентин. — Да зачем? Стоит ли, Сережа?

— Еще как стоит. Ты рассказал то, что было самым важным для тебя. Откуда ты знаешь, что интересует меня? — снова сложив руки на спинке стула, Сергей слегка улыбнулся. — Продолжай, я тебя внимательно слушаю. Просто говори. Ты десять лет раскрывал душу лешим, и тебе не худо бы попробовать сделать то же самое перед людьми. Думаю, что я не самая плохая кандидатура для такого сложного упражнения…

Брат был прав. Десять лет только Шеп, этот особенный лешак, так не похожий на всех остальных, был единственным исповедником Валентину, только к нему можно было прибежать в любое время за помощью. Это стало привычным. Тайна диковенного племени подмяла под себя все, даже прежние родственные привязанности. И Валентин уже не мечтал и не надеялся на то, что когда-нибудь у него сложатся настолько близкие отношения с кем-нибудь из людей, что он решится на исповедь.

А теперь Валентин просто собрался с силами и принялся рассказывать….. Он впервые вышел из землянки где-то в начале августа. Его шатало и бросало из стороны в сторону. Выстиранные Юшей джинсы, в которых Валька был в тот день, когда с ним случилась беда, едва держались на нем. Но все равно, Валька чувствовал себя счастливым. Он выздоровел, приступы больше не возвращались, боли в руке больше не мучали, опухоль спала. К нему вернулся совершенно зверский аппетит. Юша не могла нарадоваться на своего питомца. Она ревниво оберегала его не только, пока он лежал в постели, но и потом, когда вся молодежь Лешачьего Логова, облепляла Вальку, рассматривая его и допытываясь у него о разных разностях.

Лешуха все сильнее и сильнее привязывала к себе парня. Она была не только красавицей, у нее был острый язычок и проницательные глаза, от которых мало что ускользало. Всему, что она видела вокруг, она давала настолько меткие определения, что Валька чувствовал себя рядом с ней недалеким увальнем и тугодумом. Да, ей неведомы были многие вещи, которые знает даже деревенский первоклассник, но все, что положено знать для жизни в Логове, она знала, и в этом ей почти не было равных. Она знала о лесных и луговых травах такое, чего наверняка не подозревали многие увенчанные степенями ученые-ботаники. На цвет и запах она могла различить древесные смолы или отжатые из трав соки. Своими руками она собирала страшенных лесных пауков-крапчатников и заставляла еле живого от ужаса Вальку смешивать светящуюся пасту, вдоволь потешаясь над брезгливостью человека.

Валька восхищался тем, как она успевала управляться в двух своих убежищах, смешивая и запасая лешачьи снадобья, и кроме этого лечить сородичей, помогать младшему брату осваивать лесную науку и ухаживать за совсем крошечной сестричкой.

На Вальку Юша смотрела, как на диковенного невежду, умиляясь его наивной серости и, видимо, немного презирала всех людей за беспомощность.

Верная своему обещанию, она взялась научить Валю обращаться со змеями, и, когда он уже немного отъелся и пообвык в лесном селении, она собрала в кожаную заплечную сумку немного провизии и увела Вальку в лес, в самый заповедник, на целых две недели.

Валька не мог не пойти с ней. Он, правда, попробовал осторожно высказаться в том смысле, что стоит ли тратить время на обучение, когда он все равно не станет истинным лесным жителем. Но глаза Юши облили его таким откровенным презрением, что Валька готов был, очертя голову броситься куда угодно, лишь бы лешуха не считала его трусом. Это сейчас, вспоминая об этом, Валентин понимал, что нынче он нашел бы способ отказаться от столь рискованного предприятия, а тогда ему было всего двадцать, и он был готов на все, лишь бы окончательно не подмочить свою репутацию.

Ему было очень страшно. Пот прошибал его, ноги подкашивались, сердце уходило не то в пятки, не то в желудок, но он ни на шаг не отставал от Юши, когда она уверенно шла по лесу, прочесывая поляны и нарочно отыскивая гнезда полотнянок. Вместо того, чтобы научить человека избегать змеиных гнезд, она несколько дней подряд она показывала Вальке как раз обратное: как обнаружить гнездо, где вероятнее всего оно может находиться… И уж потом начались уроки о том, как избежать змеиной атаки, а если уж змея все-таки напала, как отбиться, как схватить, где сжать тонкую, сухую, извивающуюся тварь так, чтобы парализовать ее, а если необходимо, то и убить…

Потом демонстрационная и теоретическая части закончились, началась практика. Валька приступил к ней с твердой уверенностью, что первое же змеиное гнездо, в которое он влезет, сожрет его целиком. И поэтому, когда он, следуя указаниям Юши, отыскал в зарослях копошащееся гнездо полотнянок, он уже мысленно простился с солнышком и зеленой травкой…

Но рядом была голоногая лешуха с крошечными рожками, едва выглядывающими из-под пышных волос, и с лучистыми светло-изумрудными глазами. Плюнув на все, Валька отчаянно набросился на первую же обнаруженную им полотнянку и, не иначе как с большого перепугу, задавил змеюку. Потом, не делая передышки, еще и еще. Четвертая оказалась шустрее и едва не укусила его в шею. Только благодаря зеленоглазой учительнице, не сводящей глаз со своего старательного ученика, Валька избежал очередной беды.

К концу их путешествия страх Валентина перед змеями поутих, хотя и не исчез вовсе, а уверенности заметно прибавилось. Но даже это не было столь важно. Тогда главным для него было другое: он был страшно горд тем, что Юша уже по-иному стала смотреть на него.

Нежность и восхищение так и струилась из этих зеленых глаз, ставших для Вальки самыми родными и желанными. За одну, даже снисходительную похвалу лешухи Валька готов был вывернуться наизнанку. Он долго не хотел признаваться себе, насколько волнует его постоянная близость к точеному и крепкому девичьему телу. Юша была грациозна и невероятно красива, и Валька просто потерял голову. Имея к двадцати годам хотя и небольшой, но кое-какой опыт, Валька готов был поклясться, что среди симпатичных девчонок, которых он в своей студенческой жизни повидал немало, не было ни одной, которая бы всего одним легким движением, одним наклоном головы или ничего не значащим жестом вызывала сладкое томление и вполне определенные недвусмысленные желания…