Петля для скалолаза

– Я еще молода. У меня впереди еще целая жизнь. Я не хочу погибать из-за какого-то авантюриста. Пусть он остается здесь или, если может, возвращается назад.

Я не стал переводить. Тенгиз терпеливо ждал.

– Ну так? – напомнил он. – Чего задумался? Что она там проблямкала?

– Она сказала, что, как и я, никуда не пойдет без Глушкова.

Тенгиз с недоверием покосился на Мэд, затем заглянул мне в глаза и нехорошо улыбнулся.

– Врешь ведь? – спросил он. – Точно врешь! В гробу она видала твоего Глуховина. Писала она на него с вершины Казбека. И сейчас я тебе докажу, что это так.

Он вдруг снял с плеча автомат и сдвинул вниз лепесток предохранителя. Я почувствовал, как у меня похолодела спина.

Тенгиз протянул девушке автомат. Она смотрела себе под ноги и не двигалась. Когда короткий черный ствол приблизился к ее глазам, она с каким-то удивлением взглянула на оружие, словно впервые видела этот предмет, затем подняла глаза на Тенгиза, будто спрашивая: не шутит ли он.

– Бери, бери! – кивнул Тенгиз. – Не стесняйся, здесь все свои.

Мэд взялась за цевье. Тенгиз разжал пальцы, и автомат оказался в руках девушки.

– Ты сошла с ума, – сказал я Мэд. – Неужели ты сделаешь это?

– В нем нет патронов, – улыбнувшись краем губ, сказала она, и вдруг я заметил, что она смотрит куда-то в сторону, поверх моей головы, и ее глаза стремительно наполняются кровавым отблеском. Я круто повернулся, и в первое мгновение мне показалось, что по натечному льду пологого склона на нас несется красная лавина.

– Что это, господи?! – негромко произнес Тенгиз.

На склоне громко шипел, разбрызгивал искры и кровенил лед сигнальный патрон. Плотные клубы ярко-красного дыма дирижаблем взмывали в небо, вытягивались по ветру в косой эллипс.

– Кто это поджег? – крикнул Бэл.

Мы все переглянулись. Гельмут вздохнул и пожал плечами. Мэд кинула быстрый взгляд сначала на меня, потом на Глушкова.

– Мы все были здесь… – сказал я, но Бэл меня перебил и поднял палец вверх:

– Тихо!

Он поднял лицо, глядя на небо. До нас долетел слабый, но нарастающий с каждой секундой рокот. В первое мгновение мне показалось, что в километре-двух от нас сошла лавина, но рокот становился громче, выразительней, он струился сверху, из-за скального гребня.

– Вертолеты! – крикнул Тенгиз, выхватывая из рук Мэд автомат.

Бэл все еще крутил головой, но ничего не видел.

– Сваливаем! – коротко приказал он Тенгизу.

Рокот нарастал, я уже чувствовал, как дрожит воздух и ледовый балкон, на котором мы стояли. Волна восторга обожгла все внутри. Звук вращающихся лопастей уже бил по ушам, и вот, на мгновение закрыв собою солнце и кинув огромную тень на ледник, над нами пронеслась пара «Ми-двадцатьчетверок».

Стало тихо. Я все еще смотрел на ломаный край хребта, похожий на зубы чудовища, сожравшего два вертолета одним махом. Неужели они нас не заметили? Но ведь красный сигнальный дым невозможно было не заметить!

– Они летели напротив солнца, – услышал я голос Гельмута. – Они не видели нас. Плохо…

Я опустил голову. Старый вояка по-прежнему сидел верхом на своем рюкзаке.

– Послушайте, Гельмут, – изумленно произнес я, озираясь по сторонам. – Это вы сделали? У вас есть сигнальные патроны?

Немец отрицательно покачал головой.

– К сожалению, Стас. Если бы я имел такой патрон, то я зажег бы его много раньше.

– А где Илона? Где Глушков?

Мэд и неприметный герой бесследно исчезли.

Глава 15

Я схватил немца за руку и потащил за собой. Он слабо сопротивлялся, спотыкался, падал. Я бежал по тропе в ту сторону, откуда мы пришли.

– Да пошевеливайтесь же вы! – поторапливал я Гельмута. – Пока они не опомнились!.. Что вы все время падаете?

Край снежного карниза под нами очень кстати обломился, и мы съехали по ледовому языку до кучки каменного мусора, где слегка потрепали свои пуховики. Рядом гудел сквозняком обросший сосульками камин. Я затолкал туда Гельмута, а затем втиснулся в узкий проем сам, как в переполненный автобус.

Там мы отдышались.

– Куда они разбежались?

Гельмут блеснул своими фарфоровыми зубами.

– Илона бежала наверх. А Клюшкофф бежал вниз. Он совсем плохо думал.

– И какого черта их куда-то понесло! Надо было всем оставаться на месте. Была прекрасная ситуация – террористы испугались вертолетов и смылись.

– Что есть «смылись»? – не понял Гельмут.

– Гельмут! – вздохнул я. – Лучше бы вы те четыре года не воевали, а как следует учили русский! Я с вами разговариваю, как с ребенком… Почему вы не остановили Илону, когда она побежала? Она ведь стояла рядом с вами.

– Илона боялась этот хеликоптер. Она думала, что сейчас он будет стрелять.

– Думала! Откуда вы знаете, что у нее вертелось в голове? Мне кажется, что она вообще ни о чем не думала! Все побежали, и я побежал!

– Я не понимаю, что вы говоришь.

– Да это я так… В порядке бреда.

Он меня, видите ли, не понимает! Это я не понимаю их всех! Такой удачный момент – и все коту под хвост! Кто-то очень вовремя поджег сигнальный патрон, и вертолеты пронеслись над нами явно только благодаря красному дыму. Но вместо того, чтобы орать, размахивать руками, Мэд зачем-то стала прятаться. А этот неприметный герой? То подыхал от гипоксии и даже не реагировал на ствол автомата, то вдруг в мгновение ожил и полетел за бандитами, опережая вертолеты. Крыша у них поехала, что ли? Может быть, проявился тот странный психический феномен, когда заложники вдруг начинают видеть в террористах своих союзников, а в освободителях – своих врагов?

Гельмут, искоса наблюдая за мной, грыз кончик сосульки. Активный, энергичный, в любой подходящий момент готовый взять инициативу в свои руки, он сейчас спокойно ждал, что я ему предложу. Скрытный дедуля, душа – не то что потемки, а настоящий черный ящик, который простому смертному никогда не прочесть. Хоть бы для приличия показал, что волнуется за внучку.

– Они вернутся? – спросил Гельмут.

Вопрос был даже не двусмысленным. Я потерялся в догадках, кого немец имел в виду.

– Вы о вертолетах? – уточнил я. – Или о бандитах? А может быть, об Илоне и Глушкове?

Гельмут рассмеялся. Он умел красиво смеяться.

– Мне казалось, что вы думаешь, как и я.

– К сожалению, ваши мысли для меня недосягаемы…

Я хотел добавить, что мне не ясно и то, почему Гельмут так спокойно отреагировал на поведение Илоны, как вдруг в проеме камина, на ослепительно белом фоне, появилось лицо Тенгиза.

– Эй, пингвины! – восторженно заорал он. – А что это вы тут делаете? Дождь давно закончился!

Я даже мысленно обзывать себя не стал. Нет такого ругательства, какого бы я заслужил. В горах негромкий разговор слышен за сотни метров, и кому, как не мне, начальнику КСС, об этом знать. Тенгиз приказал нам завести руки за голову и подниматься друг за другом по своим же следам. Я смотрел на спину Гельмута, на то, как он без помощи рук пытается взобраться по плотному, сбитому из снежной пыли насту, и меня начал сотрясать смех. Приэльбрусье – проклятое место для Гельмута. Второй раз за свою жизнь он идет здесь под конвоем, держа руки за головой. В сорок четвертом – егерем дивизии «Эдельвейс», в девяносто шестом – миссионером. Я хоть и не суеверен, но наверняка сделал бы вывод: лимит предупреждений исчерпан, и следующая встреча Гельмута с Приэльбрусьем может стать последней. Возможно, это и есть последняя.

Мы поднялись на ледовый балкон, откуда несколько минут назад вся группа милейших людей разбежалась в разные стороны и по разным мотивам. Глушков, стоя на коленях, ел снег. Шапочка-менингитка валялась рядом, напоминая вспоротый и ополовиненный детский мячик. Мэд стояла в стороне, скрестив руки на груди, и с брезгливым видом смотрела на неприметного героя.

– Что, тараканы? – громко говорил Тенгиз, прохаживаясь по вытоптанной площадке. – Совсем соображение потеряли от счастья? Куда это вы от нас бежать вздумали? Кому вы здесь, кроме как нам, нужны? – Он повернулся ко мне и сунул под нос полуобгоревшую гильзу сигнального патрона. – Я тебя спрашиваю, переводчик! Ты поджег эту хреновину?.. А ты, ожившая мумия вермахта? Фронтовую молодость вспомнить захотел?.. А ну, всем надеть рюкзаки! В одну шеренгу становись! Сейчас проведем миссию примирения!