Честный проигрыш

Сделала шаг вперед и коротко вскрикнула: «О!» Руперту показалось, что она падает в обморок. Протянув руки, он попытался подхватить ее, но она проскользнула мимо. Дверь кабинета распахнулась, и топот бегущих ног застучал вниз по ступенькам. Распахнулась входная дверь.

Выскочив на площадку, Руперт успел увидеть, как Морган добежала до ворот, огляделась и понеслась по улице, к углу, направо.

Вернувшись в кабинет, Руперт поднял стакан и поставил его на свой письменный стол. Здесь же лежал оставленный Морган кусок зеленого малахита. Руперт убрал его в ящик. Потом глубоко вздохнул и налил себе виски.

8

Выскочив за ворота, Морган сразу сообразила, что Джулиус пошел направо — в противном случае он еще оставался бы в поле зрения. Добежав до угла Гилстон-роуд, она снова глянула в обе стороны, но его нигде не было видно. Все вокруг казалось безжизненным и пустынным. Ряды припаркованных машин, неподвижные деревья, молчащие дома. Уличные фонари уже зажглись, но их свет был еще замурован в сумеречной густой синеве вечернего неба. До Болтонса путь был короче, чем до Фулэм-роуд. Она опять повернула направо. Каблуки босоножек звонко стучали по разогретому асфальту. Добравшись до Трегунтер-роуд, она внимательно всмотрелась вдаль, перешла на другую сторону и еще раз всмотрелась. Никого. Только пустая улица, сплошь уставленная зловеще пустыми автомобилями, и шары фонарей, ярко лучащиеся в постепенно темнеющем воздухе. От неверного света рябило в глазах. Задыхаясь от страха и напряжения, она снова пустилась бежать по левой дуге Болтонса. Проделав полпути, вынуждена была остановиться и без сил прислонилась к стене, судорожно хватая ртом воздух и задыхаясь от разрывающих грудь эмоций. Потом опять быстрым шагом пошла вперед. Стараясь не потерять равновесия, вела рукой по оштукатуренным, кремово-желтоватым балюстрадам. Почти у самого конца дуги увидела вдруг замаячивший впереди светлый силуэт. Это был Джулиус. Пройдя по другой стороне овала, он теперь приближался к перекрестку с Олд-Бромптон-роуд.

— Джулиус! — но это был лишь еле уловимый шепот. Как во сне, из ее горла не вылетело ни звука, а он, крупно шагая, все удалялся и удалялся.

Морган снова пустилась бежать и настигла его на углу Олд-Бромптон-роуд, где он приостановился, оглядываясь и явно надеясь поймать такси.

— Джулиус, это я.

Он обернулся. На лице ни тени удивления, только легкое недовольство и озабоченность. Почти тут же снова переключил внимание, вглядываясь то в одну, то в другую сторону.

— Джулиус…

— Не надо было так бежать.

— А что мне еще делать! — выкрикнула она с отчаянием. — Бежать, бежать, бежать…

Джулиус все еще высматривал такси. Свет уличных фонарей отражался в стеклах его очков. Он был в рубашке с открытым воротом и светло-желтой полотняной куртке.

— Прошу меня извинить, — ответил он, — но я очень спешу, у меня назначена встреча.

— Зачем ты приходил на Прайори-гроув? Ведь ты понимал, что увидишь меня! Ты сделал это специально. Но почему? Почему?

— Непроизвольный импульс. Приношу свои извинения. Теперь я, к сожалению, должен идти.

Он зашагал по Олд-Бромптон-роуд в направлении Южного Кенсингтона. Морган, стараясь не отставать, шла рядом. На тротуаре было теперь много народу, и ее то и дело оттесняли. Она опять начала задыхаться. Воздействие его присутствия здесь, совсем рядом, словно лишало ее воздуха.

— Джулиус, — крикнула она, — не беги так, пожалуйста, нам нужно поговорить!

— О чем? По-моему, все уже сказано.

— Господи, Джулиус, зачем ты приходил? Я не в себе, помоги мне, ведь все это из-за тебя, и некому, кроме тебя, помочь мне.

— Я против мелодраматических речей на публике. То, что вы говорите, вряд ли соответствует истине. А я спешу, меня ждут в другом месте. Всего хорошего.

— Погоди. Минуту, всего минуту, и потом я уйду, обещаю.

Они остановились на углу Дрейтон-гарденс и стояли теперь лицом к лицу. Рядом, на том же углу, золотисто светились окна пивного бара, изнутри доносился мерный гул голосов. Небо уже совсем почернело.

— Давай зайдем в этот бар, — попросила Морган. Ей казалось, стоит присесть, и она сразу соберется с мыслями.

— Как вам известно, я терпеть не могу пивные.

— Джулиус, помоги мне.

— Морган, ты взрослый человек и должна помогать себе сама. Но если тебе совершенно необходимо обременять окружающих, взвали свои проблемы на сестру и зятя. Они откликнутся с восторгом. Я не сиделка.

— Джулиус, да, я ушла от тебя. Но ты ведь заставил меня уйти. Сам знаешь, что заставил.

— Это бессмысленный разговор чисто теоретического плана. Не хочу, чтобы мои слова прозвучали жестоко, но то, что ты делаешь, только расстраивает обоих. К тому же для меня упомянутый эпизод давно в прошлом.

— Я понимаю, тебе больно, ты обижен…

— Ни то ни другое. Я просто хочу, чтобы ты осознала себя человеком, наделенным свободной волей и разумом, и приготовилась пользоваться этими дарами вдали от меня.

— Но я по-прежнему люблю тебя.

— С этим тебе предстоит разобраться самостоятельно. Существует немало широко известных способов уничтожения любви.

— Но я не хочу ее уничтожить! Джулиус, разве ты меня больше не любишь?

— Потрудись говорить потише. И, пожалуйста, вспомни: я никогда не обещал тебе любви и ни разу не говорил, что люблю тебя.

— О господи, ведь это правда. — Слезы не полились, вырвался только хриплый рыдающий звук.

— Мне казалось, что недопонимания не было.

— Я никогда не могла принять это, — сказала она. — О боже мой, боже мой…

— Успокойся. Пожалуйста, помни, что мы на улице. Как тебе хорошо известно, мне неприятны подобные сцены и неприятны женщины, не умеющие справляться со своими эмоциями. Когда-то я считал, что ты к ним не относишься. И полагал, что в этом смысле ты редкость. Я ошибался и приношу извинение за ошибку. В самом начале я объяснил тебе, что любви дать не могу, и ясно дал понять, что предлагаю. Казалось, ты приняла это. Но на деле сочла возможным исходить из допущения, будто я все же испытываю к тебе те чувства, которые ты хотела бы во мне вызвать.

— Именно так все и было, — сказала Морган. — Но оно не могло быть иначе. Я так любила тебя. И ты был со мной. О господи…

— Постарайся взять себя в руки. Повторяю, мне очень жаль, что все это звучит так холодно. Вполне возможно, я огорчен не меньше, чем ты. Но мои рассуждения о чувствах вряд ли тебе помогут. Ты умная женщина, попытайся это понять.

— Я понимаю, — сказала она. — Я понимаю, что это ад. Джулиус, мы владели такими сокровищами, неужели нельзя сберечь хоть частицу? Ты лучшее, что было у меня в жизни. Я понимаю, что ты меня не обманывал. Никогда. Я сама обманывала себя. Но, прошу, дай мне теперь хоть малость.

— Чего ты хочешь?

— Дружбы, поддержки, понимания…

— Это или чересчур много, или опять работа сиделки. Оба варианта для меня невозможны. Удивляюсь, как ты не видишь этого. Прежде казалось, ты меня понимала.

— Я сейчас взвинчена и ничего не соображаю. Давай встретимся снова. Пожалуйста. Скажи, что мы встретимся, и это даст мне силы жить дальше. Я успокоюсь, ко мне вернется благоразумие.

— Бессмысленно. Ты сама признаешь, что больна. И я, безусловно, не в состоянии исцелить тебя, так как являюсь причиной этой болезни.

— Ты должен нести ответственность! Все это твоя вина.

— У тебя начинается истерика. Я спешу и вынужден распрощаться.

— Ты что, отказываешь мне во встрече?

— Да. То, что ты говоришь, относится к драме, которая существует теперь только в твоем воображении. Все в этом мире имеет конец, и в данном случае мы должны его констатировать. Повторяю: я больше не хочу тебя видеть. И когда ты спокойнее проанализируешь ситуацию, то тоже поймешь, что дальнейшие встречи были бы так же бессмысленны и болезненны, как и эта. А теперь давай, не откладывая, расстанемся. Спокойной ночи.